«Эта хунта могла протянуть лет пять-семь»

19 августа 1991 года, 25 лет назад, в СССР произошла попытка государственного переворота. На три дня власть в стране перешла к Государственному комитету по чрезвычайному положению, состоявшему из первых государственных и должностных лиц советского правительства. «Лента.ру» публикует воспоминания об этих событиях.

Директор Института гуманитарно-политических исследований, бывший депутат Госдумы Вячеслав Игрунов:

В пять утра меня звонком по телефону будит Симон Кордонский — он тогда входил в круг Гайдара — и говорит: «Все, Вячик, мы отыграли. Переворот». Я не верю, говорю ему: «Что за розыгрыш в такую рань?» Включаю телевизор, а там «Лебединое озеро». Это был шок.

На следующий день я уже участвовал в координации забастовочной активности, сдерживании афганцев, рвавшихся на помощь Ельцину, предлагал захватить типографию «Гудка» для печати листовок и газет. Но все это было весело, производило впечатление буффонады и быстро кончилось.

Ельцин был медлительным человеком, он не готов был принимать быстрые и резкие решения. Помню, как я убеждал его объединиться с либеральной интеллигенцией на время избирательной кампании на съезд депутатов. Это было очень трудное дело. Он сторонился всех. Он был человек бюрократический.

Тот Ельцин, которого мы теперь знаем, — это совсем другой Ельцин. В тот момент, когда Коржаков вывел Ельцина на танк, он стал другим Ельциным. Все — здесь он начал себя по-другому понимать. Во время ГКЧП не столько произошла революция в стране, сколько произошла революция в Ельцине. Так в августе 1991 года закончилась перестройка.

Один из лидеров перестройки и основателей Межрегиональной депутатской группы, бывший народный депутат РСФСР Юрий Афанасьев:

На последнее заседание «новоогаревского процесса» (назначенного на 20 августа 1991 года) Горбачев шел, между прочим, с проектом договора о союзе государств. Но он тогда уехал в Форос, что является, кстати говоря, загадкой. Как это так — вместо того, чтобы быть на встрече всех руководителей союзных республик, он уезжает в Форос?

Из этого можно заключить, что гэкачеписты предъявили Горбачеву ультиматум — силовое предотвращение распада СССР под его же руководством, а он отказался, но ответил примерно так: «Я против, не согласен, действуйте сами, как знаете. Посмотрю, что у вас получится, может быть, к вам потом подключусь». А дальше все так, как оно и было: спецоперация «Форос», визит к нему туда гэкачепистов, возвращение из Фороса, арест гэкачепистов.

Бывший председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов:

Главной причиной выступления ГКЧП была угроза распада Советского Союза. Это была реальная угроза, вопреки решению всенародного референдума. Комитет создал Горбачев 8 марта 1991 года, он же определил его состав. Тогда в ГКЧП под руководством вице-президента СССР Геннадия Янаева были включены все те, кого в августе 1991 года мы увидели по телевизору. Уезжая в Крым, Горбачев оставил исполняющим обязанности вместо себя Янаева.

Дальше все очень просто: ГКЧП заседал трижды, и когда был подготовлен проект федеративного договора и обращение к населению, группа из пяти человек от ГКЧП (Болдин, Шенин, Крючков, Варенников и Плеханов) приехала к Горбачеву в Форос, чтобы объяснить, что нельзя принимать поспешные решения. Во-первых, это конфедеративный договор, а во-вторых, надо дождаться сентября, когда будет съезд, нельзя принимать такие решения без Верховного Совета. Горбачев выслушал их, пожал руки и сказал: «Действуйте».

ГКЧП — это отчаянная, но плохо организованная попытка группы руководителей страны спасти СССР, попытка людей, веривших, что их поддержит президент, что он отложит подписание проекта союзного договора, который означал юридическое оформление разрушения советской страны. Но Горбачев не прилетел в Москву, он мог изменить ситуацию, но остался в Крыму.

8 декабря 1991 года главы трех республик, встретившись в Беловежской Пуще, ликвидируют союзное государство. Вот это настоящий переворот. Такова горькая реальность подлинного не августовского, а именно августовско-декабрьского переворота, связанного с переводом страны на рельсы капитализма.

Бывший народный депутат СССР и советник президента Бориса Ельцина Сергей Станкевич:

Во время путча был в отпуске с женой на Балтике, но утром прилетел в Москву и все три дня находился в Белом доме рядом с президентом. В первые сутки был почти уверен, что наступила диктатура, всех сторонников Ельцина арестуют, придется пройти репрессии, тюрьмы, эмиграцию. Хунта, по моей оценке, могла протянуть лет пять-семь.

Но уже к концу вторых суток стало понятно, что путч выдыхается, на реальную репрессивную диктатуру у ГКЧП «не хватает пороху». 21 августа в середине дня я сообщил Ельцину, находившемуся на заседании Верховного Совета РСФСР, что члены ГКЧП покинули Кремль и едут в сторону аэропорта Внуково с целью вылететь в Форос.

Ночью того же дня мы с Шахраем встречали во Внуково-2 самолеты с путчистами и с семьей Горбачевых. События тех дней сейчас представляются как историческая драма предельной эмоциональной концентрации.

Бывший председатель Верховного Совета Республики Беларусь Станислав Шушкевич:

Председателем Верховного Совета Беларуси на тот момент был Николай Дементей. Я ему говорю: «Собирай сессию, в стране контрреволюция». Он в ответ: «Да что вы, Станислав Станиславович, я только что звонил Лукьянову, все в порядке, все спокойно...»

