Родину любить — не березки целовать

После того как президент Владимир Путин объявил патриотизм национальной идеей, регионы и ведомства начали соревноваться друг с другом в умении правильно любить Родину. Практически во всех летних лагерях страны, включая легендарный «Артек», были организованы патриотические смены. Недавно в Калининграде на Всероссийском форуме обсудили структуру создаваемого Российского движения школьников. Решено, что в региональные рабочие группы войдут представители силовых ведомств. О том, насколько действенны такие технологии и как юное поколение относится к патриотизму, «Ленте.ру» рассказала профессор департамента социологии НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге, директор Центра молодежных исследований Елена Омельченко.

«Лента.ру»: Какой он, наш патриотизм?

Омельченко: Мы уже более десяти лет занимаемся исследованиями патриотизма. Совсем недавно патриотизм многие понимали как любовь к малой родине, но сегодня «березки» уходят на второй план. Патриотическое воспитание в контексте государственной политики все больше приобретает милитаристские оттенки — когда патриотизм конструируется не только и не столько как личное чувство, а как долг, обязанность. Иначе говоря, истинный патриот должен быть готов в случае необходимости бороться с врагами и защищать Отечество с оружием в руках.

В какой момент любовь к березкам и родному пепелищу стала трансформироваться в милитаризм?

В определенной степени милитаризм — вернее, его версии — в школьных программах патриотического воспитания присутствовали всегда, но ненавязчиво. Наиболее четко это стало проявляться в последние три года — в связи с украинскими событиями и Крымом. Нужна была массовая поддержка этих задач, идеологическая подушка. И тогда это сработало. Но в последнее время в молодежной среде несколько изменилось отношение к ура-патриотизму.

В чем это выражается?

Появилось определенное разочарование. Раскол, который произошел во многих молодежных группах и в семьях у молодых людей, после Крыма никуда не ушел. Не то чтобы он усилился, но происходит какое-то дробление в самых разных молодежных средах и компаниях. То есть абсолютного, единого патриотического порыва не существует.

Но последние соцопросы говорят нам, что патриотизма с каждым днем становится все больше.

Это миф. Соцопросы об усилении патриотизма подвергаются серьезной профессиональной критике. Я как социолог могу сказать, что ответ зависит от того, в какой форме задается вопрос. От конкретной ситуации, от политической атмосферы. Обычное анкетирование просто фиксирует внешние проявления, некие сиюминутные реакции респондентов, а не копает глубоко. Люди часто хотят присоединиться к большинству, чтобы не выглядеть маргиналами. Но если более серьезно исследовать проблему патриотизма — видно, что среди молодежи существуют самые разные мнения.

Молодежь не готова взять в руки ружье, если понадобится?

Мы не можем говорить про всю молодежь. Это не монолит. С одной стороны, мы видим в обществе рост энтузиазма в отношении воинской службы. Часто это используется в репортажах полупропагандистского характера. Но рост популярности службы в армии или в силовых структурах может быть связан с разными вещами: сложностями на рынке труда, доступностью образования, с местом жительства человека. Взгляды тех, кто живет в глубинке, могут значительно отличаться от мнений жителей крупных городов. Но если мы возьмем средний класс или студенчество, то увидим, что там идеи жертвенности непопулярны. Особенно в столицах — в Москве и в Санкт-Петербурге. Молодежь там тоже говорит о необходимости воевать и сражаться за родину, но это скорее слоганы, риторические ходы, за которыми не всегда стоит реальная готовность.

Значит, государство ошибочно делает ставку на военный патриотизм?

Нет. Это продуманная политика, и в определенных кругах она имеет успех. Но, на мой взгляд, патриотизм милитаристского типа не может стать национальной идеей. Он просто не соберет под своими лозунгами большинство.

А кого соберет?

Наверное, молодежь с недостаточным уровнем образования, а также социальные слои, в той или иной степени лишенные возможности получить иной статус в бизнесе, образовании, культурном пространстве. Для них демонстрация подобного патриотизма — своего рода социальный лифт.

Допустим, для государства патриотизм — это готовность отдать жизнь за родину. Но как большинство граждан понимают это слово?

Можно говорить о достаточно широком распространении патриотизма имперского толка: гордость за свою страну, ее размеры, природные богатства, за историю. Но это не просто радость, что ты здесь живешь, а ощущение, что у тебя есть некие преимущества — особенно перед маленькими, «молодыми» государствами.

Если люди гордятся страной — значит, они всем довольны?

