Тень дракона

Как только бывшие советские республики Средней Азии провозгласили независимость, они тут же попали в сферу интересов Китая. Поначалу сотрудничество с КНР было взаимовыгодным: Пекин раздавал огромные кредиты, строил инфраструктуру, а взамен просил всего ничего — доступ к полезным ископаемым и защиту от местных экстремистов. Кроме того, Китай не пытался вмешиваться в политические и экономические дела соседей. Но в последнее время стратегия Пекина в отношениях с некоторыми среднеазиатскими республиками изменилась. Особенно заметно это на примере Киргизии. «Лента.ру» разбиралась, как КНР укрепляет свое влияние в регионе и чем опасно для России сближение государств ЕЭАС с Пекином.

В последние несколько лет антикитайские протесты стали рутиной политического ландшафта Средней Азии. Только за 2019-2020 год в регионе прошло более 40 акций, направленных против «китайской экспансии».

Повестка разная: от солидарности с преследуемыми в Китае уйгурами до протеста против передачи земли китайским компаниям в долгосрочную аренду. Кроме того, в последнее время в риторике протестующих произошли важные изменения: теперь они критикуют не только Китай, но и собственные элиты, которые, по их мнению, продались Пекину.

Дело в том, что в случае конфликтов между населением и многочисленными китайскими компаниями, работающими в регионе, власти среднеазиатских республик предпочитают вставать на сторону последних. В частности, бывший президент Киргизии Сооронбай Жээнбеков после антикитайских митингов обещал наказать всех, чья деятельность будет угрожать двусторонним отношениям, и призвал граждан быть благодарными Пекину.

Показателен и скандал с модернизацией ТЭЦ в Бишкеке. Китайский Экспортно-импортный банк еще в 2013 году выделил кредит на этот проект в размере 386 миллионов долларов. Единственным условием было проведение работ китайской компанией TBEA. Однако в 2018 году на объекте произошла крупная авария, оставившая город без отопления. В поисках виновных власти подняли документацию и обнаружили систематические растраты.

Но вместо того, чтобы призвать подрядчика к ответу, правительство начало преследовать соратников тогдашнего президента Алмазбека Атамбаева и государственных чиновников. Против китайских подрядчиков, которые несли основную ответственность за работы на станции, возбуждения уголовных дел не последовало.

Схожую позицию в конфликтах с китайскими компаниями заняли и власти Узбекистана. И их можно понять. Узбекистан должен Китаю сумму в размере 16 процентов своего ВВП; долг Киргизии составляет более 20 процентов ее ВВП.

Так что Пекину есть чем наказать своих соседей за нелояльность. Причем в столицах Средней Азии видят, что Китай готов идти на конфронтацию даже с мировыми лидерами, а значит, точно не станет церемониться у своих границ. Но лояльность среднеазиатских элит держится не только на страхе.

Пекин давно понял, насколько ценятся в Средней Азии неформальные договоренности и личное поручительство, и охотно пользуется этим инструментом. Как уже писала «Лента.ру», практически все кредиты, выданные Казахстану, были получены путем приватных переговоров на личном уровне глав стран, компаний и ведомств. Теперь же Китай превращается в основной источник теневого дохода для части элит региона, что еще крепче связывает их круговой порукой. Очень хорошо это видно на примере уже упоминавшейся Киргизии.

В ноябре 2019 года журналисты Центра по исследованию коррупции и организованной преступности (OCCRP) вместе с киргизскими коллегами раскрыли схемы, по которым из страны нелегально вывели более 700 миллионов долларов. Китайские товары попадали в республику по поддельным документам, что позволяло сильно экономить на пошлинах.

На территории Киргизии главным организатором схемы был бывший начальник таможни Раимбек Матраимов и его многочисленные родственники, работавшие в ведомстве.

Китайским партнером Матраимова был бизнесмен Хабибула Абдукадыр, о котором практически ничего не известно. Авторы расследования утверждают, что он крайне влиятелен в Синцзяне. Однозначных выводов о его связях с китайскими официальными лицами сделать нельзя, но всех бизнесменов, ведущих внешнеэкономическую деятельность в СУАР, китайские власти контролируют довольно жестко.

В октябре 2020 в Киргизии произошла революция. Протестующие в основном требовали прекращения коррупции. Для Матраимова эти события закончились уголовным делом. Он отделался штрафом, но о политике ему пришлось забыть.

Однако это не значит, что китайское влияние в Киргизии сошло на нет. Нового президента Садыра Жапарова поддерживали как раз бизнесмены, работающие с КНР. Связана с Китаем и его семья. Отец Жапарова Нуркожо Мусталый-уулу родился, вырос и учился в Китае, куда в 1930-х годах бежали из СССР его родители. В 1962 году они вернулись в Киргизскую ССР, где и родился будущий политик. В период избирательной кампании противники Жапарова распространяли конспирологические слухи о том, что он агент китайских спецслужб.

