Цепи для собственников

По мировой экономике бродит призрак блокчейна. Из выдумки внесистемных маргиналов эта финансовая технология для многих крупных банков превратилась чуть ли не в главное лекарство от рецессии. Аналитики предсказывают, что очередная инновация по темпам распространения превзойдет интернет. А экономисты в связи с этим ожидают серьезных изменений в денежно-кредитной политике. О том, что может дать России внедрение блокчейна, какие возникают выгоды и риски, «Лента.ру» поговорила с Сергеем Чернышевым, координатором рабочей группы по преобразующему инвестированию.

«Лента.ру»: В начале сентября ирландский производитель молока Ornua провел первую в мире торговую сделку с использованием блокчейна. Канадский ученый Дон Тапскотт утверждает, что именно эти технологии изменят мир в ближайшие десятилетия. Насколько оправданны такие ожидания?

Чернышев: Задержимся на минуту на благой вести, которую несет человечеству пророк из Онтарио.

Полтора десятилетия назад крах «экономики доткомов» обозначил спад волны информационных технологий как источника глобального роста. С тех пор мир нетерпеливо ерзает в ожидании новой спасительной волны. Сперва нам обещали парад нано-, био-, когно- и прочих технологий — сейчас о них в приличном обществе не вспоминают. Нынче в моде авто-, аэро-, нейро- и другие –неты, но вот незадача: на десятилетнюю перспективу они сулят одни расходы… Финтех ли несет долгожданный рост, или ждать другого?

Есть три строгих смысла слова «технология», дающих твердую основу в океане жидкой попсы. Технология — коллективная деятельность с использованием машин, частично замещающих и вытесняющих людей. Привычнее всего для нас материальные (физические, химические, биологические) машины — те, что извлекают, преобразуют и переносят энергию. На их фундаменте с середины прошлого века, с возникновением кибернетики, строят информационные машины, уже с двумя этажами — hard и soft. Потоки энергии в них используются не по прямому назначению, а для отображения, передачи и преобразования знаков. Теперь же появляются трехэтажные машины, где потоки информации в свою очередь кодируются для отображения, преобразования и передачи стоимости. Один из первых, примитивных образчиков трехэтажной стоимостной технологии приобрел популярность под названием «блокчейн». Хотя по существу надо говорить про «распределенные реестры активов».

Почему именно финтех обеспечит настоящий прорыв, а не чудеса искусственного интеллекта, роботы, биотехнологии, big data?

Положим, отечественные левши изобрели лазерное упрочнение кромки колесных пар. Железнодорожные колеса будут служить в несколько раз дольше, а подорожают при этом от силы на четверть. Без преувеличения — это революция. Но никак не внедряется чудо-технология. Беда в чем? Не в том, что везде засели косные бюрократы, враги изобретателей и рационализаторов. А в том, что уже имеются огромные предприятия, которые производят и ремонтируют колесные пары по-прежнему. А есть еще заводы, производящие станки для этого. Вокруг кварталы, где живут десятки тысяч рабочих, инженеров и техников, получающих зарплату за работу по старинке. Учебные заведения готовят все новых устаревших специалистов. И т.д., и т.п. И как только мы пытаемся внедрить наше ноу-хау — вся эта пирамида рушится. Собственники, вложившие в старую индустрию огромные деньги, встают на уши, в экономике образуются гигантские дыры, вокруг остановившихся заводов нищают моногорода.

Поэтому в цену внедрения новой разработки приходится включать компенсацию урона всем тем хозяйствующим субъектам, чью собственность она упраздняет. Чтобы что-то внедрить, надо сначала долго ломать общество, а потом долго и мучительно расплевываться с жертвами этого перелома. На этот барьер налетают все сколько-нибудь серьезные промышленные и энергетические инновации. Обычно для их реализации требуется федеральная целевая программа, проектный офис в правительстве, комиссия при президенте. Да и тогда на внедрение уйдет лет 15-20. И не обойдется без больших потерь и убытков.

