Индустрия несвободы

Считается, что в тюрьмах заключенные должны раскаиваться и исправляться. Но, помимо прочего, они должны еще и приносить прибыль — особенно если речь идет о частных учреждениях в США. В какой-то момент американские власти поняли, что государственная пенитенциарная система уже не справляется с наплывом заключенных, и обратились к услугам частных фирм. Оказалось, что те способны извлекать доход даже из такого ресурса, как уголовники, и ради дополнительной прибыли готовы эксплуатировать своих подопечных, как в старые недобрые времена. «Лента.ру» разбиралась в феномене нового рабства, корни которого уходят в недавнее прошлое Америки, о котором не любят вспоминать.

Южный штат в США. Чернокожие мужчины работают на огромной хлопковой плантации — с утра до вечера, на износ. Их охраняют такие же невольники, как они, вооруженные хлыстами и огнестрельным оружием, готовые применить силу, если кто-то будет лениться. Каждый пятый работник в результате умрет, но никому нет до этого дела. Можно подумать, что это образ из XIX века или раньше — но это шестидесятые годы ХХ столетия: время хиппи, сексуальной революции и борьбы за права меньшинств. В то время, как в городах слушали The Beatles, негры на хлопковых полях распевали те же песни, что их предки во времена рабства.

Тогда большинство тюрем на территории бывшей Конфедерации выглядели как рабовладельческие плантации. Одной из них, находившейся в Техасе, руководил человек по имени Террел Дон Хатто. Он делал это так эффективно, что в 1971 году ему доверили управлятьвсей пенитенциарной системой штата Арканзас. На этой должности его также ждал успех — деньги стабильно шли в бюджет штата.

Возможность получать прибыль за счет труда заключенных натолкнула эффективного управленца на мысль о собственном предприятии — и в 1983 году он вместе с еще двумя бизнесменами основал первую систему частных тюрем, чьи акции можно купить на рынке ценных бумаг. Коррекционная корпорация Америки, или CoreCivic Inc., с тех пор сильно разрослась — сейчас ее оборот оценивают в 1,8 миллиарда долларов.

Идея экономически выгодной тюрьмы вовсе не нова — уже в 1844 году штат Луизиана превратил в бизнес одну из своих тюрем. Для предпринимателей в южных штатах труд заключенных был выгодным способом нагнать промышленный север США. «Если из труда двадцати рабов можно получить несколько тысяч долларов прибыли, почему бы не использовать похожим образом труд двадцати преступников?» — писала в то время газета Texas Register.

Рабов вскоре запретили использовать: в 1865 году закончилась гражданская война, и Конгресс принял тринадцатую поправку к Конституции. Согласно ее тексту, в стране «не должно существовать ни рабство, ни подневольное услужение, кроме тех случаев, когда это является наказанием за преступление». Этоисключение в законеи стало лазейкой для появления грандиозной индустрии, существующей по сей день.

Плантаторы Юга проиграли войну, но не собирались терять свои прибыли: приватизация тюрем заметно ускорилась после отмены рабства. На плантациях не хватало работников, а четыре миллиона бывших невольников не особенно хотели возвращаться к бывшим хозяевам.

Распространилась практика«лизинга заключенных»— власти сдавали преступников в аренду, чтобы те своим трудом обеспечивали прибыль владельцам шахт, строителям дамб и железных дорог и производителям хлопка. Однако было ясно, что для развития экономики, зависевшей от рабов, заключенных не хватает — и предприниматели привлекли на свою сторону закон. Президент Абрахам Линкольн, противник рабства, к тому времени был убит, а его преемник Эндрю Джонсон считал, что во внутренние дела штатов не стоит вмешиваться.

Так что уже в конце 1865 года Миссисипи и Южная Каролина приняли законопроекты, специально направленные против освобожденных чернокожих. В течение следующего года за ними последовали и остальные южные штаты. Многие нормы, установленные ими тогда, оставались в законодательстве до второй половины XX века.

Некоторые из них обязали негров подписывать только рабочие контракты сроком в год, другие ограничили список собственности, которой могли владеть чернокожие, третьи обязывали их работать только на полях или в прислуге, в противном случае облагая их дополнительным налогом. И в большинстве новых запрещающих мер были предусмотрены крайне суровые наказания — так, чтобы как можно больше освобожденных рабоввернулись к работе на своих бывших хозяев.

Перенаселенные исправительные учреждения стали мощным стимулятором экономического роста: бывшие рабовладельцы, арендуя преступников для своих плантаций,приумножили капиталы, превзойдя довоенные показатели. Известно, что рабский труд заключенных использовала в своих угольных шахтах US Steel — корпорация, первой в мировой истории достигшая оборота в миллиард долларов. Натаниэль Бэдфорд Форест, известный как первый лидер Ку-клукс-клана, некоторое время контролировал всех заключенных штата Миссисипи.

