После трагедии

Серия нападений, совершенных экстремистами в Париже 13 ноября, — самый крупный и хорошо организованный теракт в истории Пятой республики. Случившееся уже называют «французским 11 сентября». Масштаб последствий бойни в Париже для французской, европейской и мировой политики еще предстоит оценить. Но несколько выводов можно сделать сразу.

Практически неизбежна эскалация войны в Ираке и Сирии, а также изменение соотношения сил на Ближнем Востоке в целом. Французскому государству брошен такой вызов, что просто нельзя не реагировать, Париж оказался в том же положении, что и Вашингтон после атак 11 сентября 2001 года. Многомиллионные марши решимости и солидарности, как в январе после убийств в редакции «Шарли Эбдо», способны имитировать национальную мобилизацию, но без акции возмездия государство обойтись не сможет. Это значит, что удары по позициям «Исламского государства» в Ираке и Сирии, вероятнее всего, активизируются, а вместо довольно бессистемных атак появится более четкая и скоординированная с союзниками стратегия. Поскольку возможностей самой Франции и даже стран европейского ядра для эффективного ответа не хватит, Старый Свет будет апеллировать к США, которые до сих пор проводили курс дистанцирования от ближневосточных событий. Точнее, минимизации участия: ограничивались тем, что обозначали борьбу с ИГ.

Теперь Соединенные Штаты, вопреки нежеланию Обамы всерьез втягиваться в какие-либо боевые действия, должны продемонстрировать собственное лидерство и способность оказывать действенную и мощную поддержку союзникам. Это нужно даже не столько для поддержания отношений с Европой, сколько для сохранения своего реноме в целом. Вашингтон обязан подтверждать собственную дееспособность и надежность в том числе и в Азии, где постепенно формируется система соперничества с Китаем.

Расстановка сил на Ближнем Востоке может измениться. Монархии Персидского залива, по сути, исходят из того, что укрепление позиций и экспансия Ирана несут большую опасность, чем успехи ИГ. Стержнем сирийской коллизии до последнего времени оставалась судьба Башара Асада — его противники считали смену режима в Сирии целью более важной, чем уничтожение ИГ. В условиях, когда для ведущих западных стран ИГ становится еще более опасной угрозой, предпочтения Саудовской Аравии и ее союзников способны в возрастающей степени пойти вразрез с таким мнением. Но и демонстративно отмежеваться от противостояния исламистам арабские монархии не могут. Масла в пламя подозрительности подольют результаты расследования, когда прояснятся личности и история парижских террористов. От степени их связи с кем-то в регионе (если таковую установят) будет многое зависеть.

Как бы то ни было, новый виток «большой игры» на Ближнем Востоке неизбежен, и если Франция от нее уклонится, репутация страны в этой важнейшей для нее части мира будет утрачена, как и влияние Европы вообще. В самой Европе стоит ждать резкого разворота мнений по вопросу беженцев, а также дальнейшего усиления полицейских подходов к миграционной теме и роста правых настроений.

Так получилось, что автор этих строк улетел из Парижа во второй половине дня 13 ноября, а накануне на одной из неформальных встреч задал вопрос, который задавал всем французским собеседникам в последние три года: может ли Марин Ле Пен стать президентом республики. До сих пор в ответ неизменно звучало: нет, как бы ни росла ее популярность, на главных выборах прагматичные французы этого политика не поддержат. В этот раз я впервые услышал: да, это возможно. Бойня, случившаяся на следующий день, скорее всего, повысит такую вероятность.

В миграционной политике упор теперь будет делаться на аргументы тех, кто с самого начала говорил о том, что в нынешнем потоке желающих переселиться в Европу может быть немало действующих или «спящих» исламистов. До сих пор эта тема оставалась на обочине публичной дискуссии и волновала прежде всего спецслужбы. Однако сейчас общественные настроения заметно изменятся. В наибольшей степени подход придется менять Германии, которая в конце лета — начале осени фактически объявила устами Ангелы Меркель политику открытых дверей. Отход от нее начался уже несколько недель назад, но парижская трагедия дает основания резко ускорить ревизию подобной позиции. И даже если в ведущих странах Европы не случится качественного взлета популярности крайне правых партий, мейнстриму придется взять на вооружение немалую часть их лозунгов — если они хотят сохранить лояльность напуганного электората.

Европа продолжает сталкиваться с приметами системного кризиса институциональной и политической модели, и необходимость трансформации все более очевидна. Такое привычное понятие как «европейская безопасность» в понимании ОБСЕ окончательно теряет смысл. Европейская безопасность сейчас неотделима от развития ситуации на осыпающемся Ближнем Востоке, именно эта динамика ставит задачи и диктует поведение, а управлять ею практически невозможно.

Для России происходящее может означать, что операция в Сирии если и не превратится в образец для подражания, то обретет куда больший смысл в глазах многих на Западе. Воздействие на политико-дипломатический процесс вокруг Сирии предсказать трудно, однако если США, Франция и другие участники постараются активизировать боевые действия, то российская логика «выбираем партнера на суше и с ним вместе воюем против его врагов» приобретает больше смысла. До сих пор удары коалиции во главе с Вашингтоном не имели целью серьезно изменить положение дел на театре военных действий, скорее они были призваны демонстрировать присутствие. Если понадобится нанести ИГ реальное военное поражение, то давление на Асада придется снизить, фактически признав, что коалиция воюет на его стороне. К тому же, по идее, надо подключать «умеренную оппозицию». Насколько это получится сделать в условиях сопротивления стран региона, занимающих наиболее жесткую антиасадовскую позицию, — Саудовской Аравии и Турции — неизвестно, но давление на них вырастет. Из западных стран самым непримиримым образом против Асада настроена как раз Франция, но сейчас возможны сдвиги.

Москва как минимум имеет право сказать остальным собеседникам по сирийскому процессу, что события подтверждают правильность ее приоритетов. Как наиболее дееспособная внешняя военная сила в регионе Россия вполне в состоянии конвертировать эти возможности в политическое влияние. Украина — главный раздражающий фактор отношений России и Европы/Запада — отходит все дальше на второй план.

События в Париже еще туже затягивают ближневосточный узел, однако попытка разрубить его одним силовым ударом, наподобие той, что в 2001 году после 9/11 предприняли Соединенные Штаты, скорее всего, увенчается тем же «успехом». Тогда вдохновители парижских террористов смогут, как когда-то бен Ладен, потирать руки, наблюдая за тем, как брошенный ими камешек вызвал неуправляемый обвал лавины.

Федор Лукьянов главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», председатель Совета по внешней и оборонной политике, директор по научной работе клуба «Валдай»