«Ты просто не знаешь, на что они способны»

В Сургутской травматологической больнице за два месяца покончили с собой две медсестры. 41-летнюю медсестру-анестезиста Аяжан Ташмагамбетову нашли мертвой 21 октября 2021 года, ее коллега Ираида Петрова свела счеты с жизнью 27 декабря, за четыре дня до Нового года. Знакомые погибших уверены, что это произошло из-за травли со стороны руководства и других медсестер и чрезмерно тяжелых условий труда. Заведено дело о доведении до самоубийства, хотя департамент здравоохранения Югры при проверке больницы не выявил никакой связи между гибелью женщин и действиями руководства. Что произошло в Сургуте — в материале «Ленты.ру».

Аяжан Ташмагамбетова и Ираида Петрова работали медсестрами-анестезистами в Сургутской клинической травматологической больнице. По словам собеседников «Ленты.ру», обе были уравновешенными, спокойными, никогда ни с кем не шли на конфликт, но были «правдорубами» — не боялись говорить то, что думают.

«Могли поговорить с любым начальником, найти к нему подход. Непьющие, некурящие, скромные женщины — просто ангелы», — так описывает медсестер их коллега Ольга, которая проработала с ними пять лет.

К Аяжан как к опытному специалисту обращались многие сотрудники отделения, и она никогда не отказывала в помощи: объясняла детали работы, показывала как работает аппаратура. Однажды у одной из сотрудниц случилась беда: ее дочь бросил муж, молодая женщина с ребенком осталась в другом городе без помощи и без денег. Аяжан помогла медсестре отпроситься у начальства и собрать необходимые для увольнения документы.

С супругом Радиком Аяжан познакомилась в 2011 году, когда уже работала в больнице. Пять лет назад у них родилась дочь Сатия, которую родители ласково называли Сати — долгожданный ребенок. В свободное время они всей семьей смотрели фильмы, вместе готовили, играли и гуляли. Страстно любили путешествовать: побывали в Красноярском крае, на Байкале, объездили весь Крым на машине, жили в палатках. Планировали следующий отпуск — мечтали отправиться на Дальний Восток и впервые попробовать крабов.

Во время ночных смен, если не было срочных операций и других задач, Аяжан делала поделки из бумаги и газет. Так было легче переносить тяжелые рабочие сутки.

И муж, и коллеги говорят, что она горела работой, «хотела спасать людей».

Ираиду коллеги тоже любили. «Когда она ждала ребенка, все равно помогала, — говорит сотрудница больницы. — Я только полгода работала, не знала некоторых деталей. А она говорила, что она беременная, а не больная, поэтому не будет сидеть на месте».

У Ираиды остались двое детей: 19-летняя дочь и 8-летний сын.

Но на работе все было не так гладко. «Лента.ру» поговорила почти с десятком сотрудников Сургутской травматологической больницы, и все они повторяли одно и то же: были неоплачиваемые ковидные переработки, махинации с медикаментами и документами, унижения и оскорбления от начальства. На планерках старшая медсестра Ольга Матвейчук могла нецензурно выругаться или начать публично и в жесткой форме отчитывать провинившегося сотрудника.

После планерки медсестры поднимались в операционный блок печальные и опустошенные. Аяжан жаловалась, что на одном из собраний старшая медсестра кричала, что было бы у нее ружье, она бы «всех их, чурок, расстреляла». Она говорила: «Если что-то не нравится — иди ***** увольняйся, но на работу тебя в Сургуте больше не возьмут». По словам коллег погибших, угрозы были вполне обоснованными: старшая медсестра могла позвонить в другие поликлиники и сказать, что сотрудник плохо выполняет свои обязанности и его брать на работу категорически нельзя.

Раз в несколько лет медсестры сдавали экзамены на повышение квалификации. По их словам, готовиться им помогала как раз Аяжан. А старшая медсестра, утверждают они, могла потребовать денег за успешное прохождение экзаменов.

Последней каплей перед жалобой Аяжан в трудовую инспекцию стало нежелание Матвейчук пойти ей навстречу и скорректировать график работы. Нередко случалось, что Аяжан и Радик работали ночью, а дочка оставалась дома одна. Старшая медсестра предложила привести Сатию в больницу и оставить с ней на ночь, пока Аяжан работает. Таким предложением родители остались очень недовольны.