Во времена рабства, несмотря на всю их жестокость, о невольниках заботились хоть в какой-то мере: раб был частной собственностью его владельца, а портить без надобности собственное имущество попросту невыгодно. К осужденным преступникам отношение было совсем иным: взамен погибших из тюрьмы присылали новых работников. А смертность — в антисанитарных условиях и с очень плохим питанием — достигала худших показателей советского ГУЛАГа: погибал поройкаждый четвертый.

К ничего не стоящей рабочей силе (в некоторых штатах чернокожие составляли до 95 процентов населения тюрем) не стеснялись применять жестокие пытки и безнаказанно выжимали каждый цент возможной прибыли. Так, владелец шахты в штате Теннесси по имени Томас О'Коннер в 1871 году дошел до того, что собирал мочу зэков и продавал местным кожевенным заводам, а тела умерших на производстве отдавал за вознаграждение в медицинский институт в Нэшвилле.

Отчисления с прибылей от такого лизинга были лакомым куском для государственных властей: к 1898 году в штате Алабама они составляли примерно73 процента дохода всего бюджета. В начале XX века как из-за общественного давления по поводу нечеловеческих условий жизни заключенных, так и из-за финансовых интересов южные штаты запретили сдавать заключенных в аренду и выкупили у собственников плантации. Тюрьма как бизнес вновь возникла лишь спустя десятилетия.

Предприимчивые управленцы, готовые зарабатывать деньги на не самых чистых методах, оказались как нельзя кстати уже в наши дни, когда пенитенциарная система США столкнулась с перенаселением. Наплыв заключенных, многие из которых получили увеличенные в рамках «Войны с наркотиками» сроки за наркопреступления, заставлял власти штатов задумываться об экономии — и бывшие тюремные администраторы, такие, как Террел Дон Хатто, были готовы взяться за исправление преступников по сниженной цене.

Индустрия начала стремительно развиваться — к 2018 году суммарный оборот трех ключевых и нескольких небольших тюремных корпораций вырос на 700 процентов ипревысил 7,4 миллиарда долларов. От 8 до 10 процентов из примерно 2,3 миллиона американских зэков находятся в частных тюрьмах — и это с учетом того, что во многих штатах к их услугам не прибегают вовсе. Как правило, предприятия такого рода действительно приносят штату выгоду, сохраняя до 30 процентов стоимости содержания каждого заключенного по сравнению с государственной тюрьмой.

Для того чтобы добиться таких показателей, экономят практически на всем. В тюрьме, которой владеет частник, могут значительно хуже убирать и готовить. Часто население тюрьмы не получает необходимой медицинской помощи: известен случай в штате Нью-Йорк, когда заключенного с проломленным черепом вместо врача отвели в карцер, после чего он впал в кому и умер.

Не лучше дело обстоит и с психологической поддержкой: бывает, что на всю тюрьму работает на неполную ставку один-единственный психолог. Такая ситуация приводит не только к суицидам, но и к вспышкам насилия. А когда они происходят (почти на30 процентовчаще, чем в государственных тюрьмах), помощи тоже ждать не стоит. Охранники, получающие почти минимальную зарплату и порой прошедшие всего лишь трехнедельный обучающий курс, бывают вооружены одними лишь рациями — и, конечно, не готовы качественно выполнять свою работу.

На видео, опубликованном в 2018 году The New York Times, заключенного избивают в течение 30 минут — и охрана появляется только тогда, когда драка уже кончилась. В том же репортаже приведен рассказ заключенного: на него напал сокамерник, а двое присутствовавших охранниковубежаливместо того, чтобы вмешаться.

Такие условия, конечно, не могут не сказаться на главной декларируемой функции тюрем — исправлении преступников. Американские тюрьмы в целом страдают от влияния этнических банд, но там, где с заключенными не в состоянии справиться охрана, атмосфера насилия еще гуще. Развитый черный рынок запрещенных веществ и самодельного оружия, экономия на образовательных и реабилитационных программах — все это приводит к росту и без того высоких показателей рецидивизма.

Каждый второй американский осужденный в течение трех лет возвращается за решетку. Это и так удручающая цифра — но, согласно докладу 2017 года, срок в тюрьме, которая гонится за прибылью, увеличивает риск нового заключенияпочти на 20 процентов.Такое влияние на преступность в итоге оборачивается огромными новыми тратами для американских налогоплательщиков и поднимает резонный вопрос о реальной выгоде такой системы для общества. На него ответили сразу несколько независимых исследований: оказалось, что с учетом всех издержек услуги частных тюрем приносятсовсем незначительнуюфинансовую пользу при всем социальном вреде, который создают.