У Лема в «Звездных дневниках Ийона Тихого» описана планета с обитателями не двух полов, а целых пяти. И чтобы они в установленном порядке познакомились, посватались, вступили в брак, требовалось до полутора веков. Когда один брак заключался — вся планета еще полвека гуляла от радости, что это наконец-то случилось. Примерно так устроены взаимоотношения между собственниками. Точнее, были устроены — до блокчейна.

Распределенные реестры активов позволяют решать эту задачу намного проще, быстрее, дешевле. Все отношения между собственниками визуализированы, автоматизированы. Компьютерный бот генерирует алгоритмы расчета компенсаций потерь и баланса приобретений всем сторонам при замене старых активов на новые. И собственники просто проверяют, устраивает ли их размер этой компенсации или нет. Все предельно прозрачно. Сомневающимся бот всегда может расписать по шагам, почему он посчитал именно так.

И только если инновация столкнулась с необходимостью проведения беспрецедентной социальной реформы, собирается высокое начальство, вырабатывается новый институциональный стандарт, который затем встраивается как новый программный блок в блокчейн-платформы. И больше к данному вопросу не возвращаются.

Но широкое внедрение блокчейна, насколько я понимаю, само по себе несет угрозы. В частности, как и любая автоматизация, высвобождает рабочие руки. Неслучайно говорится, что распространение робототехники может миллионы оставить без работы.

Повышение производительности приводит к тому, что трудящихся заменяют роботы. Это проблема мировая. И она очевидна.

Блокчейн-технологии ее усугубляют, они делают вещи покруче, чем промышленные роботы. Финансовые платформы выбрасывают на улицу уже не низкоквалифицированных рабочих, а банкиров, нотариусов, регистраторов. Причем и на Западе они никому не нужны. Раньше считалось, что любой «белый воротничок» может, в случае чего, уехать. И жить спокойно за бугром. Но там эти профессии отмирают гораздо быстрее.

С другой стороны, боты умеют заменять людей, исполняя то, что им велено. Но боты не умеют сами себя придумывать. Хотя по этому поводу идет грандиозная болтовня, но самоизобретающихся и самосовершенствующихся роботов не видел и, думаю, не увижу.

Надвигающаяся технологическая волна создает для людей огромный фронт работ. Но при условии, что на этом фронте есть какие-то командующие.

Вот у нас, положим, на 5 процентах предприятий внедряются технологии, производительность возрастает, а на улицах появляются безработные. Но извините, 95 процентов экономики по-прежнему не растет. Пойдите туда. Посмотрите, что там можно в первую очередь автоматизировать. Разработайте программу, сделайте машины. Станьте собственниками этих машин.

Ключевое слово здесь — собственники. Наша беда в том, что мы оказались страной бюджетников. Социально несамостоятельных, несчастных существ, которые в принципе не понимают, от чего зависит их зарплата. Они могут делать лишь две вещи — исправно пропивать зарплату, когда ее получают, или громить винные склады, когда ее не дают. В современной экономике таковых, вообще говоря, быть не должно. А блокчейн — это, среди прочего, простейшая, доступная каждому, демократичная технология работы на низовом уровне собственности. Не столько для крупных капиталистов, владельцев заводов и нефтяных полей, сколько для владельцев небольших кооперативных, групповых, частных активов. И материальных, и нематериальных — вроде умений и компетенций самозанятых лиц.

Если все так просто и эффективно, почему мы отнюдь не впереди планеты всей по внедрению блокчейна? Плоды проклятого технологического отставания?

Тут мы упираемся в большое, тяжелое недоразумение. В словосочетании «распределенные реестры активов» ударение приходится на последнее слово. Сами по себе «распределенные реестры» — одна из множества частных информационных технологий, она существует давно и безотносительно к финтеху. Разработать правильный распределенный реестр активов — задача для тех, кто знает, как устроена собственность, а вовсе не для айтишников. Их дело — адаптация IT-носителя к специфике конкретного типа активов и конфигурации сопряженных с ними транзакционных издержек. Поступать иначе — все равно что Эрнсту поручать разработку контента «вечернего Урганта» специалистам по телевизионным кинескопам и антеннам.