Жалобу Аяжан составила сама с помощью юриста, подписать ее согласились и другие медсестры-анестезиологи. Когда информация дошла до руководства, на планерках началось давление: каждый день допытывались, кто написал бумагу. Через неделю Аяжан не выдержала и призналась, что это сделала она. Почти все коллеги тогда сдали назад: в опросе об условиях труда написали, что всем довольны и претензий не имеют.

После этого угрозы и оскорбления навалились на Аяжан с удвоенной силой: по словам супруга, сотрудники ее бойкотировали, кто-то даже пошутил во время операции: «Ого, ты еще не уволилась?». Коллеги Аяжан говорят, что ей не разрешали уходить на обед, порой запрещали другим медсестрам подменять ее на долгих операциях.

В итоге за Аяжан заступилась Ираида, чем вызвала недоумение у коллег: всем было известно, что старшая медсестра — крестная ее дочери. Еще до событий с жалобой Ираида пыталась поговорить с Матвейчук, убедить ее в том, что медперсонал не заслуживает такого плохого обращения. Когда Аяжан собиралась подавать жалобу, Ираида отговаривала ее, объясняла, что это бессмысленная затея: в 2012 году работники уже пытались жаловаться заведующему, но он лишь пожал плечами и сказал, что ничего поделать со сложившейся ситуацией не может.

Аяжан решила уволиться по собственному желанию. Тогда ей начали угрожать, что с работы она отправится только в тюрьму — найдут, за что ее посадить и подадут в суд за клевету. Аяжан приходила домой в слезах и однажды все рассказала мужу. Он при ней позвонил юристу, который помогал составить жалобу. Тот посоветовал женщине не верить в необоснованные угрозы, но Аяжан это не успокоило:

На следующее утро, 21 октября, семья, как обычно, отправилась по делам: супруги поехали на работу, а дочку отвезли в садик. Ближе к обеду Радик несколько раз написал Аяжан, но не получил ответа. Супруг подумал, что она на сложной операции и просто не взяла с собой телефон. Забрав дочь из садика, он вернулся домой и обнаружил Аяжан на кухне мертвой — молодая женщина покончила с собой.

После первого трагического случая давление обрушилось на Ираиду. Но, в отличие от Аяжан, ее унижали не открыто, а исподтишка: могли подойти в сестринской или в коридоре и спросить, довольна ли она, что ее коллега погибла. В итоге Ираида замкнулась в себе: перестала общаться с медсестрами и лишь коротко отвечала на вопросы по работе. Ее близкая подруга рассказывала коллегам, что та винила себя в смерти Аяжан и очень переживала, что не пошла с ней до конца. Тем не менее клялась, что не сведет счеты с жизнью.

В последний рабочий день Ираида пришла на работу и по традиции принесла пироги и торт — проставиться перед отпуском. В какой-то момент одна из медсестер заметила, что она сидит и плачет. Проходившая мимо коллега бросила небрежную фразу: «Может быть, нужно пойти и заявить в полицию, что ты виновата в ее смерти?». Ираида ничего не ответила.

Днем накануне трагедии все было вроде бы спокойно: Ираида с семьей были в магазине, она купила зимнюю шапку и платье. А ночью женщина покончила с собой.

После первой трагедии следователи возбудили уголовное дело по подозрению в доведении до самоубийства. Но проверка, проведенная 30 декабря, не выявила нарушений. По словам бывшей коллеги погибших Олеси Губановой, о скором прибытии ревизоров знали заранее и «вывозили просрочку "КамАЗами"».

Позже департамент здравоохранения Югры отчитался, что не обнаружил связи между первым самоубийством и давлением со стороны руководства. Однако 12 января председатель Следственного комитета России Александр Бастрыкин взял на контроль расследование самоубийства двух медсестер и поручил доложить о проведенном следствии руководителю регионального управления ведомства.

Как рассказали бывшие и действующие работники Сургутской травматологической больницы, старшая медсестра ни разу не появилась на работе после второго самоубийства. Угрозы персоналу на время прекратились. За несколько часов до публикации этой заметки одна из сотрудниц сообщила «Ленте.ру», что в понедельник, 17 января, в больнице прошло собрание, на котором всех познакомили с новой старшей медсестрой отделения.

«Лента.ру» отправила официальный запрос в департамент здравоохранения Югры с просьбой прокомментировать случившееся.

О том, как справиться с давлением со стороны начальства и почему угрозы статьей о клевете чаще всего необоснованны, «Лента.ру» спросила Андрея Коновала, сопредседателя профсоюза «Действие».

