Школа, парта, два ствола

Массовые расстрелы в школах и других общественных местах — пугающая проблема современного общества, с которой в последние годы столкнулась и Россия. Особенно остро она стоит в США, где от огнестрельного оружия каждый год погибают более 30 тысяч человек. И хотя жертв массовых убийств — шутингов — среди них меньшинство, именно они вновь и вновь дают повод для общественной дискуссии: помогут ли запреты и ограничения на продажу оружия предотвратить такие преступления. «Лента.ру» разобралась, кто и почему становится стрелком-одиночкой, каковы реальные причины массовых расстрелов и почему они стали для Америки политической проблемой.

Выстрел, перезарядка, выстрел. Ничем не примечательный подросток перемещается из класса в класс, разряжая оружие, дети прячутся под парты, полиция окружает здание — но она приехала слишком поздно. Убийца расправляется с досаждавшими ему одноклассниками и учителями или просто убивает всех, кто попадется под руку, а затем сводит счеты с жизнью или гибнет в перестрелке с полицейскими. Такова типичная картина школьного шутинга.

За последние три года подобные трагедии дважды потрясли Россию: 11 мая этого года — в Казани и в октябре 2018-го — в Керчи. К сожалению, в современном мире одинаково быстро распространяются как позитивные, так и самые негативные тренды. Неудивительно, что российские чиновники, озабоченные пагубным влиянием интернета на молодежь, каждый раз вспоминают аналогичные трагедии в американских школах «Колумбайн» и «Сэнди-Хук».

Идеи относительно того, как не допустить повторения таких преступлений, тоже в некотором смысле интернациональны: лучше контролировать подростков, ужесточить правила продажи оружия и усилить охрану школ. Но на американском опыте видно, что такие меры не дают желаемого результата, — люди продолжают погибать.

Проблема школьных расстрелов в США — часть общей мрачной картины вооруженного насилия. В среднестатистический день в стране погибают от пуль около 100 человек. Для американского резидента вероятность быть застреленным примерно в 25 раз выше, чем тот же показатель для других развитых стран, включая те из них, где население тоже свободно владеет оружием.

Первый фактор, который делает эту ситуацию возможной, — конечно, колоссальный арсенал огнестрела, находящегося на руках у американского населения. Его доступность гарантирует знаменитая Вторая поправка в американскую конституцию — но мало кто помнит, что ее отнюдь не всегда трактовали именно таким способом.

«Поскольку хорошо организованное ополчение необходимо для безопасности свободного государства, право народа хранить и носить оружие не должно нарушаться», — гласит поправка, принятая вскоре после того, как мятежные колонии встали под ружье для борьбы с английской короной. О том, что это автоматически означает свободное право на оружие — не коллективное, в рамках ополчения, а частное, — договорились только в конце XX века, а окончательно Верховный суд утвердил такую интерпретацию только в 2008 году.

Бывший председатель высшего органа судебной системы США Уоррен Бергер назвал это решение «величайшей махинацией, (...) которую группа заинтересованных лиц когда-либо проворачивала с американской публикой», — считается, что на него повлияло оружейное лобби. Так или иначе, оно утвердило существующее положение вещей.

Жители США владеют 46 процентами всего легального оружия в мире. На каждую сотню американцев приходится более 120 стволов — на втором месте по этому показателю находится Йемен с 58 единицами оружия. Другие страны значительно отстают: в Канаде на 100 человек около 35 единиц, в Швейцарии — 28, а у французов и немцев — всего по 20.

В США оружие имеет каждый третий, сообщает о наличии огнестрела дома почти половина жителей — 44 процента. При этом спрос на него растет: за 2020 год в США продали 23 миллиона единиц — рекордный показатель за все время.

Такое распространение оружия явным образом коррелирует с числом соответствующих смертей: с небольшими исключениями США опережает другие развитые страны по числу жизней, унесенных пулями. Та же закономерность и внутри страны: штаты с наибольшим количеством стволов на душу населения лидируют и по объему насилия с их использованием.

С тем, что у граждан Соединенных Штатов нездоровые отношения с огнестрельным оружием, согласны не все американцы. Статистика показывает, что большой проблемой этот вопрос считает примерно половина взрослого населения. При этом вооруженное насилие и законы, призванные с ним бороться, — одни из важнейших вопросов, которые раскалывают американское общество: голосования по нему довольно четко совпадают с разделением по политическим симпатиям и демографическим характеристикам.

Так, проблемой гораздо сильнее озабочены сторонники Демократической партии, жители крупных городов и представители этнических меньшинств — 82 процента среди чернокожих, 58 среди латиноамериканцев, 73 среди избирателей-демократов. Белые американцы из сельской местности, голосующие за республиканцев, придерживаются противоположных взглядов.

