Война и мир

Великая Отечественная для меня — это «Летят журавли» Калатозова с по праву полученной каннской «Золотой ветвью» в 1958 году. Это «Жди меня», перепетое нынче чуть ли не каждым рок-поп-соул-рэп вокалистом. Это «А зори здесь тихие», «Баллада о солдате» и «В бой идут одни старики», «Иваново детство», «Горячий снег», «Был месяц май», «Отец солдата» и еще сотни три фильмов и книг, картин и симфоний самого что ни на есть первого уровня. Ни одна война, кажется мне, не опрокидывалась в искусство с таким оглушительным эффектом.

И у нас, как у всякого народа, пережившего величайшую трагедию, есть некоторый моральный и поведенческий код. И определенный этический кодекс. У кого-то он из семьи — дед мой воевал, медали никогда не надевал, хотя рюмку водки на 9 Мая пил. У кого-то — от образования. У кого-то — из великого искусства.

Великая Отечественная — это смысл и образ, ничуть не уступающий другим событиям, прошедшим через горнило высокого искусства. Христианство, например. Многим не нравятся — эстетически — военные памятники. Так же, как и многим не нравятся современные церкви, построенные, ну, скажем, за последние 30-40 лет, где рука большого мастера встречается нечасто. Но грандиозная панорама Великой Отечественной создана не памятниками, как и христианство обретается не только в новых сомнительного эстетического достоинства церквях. И то и другое — ценный для человека рассказ о добре и зле, жертве и возмездии, величии человека и его греховности, даже если он трижды герой.

Этот код приводит в движение душевные порывы: видишь ветеранов в метро и подскакиваешь к ним: «С победой вас, дорогие, низкий поклон!» И бьется сердце и улыбки на лицах, и почти слезы. Но живых ныне ветеранов — совсем мало, а великое советское кино ложится на полки или превращается через ремейки в ужасную похабень. И начинается то, что сейчас и занимает более всего общественные умы.

Ежегодная, ритуальная, неотменяемая, как парад, идеологическая склока.

День победы или день скорби? Сталина добрым словом вспоминать, что ли? А какая страна победила? — Так больше нет такой страны. Георгиевская ленточка против ленточки белой, впрочем, неизвестно куда канувшей, война не на жизнь, а на смерть. Аргументы до боли известные, баварское, смердяков, маршалы-мясники —кажется, эта музыка будет вечной, и есть от чего впасть в отчаяние.

9 Мая — колорадский праздник, ватный. Он о том, что советская история и, в частности, история России не состоит из одного ГУЛАГа и голодомора, что в ней был грандиозный подвиг, спасший, без преувеличения, все человечество. Оппонент ватника такой страны не знает. Для него Победа, как и все советское, — большое гуманитарное преступление: «забросали пушечным мясом» и «два миллиона изнасилованных немок». Но Ангела Меркель почему-то приезжает именно в Москву (в прошлом году 10 мая, на фоне всех возможных санкций и политических обострений) и склоняет голову именно у нашего Вечного огня, в сотый раз, прося у нас прощения за совершенные нацистами преступления.

Но зарастает бурьяном страшное поле. Ветераны уходят, и остаются только слова, идеи и образы. И вот тут-то и идет разгул, втаптывающий в небытие и сам этот праздник, и сам этот миф. Причем разрушение памяти и мифа о Великой Отечественной от надсадно утверждающих это величие идет куда более существенное, чем от противников этого праздника, этой памяти и этого мифа.

Наемная гопота, нацепив георгиевские ленты, бесчинствует у Дома кино, оскорбляя идеологически неправильных детей и известную писательницу. Ненаемная, искренняя, — хамит на дорогах, толкается и вседозвольничает. Этому мурлу привиделось, что лента, как некогда советский партбилет, предоставляет некоторые поведенческие льготы безудержной низкой натуре. Впрочем, коммерциализация мифа немногим лучше. В магазинах — консервы рыбные с георгиевской лентой и военной символикой. В известной сети канцтоваров появился колорадский георгиевский леденец на палочке: ну-ка пососи. В киосках «Роспечати» в преддверии сразу двух главных нынешних майских праздников открытка со Спасом в окружении открыток с ленточками. Почти по Блоку, только вместо венчика из роз — желто-черное соцветие.

Конечно, вульгаризация была в каком-то смысле неизбежна — десять лет грандиозной популярности георгиевской ленты, ее прочное вхождение в быт и обиход предполагают и определенное дурновкусие. Но не всякий трэш безобиден. Если ленту эту не отнять у торгашей и гопоты, если люмпенизацию 9 Мая не остановить, — нам будет во сто крат труднее донести до внуков и правнуков, что же это была за война такая и что означают ее главные символы. А вот «колорад в кураже» — это доходчиво, это в памяти отпечатается без сомнения.

И второе, не менее удручающее обстоятельство, убивающее 9 Мая как идею, — идеологическая охота на обывателя, благодушного мещанина, мечтающего не о подвигах-доблестях-славе для своего ребенка, но о мягких одеялах и горячем супе из брокколи для него же. Показали социальную рекламу: сегодняшние школьники в парке встречают пацаненка военных лет и расспрашивают его с интересом о войне. Хорошая реклама. Пацаненок им, сегодняшним, в леггинсах и с разноцветными рюкзаками, рассказывает, как родителей его расстреляли, как он в партизаны пошел, одиннадцатилетний, как снайпер его уложил. «Не страшно тебе было умирать?» — спрашивают его сегодняшние школьники — «Главное, что мы победили», — отвечает пацаненок.

И зароптали мамаши в соцсетях, страшно не желая своим детишкам такой участи: «давайте мир пропагандировать, мир, а не готовность ребенка умереть за победу». И были они распяты за это патриотическим диванным войском, заклеймены, названы врагами народа.

Пусть мальчики играют в войну, пусть мальчики и мужчины завороженно глядят на военный парад, видя в войне высокий момент жизни, вершину земного мужского призвания: в этом часть их природы, и с ней не поспоришь. Но матери растят детей и ненавидят пушки и автоматы. И на этой гармонии Венеры и Марса держится мир, однажды торжествующий во всякой войне.

Как и у моей детской, поэтической Великой Отечественной — два прекрасных лица русской культуры, запрокинутых в небо: Самойловой и Баталова, мужчины и женщины, служения и сражения, жизни и смерти. И эти смыслы, как и сама георгиевская лента, сегодня нуждаются в особой защите — не столько от внешнего, сколько от внутреннего дурака и пошляка. Он уже больше не безобиден.

И сделать это надо не откладывая. За все, чем жили мы вчера, за все, что завтра ждет.