«Лента.ру»: Насколько подобные ситуации распространены в России?

Коновал: Самоубийства cлучаются не так часто, но вынужденные увольнения работников — нередкая практика. Причины разные: некорректное поведение начальства, травля, необоснованные обвинения и придирки, избирательный подход к сотрудникам. Все мы понимаем, что идеальных работников не существует и в любом деле можно найти недочеты. В этом смысле травля как раз ведется в отношении одного или нескольких работников, которые чем-то не понравились начальству, вызвали неприязнь. Часто именно ответственные сотрудники оказываются мишенью для работодателя, и на них потом целенаправленно давят.

Как можно с этим бороться?

Я считаю, что в трудовое законодательство нужно вводить понятие травли. Речь именно о травле со стороны вышестоящих лиц — более сильной стороны. Должны быть сформулированы признаки таких действий, которые сейчас не попадают под административную ответственность. Иногда очень трудно доказать, что человека довели до самоубийства. Ситуации с Сургутом я пока не могу давать оценок, читал только в СМИ, что там происходит.

Почему именно медицинские работники часто становятся объектами травли?

Эта система не полностью обеспечена ресурсами, кадрами, оборудованием и лекарствами, поэтому в ней есть большие проблемы и прорехи.

Работники, сталкивающиеся с производственными проблемами, часто не поднимают эти вопросы. Такая ситуация тоже дает поле для множества социальных и трудовых конфликтов. Соответственно, увеличивается соблазн для должностных лиц решать сложные ситуации в свою пользу с помощью избирательного преследования.

Как сами cотрудники могут противостоять произволу?

Прежде всего, с этим можно бороться коллективно. Работники должны объединяться, поддерживать друг друга, проявлять солидарность. Наиболее идеальная форма — объединение в профсоюз. Это оптимально, потому что профсоюз имеет определенные законодательные гарантии своей деятельности и обладает накопленным опытом защиты прав работника.

Второй способ — предание таких случаев огласке. Он не всегда работает, если человек борется в одиночку, поэтому должна быть корпоративная солидарность работников и готовность противостоять хамству и несправедливости на рабочих местах. Еще может возникнуть риск, что работника-одиночку внесут в неформальный черный список и не будут принимать в другие места. Тогда это не выход — просто взять и уволиться, поэтому люди держатся за свои места.

Если попал в черный список — все пропало?

C неформальным черным списком, опять же, можно бороться с помощью огласки и фиксировать устройство на работу на камеру или диктофон. Если можно доказать, что человек, который претендует на вакансию, является специалистом по этому вопросу, не уволен в связи с грубым нарушением трудовой дисциплины, обладает нормальной деловой репутацией, то оснований для отказа нет. Получается, что отдел кадров действует вопреки производственным интересам. Этот вопрос можно поставить перед вышестоящими ведомствами. Но нужны доказательства. Процесс непростой.

К нам часто обращаются с подобными нарушениями. Нередко это становится причиной вступления в профсоюз, потому что люди чувствуют, что в одиночку не могут пробить эту бюрократическую стену, и ищут поддержки и защиты.

Насколько были обоснованны угрозы статьей о клевете со стороны медицинского начальства в Сургуте?

Клевета — это уголовное преступление. Оно предполагает не только распространение негативной информации, которая не соответствует действительности, но еще и злой умысел: опорочить человека или организацию. То есть человек должен быть убежден в том, что он распространяет такую информацию.

Но злой умысел — субъективная вещь, доказать его сложно. Если работник в чем-то обвиняет начальника, а начальник говорит, что этого не было, тут вряд ли будет возбуждено уголовное дело о клевете. Правоохранительные органы понимают эту сложность. В 99 случаях из 100 это попытки запугать человека. Но это не значит, что нет вообще никаких проблем с клеветой, потому что можно попасть на гражданский иск в судебном порядке о защите чести, достоинства и деловой репутации. Если вы обвиняете начальника, он может подать на вас в суд и потребовать компенсацию. Наши суды, как правило, не оценивают такие дела слишком серьезно: суммы иногда заявляются огромные, но выплачивается десять тысяч рублей. Иногда, если начальство понимает, что факт нарушения очевиден, оно лишний раз не подаст гражданский иск, потому что от самого факта участия в судебном процессе ущерба для деловой репутации будет больше.