По тем же линиям проходит раскол и во взглядах на то, как быть с массовыми расстрелами: до 80 процентов демократов поддерживают идею федеральной базы продаж всего огнестрела и выступают за запрет штурмовых винтовок и магазинов высокой емкости. Республиканцы такое не поддерживают: их решение — более свободная самооборона. 72 процента из них поддерживают ослабление запрета на скрытое ношение оружия, а 66 процентов считают, что сотрудникам школ следует разрешить приходить на работу вооруженными. С такими предложениями согласился бы разве что каждый четвертый демократ.

Пока политики и журналисты спорят о том, как избежать массовых человеческих жертв, ученые должным образом не занимаются вопросом. В 2017 году исследование Американской медицинской ассоциации показало, что вооруженное насилие как причина смерти изучается недостаточно. На соответствующие проекты с 2004 по 2015 год было выделено примерно в 20 раз меньше средств, чем на исследование автомобильных аварий, хотя по числу жертв в США они практически равны.

Хотя многие вопросы остаются неясными, данные указывают на вполне конкретные выводы, которые можно сделать по поводу «оружейной» проблемы американцев.

Хотя громче всего разговоры о регулировании оружейного рынка в США звучат после очередного массового расстрела, на такие пугающие случаи приходится лишь малая часть погибших. Основная масса умерших от пуль — жертвы совсем других обстоятельств.

Черные жители городских кварталов США не просто так считают оружие серьезной проблемой. Для них оно — неизменный атрибут криминальной опасности. Независимое исследование 2015 года показало, что большинство инцидентов со стрельбой в публичном месте — это активность, как-либо связанная с бандами.

Для белых мужчин того же возраста статистическая вероятность погибнуть таким образом в 20 раз меньше. Но они cталкиваются с иной проблемой. Более половины всех смертей от пуль в США — это суициды, и почти три четверти таких самоубийц составляют именно представители этнического большинства.

Стоит отметить, что в целом это самая массовая причина гибели людей, связанная с оружием. Число самоубийц такого рода, в отличие от числа жертв убийств, за последние 15 лет не снизилось, а заметно возросло. И именно в этом случае на статистику влияет доступность оружия: в тех штатах, где достать огнестрел сложнее, количество таких самоубийств заметно снижено.

Как решать проблему с насилием в бандах — вопрос для властей куда более трудный. Здесь речь идет о комплексных и многолетних государственных программах, позволяющих детям и подросткам избежать криминальной культуры, а также о либерализации законодательства и амнистии по таким статьям, как хранение легальной во многих штатах марихуаны.

Однако труднее всего, пожалуй, предотвратить именно массовые расстрелы. В таких случаях убийцы действуют в одиночку — заранее готовят оружие, а порой и взрывчатку, являются в публичное место и успевают унести много жизней, прежде чем их удается кому-то остановить.

В отдельных случаях такие преступления совершают экстремисты — радикалы, объявляющие своими личными врагами отдельные этнические и религиозные группы или представителей сексуальных меньшинств, как это было с этническим афганцем Омаром Матином, расстрелявшим гей-клуб в 2016-м. Такие причины, наряду с психическими отклонениями, встречаются довольно часто — однако в основном корни массовых убийств находятся в социальных процессах: чаще всего стрелки по той или иной причине затаивают злобу на окружающих.

Массовые шутинги, целями которых часто становятся школы, составляют лишь малую долю всех смертей от огнестрела в США. Однако такие случаи шокируют сильнее всего, ведь в них регулярно гибнут дети.

В декабре 2012 года 20-летний Адам Питер Лэнза из Ньютауна, штат Коннектикут, застрелил свою мать и явился с полуавтоматической винтовкой в школу в районе Сэнди-Хук. Он убил двадцать детей и шестерых взрослых работников школы, после чего покончил с собой.

Это шокирующее событие привело к параду государственных мер: одни штаты стали ужесточать меры по контролю за оружием, другие, в соответствии с представлением об этом республиканцев, — напротив, ослаблять контроль. Государство выделило дополнительные средства на программы, посвященные ментальному здоровью и заботе о подростках.

Сложно сказать, в какой степени это помогло предотвратить новые случаи. Так или иначе, бойню в «Сэнди-Хук» сейчас видят точкой отсчета, после которой подобных трагедий — расстрелов, в результате которых погибло четыре человека или более, — стало гораздо больше.

