«Дел о госизмене будет все больше»

Главной темой недели стало задержание Ивана Сафронова — советника главы «Роскосмоса» и бывшего журналиста газеты «Коммерсантъ». Сотрудники Федеральной службы безопасности (ФСБ) России заподозрили Сафронова в работе на спецслужбы Чехии и госизмене — одном из самых тяжких уголовных преступлений, за которое ему грозит до 20 лет лишения свободы. Между тем все данные по таким делам всегда скрыты грифом «совершенно секретно», а потому узнать, насколько обоснованны претензии силовиков к их фигурантам, оказывается невозможным. О том, что скрывается под словом «госизмена», как спецслужбы вычисляют шпионов среди россиян и можно ли получить столь суровое обвинение случайно, «Ленте.ру» рассказал генерал-майор ФСБ в запасе Александр Михайлов.

Значит, по решению суда раскрыть источник Сафронову все же придется?

Михайлов:Госизмена — это, в первую очередь, передача иностранцам сведений с определенным грифом. Передающий их человек может осознавать, кому он передает секретные данные, а может и не осознавать. Но главное — он понимает, что сообщает то, что сообщать не следует. Вообще, сам факт передачи секретной информации не может быть случайным.

СМИ сообщали, что дело Ивана Сафронова может быть связано с его статьей в «Коммерсанте» о продаже Су-35 Египту. Как вы считаете, насколько обоснованна эта версия?

Это не имеет значения: иностранец может и не быть сотрудником, но являться агентом спецслужбы, внештатником, привлеченным к сотрудничеству ЦРУ или МИ-6. Кроме того, многие агенты работают не на разведку, а на различные корпорации, в том числе военно-промышленного комплекса.

Им выгодно получить готовый рецепт, которого у них нет. Проведи успешную шпионскую акцию — и не надо тратиться на научные эксперименты и проводить дорогостоящие опыты. Можно на несколько лет опередить конкурентов.

Дело Ивана Сафронова уже стало резонансным, но расследуется в закрытом режиме. Должны ли быть раскрыты общественности доказательства его вины?

Как правило, в то время о госизменах мы узнавали от зарубежных источников. Это были данные или о конкретных лицах, или уже по факту передачи какой-то информации. Вот тогда начинали искать «крота» — и это была очень кропотливая, тяжелая аналитическая работа. Требовался большой анализ и различные мероприятия, но источники передачи информации в итоге находили.

В СССР активнейшим образом работала контрразведка, хотя тогда было засекречено и многое из того, что не нужно было секретить. Чаще всего разглашение гостайны в советское время сводилось к тому, что наши ученые в запале споров и дискуссий разбалтывали какие-то сведения на научных конференциях. Но там не было умысла — была безалаберность.

Вообще в СССР очень гуманно относились к тем, кто по незнанию и отсутствию умысла что-то такое делал. Такие ситуации старались не доводить до уголовного дела. Сегодня мы гораздо чаще сталкиваемся с умышленным сбором секретной информации для дальнейшей передачи (а вернее — скорейшей продажи) потенциальному зарубежному покупателю.

Почему так происходит — вопрос философский. Полагаю, сегодня у многих просто разрушены основные принципы морали, и ради заработка они идут на все и не видят в этом чего-то страшного.

Стоит ли в ближайшее время ожидать дальнейшего роста числа дел о госизмене?

Эта территория долгое время находилась под юрисдикцией другого государства, и не все из тех, кто там живет, были в восторге от присоединения к России. У многих родственники на Украине, они солидарны с этой страной в вопросах внешней политики и встают на путь помощи украинским спецслужбам.

Большинство из тех, кто попадается на шпионаже в пользу Незалежной, не имеют доступа к какой-то суперсекретной информации — но факты имеют место быть. Дела заводятся — отсюда и рост количества уголовных дел о госизмене. И их будет все больше.

Если человек, обладающий секретными данными, разглашает их журналисту, кто несет ответственность?

Чем выше статус журналиста, тем больше ему доверяют люди — и в частном, доверительном порядке готовы рассказать какие-то вещи без передачи в печать. Поэтому журналисту важно понимать все процессы, которые происходят в той сфере, о которой он пишет.

Я в бытность моей работы в центре общественных связей ФСБ России говорил коллегам — не нужно расписывать мне все детали вашей оперативной работы. Важно лишь что, где и когда — только суть. Любая деталь, которую я буду знать, — это риск. Информация может случайно оказаться опубликованной даже не по моей воле.

Возвращаясь к делу Ивана Сафронова — как, на ваш взгляд, важная государственная информация могла попасть к журналисту?

Тот, кто разглашает государственную тайну, сразу попадает под статью — и абсолютно неважно, кому он это рассказывает. А человек, пишущий о такой стратегической теме, как военно-промышленный комплекс, должен понимать, какие сведения являются гостайной. Но если он не понимает, то незнание законов не освобождает от ответственности.