Очевидный интерес в сохранении текущего положения вещей имелся, как минимум, у инвесторов. В 2016 году выяснилось, что в многомиллиардную индустрию активно вкладывались крупнейшие банки Соединенных Штатов: Wells Fargo, Bank of America, JPMorgan Chase, BNP Paribas, SunTrust, и U.S. Bancorp. Держась на плаву с их помощью, тюремные корпорации предпринимали все легальные усилия, чтобы обеспечить себе безбедное будущее, а именно — прибегали к лоббизму.

Одна только CoreCivic с 1999 по 2010 год вкладывала в среднем1,4 миллиона долларовв продвижение своих интересов на федеральном уровне и нанялаболее 70 лоббистовв штатах, где находятся ее предприятия. Кроме того, она, как и другие игроки этого рынка, входит в Американский законодательный совет (ALEC) — организацию, помогающую законодателям штатов (в основном из Республиканской партии) разрабатывать законопроекты.

Таким образом, владельцы частных тюрем имеют доступ кнепосредственному источникусвоего дохода — к законам, по которым люди оказываются в тюрьме. Естественно, что компании, зарабатывающие на содержании заключенных, заинтересованы не в справедливом законодательстве, а в таком, при котором как можно большее число людей пробудет за решеткой как можно больший срок.

К таким мерам относится, к примеру, принятый во многих штатах «закон трех ошибок» — он гарантирует, что преступник, осужденный за два тяжких преступления, за третье гарантированно получит или пожизненное заключение, или длительный срок. И этот закон вполне можно назвать причиной того, что к 2003 году число пожизненных приговоров выросло более чем на 80 процентов.

В XIX веке выгодополучатели лизинга заключенных рассчитывали на Демократическую партию — именно демократы тогда отстаивали позиции расовой нетерпимости. Теперь ситуация развернулась на 180 градусов, и интересы тюремных корпораций защищают, как правило, республиканцы. И когда демократ Барак Обама в конце своего президентского срока объявил, что стране пора покончить с частными тюрьмами, предприниматели пошли на многое, чтобы его не сменила Хиллари Клинтон с такими же взглядами на проблему.

Они вложили историческирекордный объемсредств как в кампанию Дональда Трампа, так и в фонды Республиканской партии. Консерваторы (вместе с небольшим числом либералов) получили от них более 1,6 миллиона долларов на выборах в 2016 году и почти столько же на промежуточном голосовании в 2018-м.

Поначалу это возымело свои плоды: придя к власти, администрация Трампа отменила директиву Обамы, предусматривавшую ликвидацию этой индустрии, и даже подготовила для предпринимателей-тюремщиков огромные льготы. Их деятельность (под влиянием лоббистов) собирались пересмотреть как сдачу в аренду койкомест — это позволило бы им платить сразу на 25 процентов меньше налогов.

Появившиеся было надежды на сладкую жизнь при республиканцах стали рушиться, когда СМИ и политики обратили внимание на условия, в которых содержатся задержанные пограничными службами мигранты. Вопрос того, как поступать с нелегалами, разделил американское общество — но спорить с тем, что они и их дети находятся практически в концлагерях, трудно даже завзятым сторонникам жесткого контроля и депортаций.

И именно тюремные фирмы были ответственны за эти условия — на них приходитсяболее 65 процентовконтрактов на содержание иностранцев. В начале президентского срока Трампа это позволило им вернуть барыши, но с ростом общественного недовольства миграционной политикой дало обратный эффект — налогоплательщики оказались недовольны как целью расходования их средств, так и методами.

Акции компаний, резко выраставшие в 2017 году, рухнули в два раза — до тех показателей, что были при Обаме. Под давлением правозащитных и лоббистских групп банки-инвесторы стали один за другим отзывать свои средства из жестокой индустрии. С тюремными корпорациями и так сотрудничали лишь 23 штата из 50, теперь же штат Нью-Йорк собирается впервые запретить пользоваться их услугами на законодательном уровне.

В 2017 году Террел Дон Хатто выступал перед акционерами своей компании с речью о том, как его деятельность служит общему благу. Сейчас 84-летний тюремщик видит, что общество рассуждает совсем иначе и построенная им империя несвободы сотрясается и может рухнуть. Остается ли он в плену иллюзий о пользе дела своей жизни для Америки или же давно все понимает — можно лишь гадать.

Степан Костецкий