В список мер, которые предлагают против школьных расстрелов, входят достаточно стандартные и ожидаемые. Это ужесточение контроля над оружием, вооруженная охрана или полиция в школах (предложение республиканцев вооружать учителей находит мало поддержки), металлодетекторы, запирающиеся дистанционно двери между частями школьного здания и новые подходы к проектированию школ (к примеру, закругленные коридоры, в которых не спрячешься за углом). Отдельно идет и создание специальных программ — вплоть до 3D-симуляций нападения на школу, которые предписывается проходить учителям, чтобы знать, как вести себя в таких ситуациях.

Однако эксперты сходятся в том, что все эти варианты могут привести к осязаемым результатам только через долгое время. К тому же их неэффективность обусловлена самим подходом к поиску решения. Новые правила продажи, к примеру, не помогут из-за того, что в большинстве случаев школьники-убийцы крадут оружие, хранящееся дома у родителей.

«Настоящая работа здесь требует куда больше усилий. Стоит думать об этом всесторонне — предотвращать, а не реагировать на уже произошедшее», — считает профессор университета Рутгерс Мэттью Майер. С ним согласно большинство из тех, кто всерьез говорит об этой угрозе для школ: корень проблемы — не в недостаточных мерах безопасности и контроля, а в психологическом климате учебных заведений и личных проблемах учеников.

В 2016 году криминалист Джоэл Капеллан в своей диссертации указал на то, что проблема массовых расстрелов родственна другой проблеме с огнестрельным оружием в США. Стрелки, как правило, видят нападение как способ уйти из жизни: даже в тех случаях, когда они не кончают с собой (таковых больше половины), возвращаться к нормальному существованию они не планируют. Очевидно, что причины такой ситуации — социально-психологические и относятся к проблемам социальной дезинтеграции, то есть разложения общества и одиночества индивида внутри него.

Капеллан выделяет ряд факторов риска, по пересечению которых можно вычислить потенциального стрелка. Как правило, это школьник или недавний выпускник, его обуревает жажда отомстить учителям или одноклассникам, которые его травили. От давления обстановки в школе его ничто не спасает — обычно это человек из неблагополучной семьи, живущий без надзора и участия старших родственников.

При этом будущие стрелки чаще всего увлекались мрачными темами — насилием, убийствами, в том числе историей школьных расстрелов (так, к примеру, было с убийцей из Керчи — он буквально подражал стрелкам из «Колумбайна»). Развивая свои фантазии, они, впрочем, редко тщательно скрывали свои увлечения. Хотя убийцами, как правило, оказывались закрытые и тихие люди, они тем или иным образом транслировали свой настрой в социальных сетях и в личном общении.

По данным организации Sandy Hook Promise, призванной предотвращать будущие убийства, в трех из четырех случаев убийцы ранее вызывали опасения у кого-то из окружающих. Более того, злоумышленники часто делились своими планами. А некоторые накануне расстрелов писали тем, кого не хотели убивать: «Ты мне нравишься, не приходи завтра в школу».

В 1999 году после расстрела в «Колумбайне» исследование ФБР показало, что о большинстве атак кому-то было заранее известно — но силовикам об этом не доложили. По некоторым данным, о готовящейся бойне кто-то знает в четырех из пяти случаев. Сами школьники признаются исследователям, что вряд ли бы поделились информацией с полицией, учителем или родителями: о готовности рассказать сообщили только 54 процента опрошенных подростков.

Внимательней отслеживать поведение тихих, закрытых юношей из «группы риска» — путь, который выбирают в том числе и в России: после расстрела в Казани появилась информация о том, что в министерстве образования Мурманской области собрались составить список учеников, «склонных к нарушению дисциплины». Однако это лишь начало пути. Эксперты указывают, что предотвращать кризисы помогают более комплексные и человечные меры. Так, попытки на основании современных психологических и социальных исследований создавать психологически более здоровую среду постепенно приводят к ослаблению травли и унижений в школьных коллективах.

Сами американские учащиеся видят вопрос проще: 23 процента опрошенных считают, что остановить насилие может более неравнодушное отношение со стороны учителей. Еще 12 процентов ответили, что учителям стоит обращать внимание на жизнь учеников как в школе, так и вне ее стен. Впрочем, более чем каждый восьмой (12 процентов опрошенных) подросток полагает, что сделать с этой проблемой на самом деле ничего нельзя — и такой вариант ответа коррелирует с большей склонностью к насилию, выявленной психологическими тестами.

Окончательно исправить человеческую жестокость в целом — и, в частности, расчетливую озлобленность убийц-одиночек — вряд ли когда-нибудь удастся. Но далеко не каждый одинокий подросток обречен на то, чтобы стать одним из них. Внимательность, человеческое участие и своевременное сочувствие — возможно, действительно ключи к тому, чтобы решить эту проблему. Однако пока общество и на Западе, и в России движется к тому, чтобы по-новому смотреть на этот вопрос, не стоит забывать и о мерах безопасности.

Степан Костецкий