Сообщение №67852757

0 +0−0Пушкинд13:08:41
30/10/2020
0 +0−0Пушкинд13:08:11
30/10/2020
Сыпал мокрый, быстро таявший снег, но улицы прусского
городка оставались белыми. Пух перин и подушек летал в
воздухе, оседая на развороченной мостовой, на подоконниках
пустых, выбитых окон. Пух облепил черепичную островерхую крышу
кирхи и труп убитой лошади с задранными к небу копытами.
Горели дома. Никто не бежал от пожара, не спасал пожитки.
Уцелевшие жители, как клопы в щели, забились в подвалы и
оттуда со страхом провожали глазами двух русских солдат,
которые брели по улице, чавкая ботинками. В мятых, прожженных
шинелях, в обмотках, в зимних ушанках и с тощими вещевыми
мешками на спинах.
Один солдат был худой и высокий, другой пониже и плотный.
Это были рядовые Моня Цацкес и Фима Шляпентох. Дотянувшие,
наконец, до Германии в поредевших рядах Шестнадцатой Литовской
дивизии.
У Шляпентоха висела на кончике сизого носа мутная капля.
Он глубоко вздыхал:
- Я бы не мог...
- То - ты, а то - я, - резко отвечал Цацкес со строгим
лицом и непривычно холодными глазами. - Око за око...
- Я бы не мог...
- Ну и заткнись!
Задолго до того, как дивизия ворвалась в Восточную
Пруссию, еще когда бои шли в Литве, Моня Цацкес, в очередной
раз контуженный, отпросился у начальства на два дня. На
попутных армейских "студебеккерах" он добрался до Паневежиса,
посмотреть, что сталось с его семьей. Смотреть было нечего.
Дом сгорел. А семью убили, как и всех евреев, не успевших
бежать из Паневежиса. Убили мать и отца Мони, двух
сестричек-подростков - Ципору и Малку, и младшего брата Пиню.
Где они похоронены, никто сказать не мог: стреляли евреев в
разных местах, в противотанковых рвах, которые опоясывали
Паневежис. Литовцев не стреляли. И кое-кто из них изрядно
поправил свои дела на еврейском добре.
Монин парикмахерский салон сохранился, и даже вывеска над
входом была та же. Два кожаных кресла фирмы "Бельдам",
купленные Моней незадолго до войны, стояли как новенькие.
Словно его дожидались. Даже не потерлись на подлокотниках.
Новый владелец салона Пранас Буткус, Монин сверстник и сосед,
бледный, растерянный, предложил ему снова вступить во
владение, а он, Пранас Буткус, выплатит компенсацию за
пользование салоном и оборудованием.
Моня отказался. До лучших времен. До конца войны.
Он как потерянный бродил по чужим теперь улицам города,
где родился и прожил все свои годы. Он не встретил в
Паневежисе ни одного еврейского лица, не услышал звуки
еврейской речи. Это было страшно. Невероятно. В какой-то
момент Моне показалось, что на свете больше нет евреев. Убили
всех до единого. И только он один почему-то жив и переставляет
ноги.
Самые
^^^Наверх^^^Обратная связь