Конечно, помимо просто разглашения гостайны существует и понятие об умысле, то есть человек должен хотеть наступления тяжких последствий. И если он передает информацию представителям иностранных спецслужб, тут уже есть умысел — не отвертишься.

Почему после присоединения Крыма в 2014 году число дел о госизмене в России возросло?

Думаю, время покажет. Но для государства важно не само наказание как таковое, а демонстрация его неотвратимости, в том числе сам факт задержания конкретных людей. Те, кто имеют доступ к гостайне и особо не думают об этом, после таких дел будут очень хорошо фильтровать свою речь при встречах с иностранцами и журналистами. Все причастные еще раз зададут себе вопрос: а не относится ли то, что я хочу опубликовать, к гостайне? Потому что сегодня все очень расслабились.

Как обстояло дело с госизменой в СССР? Как в то время ловили и вычисляли тех, кто сотрудничал с иностранными спецслужбами?

В принципе, такого рода дела требуют определенных комментариев. Их могут давать только два процессуальных лица. Это надзирающий прокурор и следователь, который ведет дело. Они имеют право выдать какие-то материалы дела для публикации. Но на фоне того, как у нас сегодня обстоит дело с гласностью, само собой, никто ничего объяснять не будет.

Фигуранты дел о госизмене, с которыми я сталкивался, производили впечатления искренних, преданных стране людей, прекрасных семьянинов и отличных товарищей.

Госизмена, шпионаж — это латентные преступления, которые никто не сможет увидеть просто так. Людей, причастных к ним, можно выявить только при очень серьезной разработке, с использованием всего арсенала оперативно-разыскных методов и средств, которые сегодня существуют по закону.

Приведу пример из своей жизни. У меня был сослуживец Сергей Воронцов, мы с ним вместе работали в московском управлении КГБ СССР. Это был уважаемый сотрудник с достойным послужным списком и хорошей семьей.

Никто — даже его любимая жена — не знал, что он сотрудничает с американскими спецслужбами. Его судили у нас в здании управления два дня. Суд приговорил его к высшей мере. Но это — отдельная история. Что до дела Ивана Сафронова, то сегодня мы не имеем права ни обвинять, ни оправдывать его. У нас просто нет никаких сведений, чтобы делать выводы в этой ситуации.

Есть ли разница между передачей данных простому иностранцу или сотруднику иностранных спецслужб?

Статья Сафронова вышла почти год назад — и, если бы причина дела о госизмене была в ней, журналиста арестовали бы сразу. С другой стороны, публикация указывает, что он имел несанкционированный доступ к гостайне — ведь информацию он не придумал, а откуда-то взял. Но позиция СМИ однозначна — мол, мы свои источники не выдаем.

Действительно, по закону так положено. Но в этом законе есть одна оговорка: источник можно не раскрывать, кроме ситуаций, когда суд обязал это сделать в связи с находящимся в его производстве делом.

Лента.ру: Что включает в себя само понятие «госизмена»?

Совершенно верно. Возможно, ему самому придется, а может, и самой редакции газеты придется пояснить, откуда информация. Но опять же, мы говорим про гипотетическую ситуацию в том случае если дело связано именно с этой публикацией. Конечно, сама по себе информация о продаже истребителей представляет определенный интерес.

Вы же понимаете: оглашение информации в российском СМИ, после которой произошло напряжение в международных отношениях, — это очень плохо. Тем более что данные, разглашенные российским гражданином в российском СМИ, поставили в сложное положение страну — потенциального покупателя. Это, по сути, подрыв деловой репутации России.

Поэтому в деле Ивана Сафронова есть множество нюансов, которые мы никогда не узнаем. Сейчас в связи с ним упоминается разведка Чехии — но ни для кого не секрет, что все спецслужбы Европы, по сути, являются сателлитами США, а данные, получаемые ими, автоматом идут за океан.

И важно понимать, что разглашение как будто незначительной части секретной информации, какой-нибудь маленькой детали может привести к огромным последствиям. Пример тому — 1943 год, когда Германия готовила покушение на тройку лидеров стран антигитлеровской коалиции: Сталина, Черчилля и Рузвельта.

Началом провала фашистской операции стал малозаметный эпизод в оккупированном Львове, где работал наш разведчик Николай Кузнецов. Один высокопоставленный эсэсовец занял у него крупную сумму денег и пообещал по возвращении расплатиться персидскими коврами, которые он планировал привезти из командировки в Тегеран.

Сам факт командировки этого человека в тот период времени в Тегеран позволил советским спецслужбам предположить — что-то замышляется. Часто маленькая деталь, которой не хватает, оказывается ключевой во всей головоломке.

Беседовал Владимир Седов