Кладбище доходов

Кремль возобновляет заседания экономического совета при президенте. По данным деловых изданий, речь идет о разработке программы реформ под президентские выборы 2018 года. «Лента.ру» разбиралась, какие методы лечения могут быть прописаны экономике и какие у них побочные эффекты.

«Россия должна быть страной умных людей», — по мнению декана экономического факультета МГУ Александра Аузана, этот тезис — точка консенсуса. Его, как утверждает Аузан, поддерживает и власть, и оппозиция. Но вот российских экономистов и бизнесменов отношение к человеческому капиталу разделило, похоже, не меньше, чем вопросы о допустимости накачки экономики дешевыми деньгами или незыблемости частной собственности.

Акцент на «производстве человека» не отменяет важность макроэкономической стабильности и устойчивости ключевых институтов. Тот же Аузан напоминает про «очень тяжелый опыт» 90-х, который не позволяет гражданам с уверенностью инвестировать в долгую. Хотя, по данным ЦБ, только объем частных вкладов (рублевых и валютных) достигает 23 триллионов рублей. Для сравнения — Резервный фонд и Фонд национального благосостояния (ФНБ) в совокупности немногим превышают восемь триллионов в рублевом эквиваленте.

Но в период геополитической турбулентности и обвала цен на нефть обеспечить искомую предсказуемость крайне непросто. Наглядное тому подтверждение — более чем двукратная девальвация. Она обусловила увеличение темпов инфляции и рекордное падение реальных доходов населения. Зато позволила минимизировать дефицит бюджета, несмотря на резкое сокращение поступлений от топливного экспорта.

Правда, принесенные жертвы не избавляют казну от необходимости «оптимизации» расходов. Опять же за счет граждан. Экс-глава Минфина Алексей Кудрин считает, что сразу после парламентских выборов надо объявить о повышении пенсионного возраста. А ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов называет неэффективную пенсионную систему чуть ли не главной причиной бюджетного дефицита.

«Речь идет о социальных платежах государства, которые тонким слоем размазаны на количество людей, в полтора раза превышающее численность тех, кто действительно не может работать. У нас одинокие пенсионеры, нуждающиеся в медицинской помощи, находятся в тяжелом положении, поскольку получают те же 13 тысяч, что и работающие пенсионеры, для которых это просто прибавка к зарплате. А работающие пенсионеры сокращают свою трудовую активность, потому что у них есть пенсия. Это неэффективная экономическая система и несправедливая социальная система», — заявил Кузьминов в недавнем интервью «Би-Би-Си».

Не столь радикален ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы Владимир Мау. В одной из своих прошлогодних статей он писал: «повышение пенсионного возраста в политически допустимых пределах (максимум — на пять лет) не решает, а лишь смягчает проблему дефицита фонда, причем только в краткосрочной перспективе».
По мнению Мау, эту меру надо понимать не как фискальную, «а прежде всего как меру недопущения резкого падения благосостояния при выходе на пенсию, как меру концентрации денег у тех, кому они больше всего нужны». Подобная аргументация на руку социальному вице-премьеру Ольге Голодец и другим чиновникам, которые всячески откладывают непопулярную реформу.

Еще один реверанс в адрес Голодец — пассаж Мау о том, что именно частные средства должны играть определяющую роль при формировании гражданами своих пенсионных стратегий. Фактически это научное обоснование продвигаемой соцблоком идеи перехода на исключительно добровольную накопительную пенсионную систему. При низком и продолжающем снижаться уровне пенсий, при недостатках здравоохранения, образования, невозможно ожидать, что избиратель когда-либо согласится на переход к модели индивидуальной ответственности, комментирует такие инициативы Кузьминов.

У ректора ВШЭ есть еще один резон настаивать на скорейшей минимизации пенсионного давления на бюджет. Ярослав Кузьминов, в отличие от Кудрина, не рассматривает оборонку как обременительный фактор для казны: «Это то же самое, что строительство дорог, даже лучше, потому что мы стимулируем технологический кластер нашей экономики… Конечно, надо поджиматься везде. Но я бы не ставил задачу сокращения оборонных расходов на первое место».
Применительно к ОПК срабатывает уже не только прикладная, «гражданская» ценность соответствующих наработок. По данным ВЦИОМ, 21 процент россиян называет главной проблемой международную напряженность и военные конфликты. А 22 процента больше всего беспокоит дороговизна привычных товаров и обесценивание сбережений. На фоне таких настроений зримые гарантии защищенности и безопасности не менее важны гражданам для долгосрочного планирования и инвестирования, чем низкая инфляция.

Биржевики утверждают, что жадность и страх — главные эмоции, которые движут инвесторами. И неизвестно, что скорее заставляет человека раскошелиться — обещания «золотых гор» или угроза лишить его гораздо большего.