Проблема продвижения блокчейна в отечестве упирается отнюдь не в отсталость наших IT. Она упирается в то, что мы абсолютно не понимаем, как устроена наша собственность.

Автомобиль — ваш, что это значит? Вовсе не мистическую связь между вашим организмом и конкретным «лексусом». Чтобы ехать, вам необходимо регулярно вступать в определенные отношения с дилерами, заправщиками, гаишниками, шиномонтажниками, дорожниками, страховщиками, эвакуаторами, сервисными центрами и т.д. Если кого-то из них вычесть из этого уравнения, ваше авто вскорости превратится в бессмысленную железяку.

У вас есть собственность? Значит, у вас есть устойчивая система взаимоотношений с лицами и организациями, которые признают, поддерживают, защищают вашу позицию как собственника, в частности — позволяют и помогают вам пользоваться данной вещью или услугой. И распределенный реестр как раз регистрирует всю эту систему взаимных обязательств. Фиксирует и согласует любые изменения, связанные с хозяйствованием, с переходом, разделением, соединением, созданием новой собственности. Позволяет увидеть, подсчитать, поэтапно снижать сопряженные с ней транзакционные издержки. На этом пути, согласно классической формуле, «собственность превращается в производительную силу». Обладатель, распорядитель, пользователь мгновенно и наглядно визуализирует все выгоды, которые можно из нее извлечь.

А заодно и налоговая это видит…

Тут снова привычный для нас тупиковый ход мысли. Знаете, как рассуждения из серии: «Возможна ли электрическая связь с Луной? — Нет, ну что вы? Какой бы сверхпрочной и сверхтонкой ни была проволока, столбы поломаются под ее тяжестью».

Положим, какой-то «теневик» не хочет «светить» свои активы — ну, пусть и дальше сидит с ними. Он может внести в блокчейн — региональный или корпоративный — только 5 процентов своей собственности. Ту часть, которую готов безболезненно показать. И тут он сразу увидит, что эти 5 процентов обеспечивают ему 95 процентов дохода. А оставшиеся в тени не приносят ничего. И ни к какой амнистии капиталов призывать не надо.

Еще Эрнандо Де Сото, опираясь на огромный опыт практической работы в странах третьего мира, показал, что как только издержки легализации собственности становятся ниже, чем издержки ее теневого содержания — она стремительно выходит на свет. И задача политиков совместно с финансовыми технологами — разработать такую программу и методику легализации, при которой сопряженные с ней политические, социальные, экономические издержки перекроются доходами. Даже с учетом возможных компенсаций и реституций — если общество потребует их от своих «теневиков».

А что до налоговой — еще неизвестно, кстати, понадобится ли налоговая в экономике «самореализующихся контрактов»...

Получается, что в идеале блокчейн в процессе расширения должен выйти за рамки национальных государств. Значит, возникает новая угроза суверенитету?

Суверенитет — одна из форм частной собственности, где в роли собственника части земной поверхности и недр выступает конкретное государство. И как раз умение рачительно обходиться с данной собственностью обуславливает и обеспечивает соблюдение территориальной целостности другими глобальными игроками. Не раз приходилось говорить и писать, что удельная производительность российской территории в три раза ниже, чем в среднем по земному шару. Именно в этом, а не в происках врагов, — главная угроза нашему суверенитету.

В этом смысле блокчейн, предназначенный для повышения капитализации всех активов, роста национальной производительности, работает на суверенитет. С другой стороны, для наращивания цепочек добавленной стоимости нужно открываться, интегрироваться с максимальным числом существующих распределенных реестров собственности. И здесь возникает творческая дилемма для нового государства. От уровня совершенства технологий — сегодня в первую очередь финансовых — от уровня их защищенности критически зависит безопасность страны. До какой степени оборонительная централизация блокчейна должна опережать децентрализацию с целью глобальной экономической экспансии? Это предмет для будущих научных исследований, общественных дискуссий, политической борьбы. Но это борьба на совершенно ином уровне. И для начала надо любой ценой, как можно скорее на этот уровень попасть.

Беседовал Александр Бирман