Послужил Отечеству

80 лет назад, в апреле 1941 года, в руководство недавно созданной Латвийской ССР был назначен человек, ответственный сразу за несколько национальных трагедий республики. Офицер НКВД Семен Шустин до сих пор остается самой зловещей фигурой в истории Латвии. На его совести — не только массовые расстрелы и депортация населения. Расплачиваться за деяния народного комиссара госбезопасности в годы войны пришлось латвийским евреям. Гитлеровцы воспользовались тем, что Шустин тоже был евреем, и смогли привлечь к геноциду этого народа остальное население Латвии. Подробности — в материале «Ленты.ру».

Семен (Симон) Матвеевич Шустин родился в 1908 году в деревне Спирово Тверской губернии. Мемуаров он по понятной причине не оставил, так что о раннем этапе его жизни известно совсем немногое. Окончив школу, сначала работал простым слесарем, затем его карьера пошла в гору: он последовательно стал бригадиром, мастером, начальником цеха, секретарем парткома станкостроительного завода им. Свердлова.

В 1939 году Шустин был мобилизован в НКВД и уже в марте 1940-го получил звание капитана. После ввода войск СССР в Латвию и запуска процесса сначала «мягкой» советизации республики его отправили туда в июне 1940-го. Сначала молодой капитан действовал под формальным руководством Викентия Латковского — начальника Политической полиции Латвийской Республики, доживавшей тогда последние дни, и пользовался конспиративным псевдонимом Силниекс.

Вскоре причин маскироваться не осталось, поскольку инкорпорация страны в СССР завершилась, и Шустин уже открыто мог бороться с врагами советской власти. А их было предостаточно — далеко не все жители Латвии были довольны сложившимся положением дел. В сентябре 1940 года его назначают заместителем наркома внутренних дел Латвийской ССР Альфонса Новикса. Новикс был прежде коммунистом-подпольщиком, успел посидеть на каторге при режиме Карлиса Ульманиса, и смена власти очень благоприятно сказалась на его карьере.

Новиксу и Шустину нужно было запустить в Латвии механизм репрессий и очистить республику от наиболее активного «антисоветского элемента». Шустин усердно взялся за выполнение этих задач. Под его руководством в Риге была организована административная сеть НКВД, состоявшая из 36 разных учреждений. Главное управление госбезопасности разместилось в бывшем здании Министерства внутренних дел на углу улиц Бривибас и Стабу. В подвалах обустроили специальные камеры для расстрелов.

Поначалу репрессии носили точечный характер, но система быстро разогналась. Подпись Шустина можно найти почти на всех документах о политических преследованиях и казнях, проводившихся в Латвийской ССР в 1940-1941 годах. И он же стал одним из организаторов крупнейшей депортации более 15 тысяч жителей Латвии, проведенной в июне 1941 года.

Списки «классово чуждых элементов», подлежащих высылке, были созданы заранее. Туда попали те, кого уличили в «контрреволюционной деятельности» и «антисоветской агитации», бывшие члены существовавшей в прежней Латвийской Республике военизированной организации «Айзсарги», определенной как фашистская, а также просто состоятельные граждане. Депортация женщин, детей и престарелых осуществлялась в случае высылки главы семьи.

Задержанных отправляли в исправительно-трудовые лагеря НКВД СССР, там же их дела расследовались, готовились обвинительные заключения, которые передались в Народный комиссариат внутренних дел СССР. Особое совещание при НКВД СССР приговаривало «врагов народа» к заключению в лагерях — как правило, на срок от трех до десяти лет — или же к смертной казни. После этих судов были расстреляны более 3400 депортированных латвийцев.

Членов семей «врагов народа» отправляли на пожизненное поселение в Красноярский край, в Новосибирскую область, в северные и центральные районы Казахстана. Чтобы там выжить, приходилось тяжело работать — в основном на лесных предприятиях, в колхозах и совхозах, находившихся под контролем спецкомендатур НКВД. В этих лагерях погибли более 1900 депортированных граждан Латвии. Некоторые получили разрешение вернуться на родину в середине 1950-х годов, многие — только в 1960-х и начале 1970-х.

Начальство высоко ценило работу Шустина: 26 февраля 1941-го его назначили наркомом государственной безопасности республики. Весной 1941 года единую репрессивную структуру постановили разделить надвое. Решением Сталина Семен Шустин получил повышение и возглавил новый Наркомат государственной безопасности, Новикс же остался в НКВД.

После нападения Германии на СССР 22 июня 1941 года Наркомат госбезопасности практически перестал заниматься расследованиями — для вынесения смертного приговора достаточно было простой резолюции. Так, 26 июня 1941 года Семен Шустин приказал расстрелять 78 человек, уличенных в помощи немцам. Этот документ в настоящее время хранится в экспозиции «Музея оккупации» в Риге.

Резолюция Шустина, датированная 26 июня 1941 года, гласит: «Ввиду социальной опасности всех расстрелять». Приговор вынесла «тройка» в составе самого наркома, председателя военного трибунала войск НКВД Латвийской ССР военюриста II ранга Солдатикова и помощника военного прокурора по следственным делам Прибалтийского военного округа военюриста II ранга Солнцева.

