Душманский блюз

На экраны выходит «Братство» Павла Лунгина — настроенная на честный разговор об Афгане военная драма еще до проката собрала солидную коллекцию черных меток от русского мира: начиная с гавканья Никиты Михалкова, снесшего премьеру на закрытии ММКФ, и публичных истерик вожаков ветеранских организаций и заканчивая показательной поркой в исполнении Минкульта, который посчитал фильм недостойным святого праздника Дня Победы и отложил релиз на один день. Пусть лают — тем нагляднее попадание Лунгина в нерв не только советской, но в первую очередь современной русской действительности.

Кабул, 1988 год. Сквозь помехи в радиотрансляции пробивается торжественная дикторская чеканка: «Советский Союз выполнил свою миротворческую миссию в Афганистане». Трясущимся по афганской степи полковнику КГБ Митричу (Кирилл Пирогов) и его коллеге-переводчику Володе (Федор Лавров) покой, впрочем, еще даже не начал сниться. Тут без пяти минут дембеля со скандалом обули героиновый караван на полмиллиона афгани, там сбитый из новенького американского стингера летчик парашютировал прямиком в плен к непримиримому вождю моджахедов Хашему — да еще и оказался сынком рулящего ближайшей дивизией генерала (Виталий Кищенко). Родитель, конечно, психует, грозя неосторожной операцией сорвать и без того робкую надежду кагэбэшников на грядущие переговоры с Хашемом — тот держит ключевой на пути в Таджикистан перевал Саланг, а значит, легко может превратить выход советских войск в адскую кровавую бойню.

Тем временем воины-интернационалисты попроще продолжают умирать среди величавых афганских пейзажей — те же, которым везет обмануть душманскую пулю или растяжку, ведут здесь сумеречное, почти потустороннее по оторванности от нормы существование. Те самые деды-рэкетиры легко расстаются с наживой ради двухкассетного магнитофона («Panasonic хочу», — настаивает на барахолке ухарь в убедительном исполнении Александра Кузнецова) — и тут же чуть не лишаются его в драке с собственными сослуживцами из спецназа. Меланхоличный старлей только из училища (Антон Момот), вступившись за пехоту в этой абсурдной схватке, тут же обретает прозвище Грек и приглашение в разведотряд. Ушлый прапор Абдусаламов (Ян Цапник), надеясь напоследок заработать на японский телек, дает моджахедам обещание стянуть с базы гранатомет — но, чур, деньги вперед. Разброд и шатания только усиливают абсурд последних дней войны. Вот трясется на броне БТР, задавая служивым глупые вопросы и поминая академика Сахарова, тюфяк-журналист — мечтает снять на свою камеру честный репортаж с передовой. А вот из еле спасенного «Панасоника», привязанного бечевкой к той же броне, благословляет на очередную зачистку голос Егора Летова.

Все идет по плану? В этом кино — только в виде саркастического, обнажающего жуткий, безыдейный хаос Афганской войны комментария. Пытаясь соответствовать своему противоречивому историческому материалу, «Братство», снятое Павлом Лунгиным по сценарию сына режиссера Александра, и само демонстративно избегает сквозных сюжетов и выстроенных по правилам из учебников драматургии трехактных интриг. В этом плане фильм Лунгина — прямая противоположность предыдущего подхода русского кино к афганской теме, «9 роты» Федора Бондарчука. Если тот выжимал эмоции простыми контрастами — свои — чужие, смерть — жизнь и так далее — то Лунгин осознанно оперирует в серой зоне: в его картине по-хорошему нет ни правых, ни виноватых, ни духоподъемных подвигов и героических самопожертвований. Неудивительно, что в сущности, нет здесь и полноценных, образцовых героев (в значении — протагонистов): фильм перебежками мечется по многофигурью персонажей, то укрупняя внимание к одному из них, то теряя его из вида.

Такой подход определяет некоторую рыхлость, хаотичность структуры — но, кажется, в этой фрагментарности есть и высшая логика: фрагментарным, в сущности, остается и восприятие Афгана теми, кто там не был. Что же касается тех, кто там был, то «Братство» и не занимается их приукрашиванием (нигилизм солдат в отношении миссии, которую они в чужой стране выполняют, очевиден с первых кадров, — если кто здесь постепенно и расстается с иллюзиями о службе родине, так это офицеры), но и не скрывает уважения перед ними, в итоге заполняя историю сложными персонажами. Не кажется при этом надуманным и слово, вынесенное Лунгиным в название картины — просто речь здесь идет о единении не назывном, идеологическом или национальном, а выстраданном плечом к плечу на линии огня. И даже по противоположные линии фронта — лидер моджахедов, воспитанный на «Молодой гвардии» Фадеева, по принципам и патриотизму оказывается ближе к герою Пирогова, чем, например, генерал собственной армии.

Сдержанность «Братства», идеологическая и структурная, особенно подкупает тем, что несколько последних фильмов Лунгина ее были откровенно лишены. Это, впрочем, не значит, что режиссер совсем обходится без широких, жирных мазков. Какие-то из них — вроде сцены с попавшей в западню советской колонной, в которой был грузовик усыпавшей теперь и мертвых, и живых муки — оказываются здесь наиболее мощными, почти программными. Другие решения Лунгина — как, например, навязчивый символизм самодельного кораблика, врученного пленным летчиком афганскому ребенку — кажутся уже слишком перегруженными, чрезмерными. Можно, впрочем, заметить, что чрезмерной, часто гротескной и даже пошлой была сама та война — и наверное, есть что-то достойное в том, чтобы стремиться снять на такую тему кино в первую очередь честное, а не идеально выдержанное в рамках хорошего вкуса или любой ценой зрелищное. «Братство» при всех своих недостатках получилось фильмом, именно что честным.

«Братство» в прокате с 10 мая

Денис Рузаев