Один из кандидатов в президенты Канат Исаев прямо обвинил Жапарова в лоббировании интересов КНР. Эти теории основываются не только на истории семьи Жапарова, но и на его собственной биографии. В 2007 году брат будущего президента Сабыр Жапаров, тогда парламентарий, выиграл гостендер и приобрел 71 процент акций шахты «Жыргалан» за 320 тысяч долларов. Грянул скандал: сначала цену сочли заниженной, а потом братья Жапаровы передали шахту китайским инвесторам.

После произошедшего в 2012 году пожара на шахте Жапаров, по информации СМИ, предлагал китайцам передать еще и крупнейшее в Средней Азии месторождение Кумтор. Уже став президентом, он сделал КНР еще одно заманчивое предложение: в обмен на уменьшение долговых обязательств передать железнорудное месторождение Жетим-Тоо.

Некоторые соратники Жапарова тоже связаны с Китаем — например, депутат парламента Адыл Жунус-уулу. Он родился в КНР в городе Кульджа (Синцьзян-Уйгурский автономный округ), там же получил высшее образование и работал в Китайской национальной академии по разработке месторождений. Его жена Туран Турсун-кызы — тоже уроженка автономного округа, в Синцзяне она работала в аппарате регионального парламента.

Жунус-уулу переехал в Киргизию вместе с женой в середине 90-х, потому что хотел вернуться на родную землю, «пусть и придется сидеть на хлебе и воде». Пара преподавала китайский язык в Бишкекском национальном университете и занималась горнодобывающим бизнесом, причем во всех четырех их предприятиях партнерами были бизнесмены из КНР. А потом Жунус-уулу решил пойти в политику и в 2015 году избрался в парламент. Главное, чем он запомнился в качестве депутата,  — предложением передать национальную авиакомпанию Air Kyrgyzstan китайским инвесторам.

С китайцами связывают и щедрое финансирование предвыборной кампании Жапарова. Недавний заключенный, освобожденный в ходе революции, собрал более 560 тысяч долларов — больше, чем остальные 17 кандидатов вместе взятые. Политик заявлял, что деньги ему пожертвовали обычные граждане — «пенсионеры несли свои пенсии».

Однако известно, что по меньшей мере 12 тысяч долларов Жапаров получил от компании «Хуа-Эр», директором которой является гражданин КНР Хуан Цзяньхун. Автобусы, на которых сторонников Жапарова свозили на митинги, принадлежат бывшей гражданке КНР Тохутибуби Оуерхалике.

Все это свидетельствует о глобальной смене внешнеполитической парадигмы Китая в Средней Азии. Зависимая от китайских денег Киргизия — удобный плацдарм, где можно опробовать продвижение прокитайских политиков. Попытки завести подобные «дружеские связи» в других странах региона тоже ведутся.

Например, зять президента Таджикистана Эмомали Рахмона Шамсулло Сахибов за взятку в 2,8 миллиона долларов способствовал тому, что китайская компания China Nonferrous Gold Limited получила лицензию на добычу золота.

В декабре 2020 года газета Financial Times писала, что Тимур Кулибаев, зять первого президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, заработал десятки миллионов долларов на строительстве газопровода из Средней Азии в Китай, который на китайские кредиты реализовывали совместно «Казмунайгаз» и CNPC.

Связи с Китаем будут расширяться и укрепляться. Экономика КНР лучше многих пережила пандемию коронавируса, в стране разработана целая система отслеживания контактов граждан и выявления больных, которая значительно снижает вероятность тотального локдауна. Это делает Пекин более активным торговым партнером и инвестором, а также источником твердой валюты в условиях нестабильности, которая усугубляется не только пандемией, но и назревшим транзитом власти и вопросами глобальной безопасности в большинстве республик Средней Азии.

Грядущий вывод американских войск из Афганистана грозит ростом исламского экстремизма в традиционно мусульманском Синцьзян-Уйгурском автономном округе, который граничит с Афганистаном в районе труднодоступного Ваханского коридора. Это делает военное сотрудничество со странами Средней Азии, в особенности с Киргизией и Таджикистаном, ключевым для Китая. И если раньше в своей среднеазиатской экспансии он ограничивался экономикой, то сейчас будет все более активно вмешиваться в политические процессы.

Все это ставит под сомнение старый баланс сил в Средней Азии между Россией и Китаем. Он заключался в том, что Пекин может сколь угодно наращивать экономическое влияние, но главным политическим партнером среднеазиатских республик остается Москва, и интеграционными проектами и программами коллективной безопасности здесь занимается именно Россия.

Долгое время это устраивало обе стороны, однако нестабильность в Афганистане и стремление окончательно закрыть вопрос уйгурского сепаратизма ведет Пекин к необходимости наращивать политическое и военное присутствие в регионе.

Экономические факторы пандемии дают китайцам дополнительное преимущество. Москве нужно искать новые решения, потому что ситуация диктует необходимость укрепления суверенитета среднеазиатских республик для нейтрализации китайского влияния, однако это ставит под вопрос все интеграционные усилия России в регионе.

Дмитрий Плотников