Владелец «Русала» Олег Дерипаска наделал немало шума на Красноярском форуме, призвав «расселить Москву». «Каждый раз, подлетая к Москве, задумываюсь, что эти люди делают», — пояснил миллиардер, едва ли имея в виду исключительно чиновников.

Выросший на сырьевой ренте мегаполис, где самые большие деньги в кризисные времена делаются на интернете, не может не вызвать раздражения у промышленника. И в этом противостоянии постиндустриального с индустриальным Россия практически идет нога в ногу с Западом. Американский демограф Джоэль Коткин называет сложившуюся ситуацию «новым классовым конфликтом». С одной стороны, Кремниевая долина, университетская профессура и леволиберальные СМИ. Коткин называет их «clerisy», «светское духовенство». С другой — «йомены», рабочие и промышленники. Первые — ядро демократической партии. Вторые — электорат республиканцев. И прежде всего, главного возмутителя спокойствия — Дональда Трампа.

В российском случае полные аналогии, разумеется, не уместны. «Сколково» по способности определять политэкономические тренды никак не поставишь в один ряд с теми же ВШЭ, РАНХиГС и МГУ. К тому же, никакой американский либерал не стал бы выступать за социальные реформы, вроде повышения пенсионного возраста. И наоборот, приветствовал бы переход к прогрессивному подоходному налогу.

А в России за отказ от плоской шкалы НДФЛ, наряду с коммунистами и «эсерами», ратуют как раз промышленные лоббисты из новоиспеченной «Партии роста». Ее праволиберальной риторике это, мягко говоря, не очень соответствует. Зато позволяет минимизировать стоимость рабочей силы. Ведь для доходов ниже определенного уровня лидер партии, бизнес-омбудсмен Борис Титов предлагает установить нулевую налоговую ставку.

При этом титовские высказывания по пенсионной проблеме во многом совпадают с идеями Мау и, соответственно, соцблока правительства: «Мы считаем, что накопительную часть пенсии надо убирать, что должна быть минимальная пенсия, гарантированная государством, а все остальное должно быть частным делом каждого человека». А повышение пенсионного возраста ничего не даст, уверяет Титов. Хотя Алексей Кудрин именно такую пенсионную реформу называет в качестве единственной альтернативы повышению налогов. Круг замкнулся.

Поступления от НДФЛ идут в региональные и местные бюджеты. Поэтому прогрессивная шкала — еще и шанс решить финансовые проблемы областей и автономий, не прибегая к кардинальному пересмотру их фискальных взаимоотношений с федеральным центром. О чем, например, говорит Кузьминов.

А Дмитрий Белоусов, руководитель Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП), в февральской статье в «Огоньке» напоминает: «У регионов и муниципалитетов в бюджетах дыра на дыре, потому что на них социальные обязательства, коммуналка, а из источников доходов — акцизы, налоги на имущество, налог на прибыль и НДФЛ. Собираемость двух последних в кризис просела. Вот им ничего и не оставалось, как повышать нагрузку на малый бизнес, а тем, кто почти не платит налогов, взвинтили арендную плату. Все это от безнадежности, но результат очевиден. Самое обидное, что разорились не только торговцы, но и мелкие производства».

Еще одним следствием этого финансового штопора регионов стала «новая бедность». По мнению Белоусова, она «формируется из числа пенсионеров, бюджетников, сельских жителей — тех, кого в сытые годы удалось оттащить от порога бедности».

«Мы не можем быть нормальной, устойчивой, благополучной страной, если у нас и учитель, и ученый, и врач получают существенно ниже, чем в среднем по экономике», — продолжает эту мысль зампред Внешэкономбанка Андрей Клепач.
Клепач вместе с экс-главой РЖД Владимиром Якуниным подготовил доклад «Стратегическое управление в российской экономике в условиях мировой турбулентности». Одно из предложений — размещение в коммерческих банках средств ФНБ и депозитов Центробанка.

Использование резервов и смягчение денежно-кредитной политики для стимулирования экономического роста — ключевые тезисы отечественных «йоменов» (в терминологии Коткина) и их интеллектуальных лидеров, включая помощника президента Андрея Белоусова и президентского советника Сергея Глазьева.

Фраза Дерипаски «Низкая инфляция бывает только на кладбище» стала для этой группы своеобразным индикатором по определению «свой-чужой». Также, как их оппоненты в свое время любили цитировать слова советского наркомфина Григория Сокольникова: «Эмиссия — опиум для народного хозяйства».

Иосиф Сталин, как известно, по-своему, минимизировал финансовые издержки, связанные с индустриализацией. Сегодня промышленный рост и реиндустриализацию тоже предлагается оплатить гражданам. В качестве налогоплательщиков, в качестве вкладчиков. Либо и то, и другое, вместе взятое. Ведь темпы инфляции едва ли останутся «кладбищенскими».

Больше богатых при таком развитии событий точно не станет. А насколько умными могут быть бедные, станет ясно уже через пару лет.

Александр Бирман