Несмотря на то что несколько человек требовало сессии, он ее не созвал, но, слава богу, в Москве победил Ельцин. Я считаю, что это его большая заслуга. Я вообще к его памяти отношусь с большим уважением. У нас же сессия собралась только 26 августа. Я стал и.о. председателя Верховного Совета, а затем уже был избран председателем.

У ГКЧП ничего не получилось, потому что эта трусливая шайка ничего не могла сделать. Могли сделать люди, прошедшие школу КГБ, либо люди, которые не боятся крови.

Бывший председатель Совета министров СССР Николай Рыжков:

Это было какое-то детство. Несерьезно. Давайте представим, что если бы эти люди по-настоящему, серьезно думали, они бы так не поступили. Они ввели танки, все помнят, как девчонки сидели у танкистов на коленях и на броне машин. Ну что это такое? Дурь все это.

Я знаю, что в это время Ельцин был в Казахстане и хорошо там поддал, говорит: «Я останусь тут ночевать». Но там были умные люди и начали его выпроваживать. Тогда он зашел на трап, обернулся и вдруг говорит: «А куда я прилетел?» Он был здоровый мужик и много мог выпить. Казалось, он прилетел, поехал на дачу, ну арестуй ты его, кто тебе будет мешать? Группа КГБ сидела в кустах и смотрела, как пьяный Борис приехал отсыпаться домой.

Когда идут на крайние меры, то должны понимать, что это не шутки, это не девочки с мальчиками на танках. Это был фарс какой-то. Они, к сожалению, ускорили развал Союза.

Бывший заместитель председателя Совета министров РСФСР и председатель Госкомиссии по экономической реформе в 1990 году Григорий Алексеевич Явлинский:

Я был в Белом доме во время попытки государственного переворота, потому что для меня было очевидно, что те, кто решил с помощью танков развернуть историю страны в обратную сторону, ошибаются. Усилия ГКЧП были прямо противоположны главному на тот момент вектору развития страны, его действия вели в абсолютный политический тупик и могли пролить очень много крови.

Хочу напомнить, что мои оппоненты из КПРФ сразу после путча единогласно проголосовали за поддержку Беловежской Пущи и за прекращение существования Советского Союза. Вся фракция КПРФ в Верховном Совете РСФСР голосовала за роспуск Союза единогласно. Они потом, спустя много лет, отменяли это решение, но это все равно что сделать из яичницы яйцо. Для меня Беловежские соглашения с самого начала были неприемлемы.

Первый президент Крыма Юрий Мешков:

Мало кому известно, что мы с двумя депутатами пытались освободить Горбачева в Форосе. Это было 19 августа. В моем резерве были альпинисты-горноспасатели, с которыми в горах мы ловили бандитов, и афганцы. Проблемы с вооружением не было. Но, подумав, решили попытаться освободить президента СССР мирным путем.

Группу прикрытия оставили на ближайшей вершине, откуда подступы и дача наблюдались в бинокль, и я дал газу, влетел в поворот на дачу и чуть не влип в откуда ни возьмись возникшие со всех сторон машины охраны. Подлетел автобус, нас туда засунули, скрутив. Я начал тут же «ставить на место» наших захватчиков.

Терять уже было нечего. Я потребовал расстегнуть наручники и дать последовательно изложить требования, адресованные начальнику охраны: допустить нас к Горбачеву, продемонстрировать нам его, прислать лечащего врача для беседы с нами. И — главное — освободить Горбачева, чтобы мы доставили его с семьей в аэропорт. После каждого заявленного требования машина срывалась вниз и через некоторое время возвращалась с отрицательным ответом.

Начальник конвоя подошел ко мне и стал объяснять, что у него двое детей, что человек он подневольный, что он и его люди гарантировали и продолжают гарантировать абсолютную безопасность Горбачева, и никаких, упаси боже, насильственных действий по отношению к нему не применялось и не применяется. Видеться с нами не желает сам Горбачев, а они не препятствуют. Мы пригрозили «если что» вернуться и освободить Горбачева, уже не вступая с ними ни в какие переговоры.

Сам Горбачев, хотя наш общий знакомый во всех подробностях описал ему нашу попытку его освободить, никогда о ней не упоминал. По понятным причинам. Хотя, надо сказать, в день моего избрания президентом Крыма позвонил одним из первых и поздравил добрыми словами.

Бывший член ЦК КПСС Алексей Пригарин:

ГКЧП отразил слабость мышц той КПСС. Все помнят дрожащие руки Янаева. Да и главное не это, а руки того, кто дал приказ ввести танки в Москву 19 августа. Потому что если ввели танки (я говорю чисто технологически, без политической оценки результатов) — то обеспечьте их применение. Когда танки стоят на центральных площадях и ничего не делают, а вокруг каждого танка, естественно, группы протестующих — это деморализация.

Но еще больше деморализовали действия Горбачева, который сквозь пальцы смотрел на все шаги Ельцина — например, к независимости России от центра, от Москвы. Горбачев остановил импичмент Ельцина. ГКЧП, конечно, критическая точка, когда все вырвалось наружу.

Консервация режима, если бы выступление ГКЧП завершилось успехом, была невозможна. В нем не было даже намека на возврат к авторитарной или диктаторской системе. Если внимательно изучить текст декларации ГКЧП от 19 августа, то все становится понятно: ни о какой авторитарной власти речи не шло.

Алексей Сочнев