Последний из приговоренных пронумерован цифрой 78, хотя реально людей в том списке больше: под некоторыми номерами записано сразу несколько человек. Так, например, под № 36 записано шестеро: Матвей Николаевич Кузнецов, Яцен Абрамович Коган, Петр Евстратович Долгов, Сергей Антоньевич Алексеев, Иван Карлович Херлинг и Павел Янович Лусис. Причины, по которым людей отправляли на расстрел, выглядят нелепо и скорее всего объясняются параноидальной шпиономанией, многократно усилившейся с началом войны.

Своей бурной деятельностью Шустин оказал очень скверную услугу соплеменникам. Единственный еврей в довоенном правительстве Латвийской СССР, он дал повод нацистской пропаганде говорить о «кровавом терроре жидов и большевиков». Историк Артур Жвинклис, изучая впоследствии личные дела работников латвийских структур НКВД, сообщил, что из 73 сотрудников госбезопасности 43 были русскими, 24 — латышами, трое — украинцами и один — татарином. Евреев не было вовсе. Однако немцев в 1941-м это не интересовало.

Латвийский краевед Иосиф Рочко рассказал «Ленте.ру», что в 1941-м распространялись слухи, будто именно евреи сыграли существенную роль в депортациях. «На самом деле это было не так, — говорит он. — Напротив, именно евреи, как традиционно зажиточные, составили самый большой процент числа депортированных. Депортировали в числе первых владельцев хороших домов, магазинов, лавок, складов… Им пришлось расставаться как со своим имуществом, так и с родной землей. Но, конечно, не приходится отрицать, что у советской власти действительно были свои сторонники среди евреев».

Слухи о пособничестве большевикам сыграли роковую роль в геноциде латышских евреев. Когда войска Третьего рейха оккупировали республику летом 1941 года, они широко привлекали для этой грязной работы местное население с помощью рассказов о зверствах «большевистско-жидовских комиссаров», а в качестве доказательства называли имя Семена Шустина. И многие латыши по доброй воле записывались в отряды вспомогательной полиции, становились членами расстрельных команд. Кстати, современные националисты в Латвии и сейчас, обосновывая свою неприязнь к евреям, ссылаются именно на «подвиги» Шустина.

Сам же Семен Шустин не столкнулся с последствиями своих деяний. Ригу он покинул в ночь на 5 июля 1941 года вместе с другими членами правительства Латвийской ССР. После эвакуации заслуженный офицер возглавил управление НКВД Кировской области. В частности, в его подчинении оказался лагерь для депортированных Вятлаг, где содержалось около трех тысяч человек из Латвии.

25 декабря 1942 года Шустина назначили уполномоченным управления по делам военнопленных и интернированных НКВД по Донскому фронту, затем он был повышен до подполковника и назначен заместителем начальника Управления Сталинградских лагерей НКВД. С 18 июля 1943 года Шустин — полковник, заместитель начальника УНКВД-УМВД Красноярского края, где проживали депортированные им граждане.

Даже после войны полковник продолжил заниматься примерно тем же — заведовал строительными лагерями «Хакасметаллургстроя» и «Енисейстроя», эксплуатировавшими труд заключенных, работал начальником строительства Хакасского медного завода и ТЭЦ «Енисейстроя» МВД, заместителем начальника УИТЛ «Енисейстроя» МВД. Только после увольнения из органов госбезопасности отставной офицер занялся более мирными делами — с 1960 года работал инженером по технике безопасности на Ижорском заводе в Ленинграде.

8 февраля 1996 года Генеральная прокуратура уже независимой Латвийской Республики возбудила уголовное дело по статье местного уголовного кодекса 68-1 «Преступления против человечества, геноцид». Обвинительный акт гласил, что подчиненные Шустину органы производили «массовые репрессии против неповинных людей, терроризировали их, использовали незаконные методы следствия с применением пыток».

Главный соратник Шустина, бывший глава НКВД Латвии Альфонс Новикс уже был арестован по аналогичному делу и отдан под суд. В декабре 1995 года он был приговорен к пожизненному заключению. Ему на тот момент было почти 90 лет, он плохо слышал и попросил судью прочитать приговор еще раз. Новикс пытался обжаловать решение суда, утверждая, что лишь выполнял приказы сверху, но эти оправдания ему не помогли. В заключении Новикс все же пробыл недолго — спустя три месяца он скончался в тюремной больнице.

Генпрокуратура Латвии надеялась привлечь к ответственности и Шустина. По его делу было подготовлено четыре тома. Однако к тому времени отставной офицер уже много лет не давал о себе знать. Все, чем располагала прокуратура, — это письмо Шустина от 12 июля 1968 года из Колпина его прежнему начальнику Альфонсу Новиксу. Поэтому Рига подала запрос о розыске в российское бюро Интерпола.

В России ответили, что Шустин по представленному адресу никогда не проживал, а данными по другим адресам его прописки бюро не располагало. Рижане на этом не успокоились и представили повторный запрос с приложением копии письма. В ответ пришла справка о том, что Семен Шустин в Колпино все-таки проживал, но скончался 3 августа 1978 года. Поэтому Генпрокуратуре Латвии ничего не оставалось, кроме как отправить дело в архив и прекратить его в связи со смертью обвиняемого.

Владимир Веретенников