Не обязательно. Человек может испытывать патриотическую гордость за Россию, обучаясь в Оксфордском университете. В начале 2000-х годов мы проводили исследование о том, как наша молодежь относится к Западу. По итогам у нас тогда вышла книга об обиженном патриотизме.

Что это значит?

Это когда крайне важно несмотря ни на что защищать образ своей родины. Многие тогда получили возможность поехать за границу, во всех компаниях появились те, кто был там — как турист или на учебе. Открылся мощный поток информации, в том числе американское кино, телепроекты, как, например, MTV и телемосты, начали открываться интернет-кафе и т.д. И транслируемая картина сильно била по самовосприятию, самоуважению молодых россиян. Выстроилась целая защитная схема: тут у нас, конечно, не очень, зато у нас самое лучшее образование, зато мы умеем правильно отдыхать, зато русские душевные и гостеприимные, зато мы улыбаемся искренне, а не фальшивим, как американцы. И этот обиженный патриотизм никак не мешал выбирать западные культурные продукты — американское кино, английскую рок-музыку, скандинавский «металл» и т.д.

Сейчас активно пропагандируется негативное отношение к Западу. В молодежной среде это дает свои плоды?

Это тоже непростой вопрос. В отношении к Европе, Америке проявляется определенная двойственность. Для многих молодых как бы существуют два параллельных мира. Они могут испытывать определенные негативные чувства, например, к Америке, и в то же время с удовольствием смотреть американские фильмы. Могут критиковать Англию, но усердно учить английский, чтобы читать и смотреть сериалы в оригинале, с удовольствием и с интересом общаться с американскими друзьями. Мечтают уехать учиться за границу, работать там. Но здесь, конечно, большую роль играет география — у провинциальной молодежи антизападный настрой сильнее.

То есть критика Запада и его ценностей для многих — просто игра?

Конечно. Это очень интересный процесс. Мы пытаемся следить за тем, как молодые люди совмещают в себе противоположные по смыслу и ценностям понятия. Часто сталкиваемся с тем, что у молодого человека, настроенного ксенофобски, есть близкий друг, например, из Армении. Или демонстрируемая гомофобия не мешает кому-то чувствовать себя комфортно в обществе представителей сексуальных меньшинств. Близкий мир человека и мифический медийный существуют параллельно.

Это двоемыслие похоже на то, что наблюдалось в советское время?

В советское время двоемыслие было укоренено в нескольких поколениях. Советский человек понимал, что существуют два мира — со своими словами, ритуалами, правилами. И люди искренне верили и в тот, и в другой мир, существовали в них относительно комфортно. Человек мог на комсомольском собрании от всей души кого-то критиковать за аморальное поведение, а после идти к любовнице. И эти параллельные пространства не соприкасались. Сегодня эти миры только формируются. Современный двойной мир — это скорее демонстрация лояльности. Риторика, не всегда подкрепляемая конкретными действиями.

Ассоциирует ли молодежь патриотизм, любовь к родине с государственной политикой?

Нет. Очень часто нам отвечали в интервью: «Я люблю Россию, но ненавижу государство». Здесь срабатывает низкий уровень доверия (кстати, не только среди молодежи) к государственным институтам. Однако вне конкуренции по-прежнему остается доверие к президенту Путину, это отдельный феномен.

Зачем государству такой патриотизм?

В любом государстве развитие патриотических программ — важная составляющая формирования национальной идентичности. Поддержка патриотических чувств важна для сохранения государственного суверенитета, целостности, сохранности государственных границ. Как говорил один французский социальный ученый, патриотизм нужен был для того, чтобы из крестьян сделать французов. Другое дело — какие при этом используются приемы. С патриотизмом в рамках молодежной политики нужно обращаться очень аккуратно. Преувеличенная имперская гордость формирует высокий уровень ксенофобии. Но люди все равно будут активно перемещаться по миру, это современные реалии. Поэтому конфронтация межэтнических отношений не только нежелательна, но и крайне опасна. Когда патриотизм превращается почти в религию и не дополнен критическим отношением к прошлому, в том числе к войне, это чревато.

По-другому не умеют...

Мне кажется, у нас сейчас в этом отношении определенный перебор: патриотизм начинают включать в школьные и вузовские программы, начинают переписывать и чистить списки для чтения обязательной литературы, цензурировать спектакли. Опасно делить нацию на патриотов и непатриотов, или еще больше — истинных патриотов и неистинных. В советское время доходило до того, что люди могли получить срок за отсутствие патриотизма. Мы знаем, к чему это привело. 

Беседовала Наталья Гранина