В поисках утраченного бремени

В конце ноября в Париже состоится событие, на которое власти Франции возлагают большие надежды, — международная конференция по климату. В этом мероприятии примут участие многие мировые лидеры, включая Барака Обаму и Владимира Путина. Хозяин форума, Франсуа Олланд, рассчитывает, что сумеет убедить гостей подписать договор об ограничении вредных выбросов в атмосферу. Посредничество в заключении столь значимого соглашения позволило бы Парижу напомнить о себе как о силе, активно участвующей в решении глобальных вопросов. Елисейский дворец намерен продемонстрировать, что Франция по-прежнему входит в число политических тяжеловесов. «Лента.ру» решила разобраться, насколько обоснованы претензии Парижа на статус ведущего международного актора.

Международный вес Парижа слабеет как по политическим, так и по экономическим причинам. На протяжении последних трех десятков лет ВВП Франции растет лишь на 1-2 процента в год, что с учетом спадов (2008, 2009, 2012 годов) фактически означает обеднение. «У нас просто не хватает ресурсов, чтобы вести антитеррористические операции в различных регионах мира, — констатирует популярный онлайн журнал Pax Aquitania. — И власти должны понимать это». В Елисейском дворце, похоже, согласны с этим выводом: Париж все меньше и меньше тратит денег на армию.

Многие годы Париж и Берлин действовали в связке: Франция отвечала за дипломатию, а Германия — за экономику. Этот тандем считался лидером всего Евросоюза. «Без альянса с Германией мы бы просто покинули сцену истории, потому что у нас не было бы достаточного веса в этом мире поднимающихся гигантов — Китая, Индии и Бразилии, не говоря о США», — уверен советник президентов Ширака и Саркози Жан-Давид Левитт. Германия же охотно соглашалась делегировать дипломатические полномочия Парижу: после Второй мировой войны международным сообществом было потрачено много сил на то, чтобы отбить у немцев охоту активно заниматься внешней политикой. Однако в последние годы ситуация изменилась. После начала украинского кризиса Берлин все чаще выступает как самостоятельный и активный игрок. Соответственно, ресурс французской дипломатии сокращается. Впрочем, не исключено, что причинно-следственная связь здесь обратная: Германия взяла на себя единоличное лидерство в ЕС, потому что Париж самоустранился из большой международной политики.

В результате Париж делает ставку на тесный союз с Вашингтоном. В 1960-е генерал де Голль сказал «нет» Соединенным Штатам, выведя свою страну из НАТО. В разгар холодной войны под руководством харизматического политика Франция предприняла попытку заявить о себе как о нейтральной державе, дистанцировавшейся от обоих противоборствующих блоков. Отзвуки императивов де Голля ощущались и в 1990-е годы, когда президент-голлист Жак Ширак объявил о создании тройственного союза «Париж — Берлин — Москва». По этой логике в 2003 году Франция вместе с Германией и Россией отказалась поддержать военную операцию США в Ираке. Но после победы на президентских выборах Николя Саркози в 2007-м Франция вновь вошла в структуры командования НАТО. В разгар арабской весны политическую линию Парижа отличить от американской было практически невозможно.

Елисейский дворец, однако, утверждает, что, хотя Франция и разделяет подходы США, действовать предпочитает самостоятельно. В 2011-м Париж первым развернул операцию по созданию бесполетной зоны над Ливией, но вскоре роль Франции перестала быть заметной на фоне общих усилий НАТО. В 2015-м Франция бомбит «Исламское государство» (группировка запрещена в России) без американских военных — но в полном с ними согласии.

Впервые о том, что Франция не может больше считаться независимым глобальным игроком, в 1975 году заявил президент республики Валери Жискар д’Эстен. В 2015-м 88-летний политик придерживается того же мнения: «В современном мире, характеризующемся подъемом великих государств, Франция — это держава средней руки. У нее многовековая и славная история, за счет которой она пользуется всемирным влиянием, и культура, обладающая большим потенциалом. Но сегодня ее экономика ослаблена, ВВП стагнирует, то, что в целом происходит со страной, можно обозначить так: быстрая деиндустриализация».

О том же и почти в тех же выражениях говорит знаменитый социолог Ален Бадью: «После долгой и славной истории Франция сегодня — всего лишь средняя держава. В мире господствуют поднимающиеся гиганты, такие как Индия и Китай, или старые сильные державы, особенно США. Будущее Франции неопределенно. У нее было великое прошлое, но есть сомнения в том, будет ли великим будущее».

Схожие мысли высказывает и экс-лидер «Национального фронта» Жан Мари Ле Пен: «Население Франции — 65 миллионов человек, и мы средняя держава. Я признаю это. Но несмотря ни на что, у нас есть потенциал интеллектуальной и моральной экспансии в мире».

Издание L'Express пишет об особой разновидности «мазохизма по-французски», вошедшей в моду среди административной и интеллектуальной элиты Франции. «Им просто выгодно говорить о нашем упадке, поскольку это снимает с них ответственность», — считает Pax Aquitania. А в Le Figaro обсуждают, не сводится ли французская внешняя политика к одной только «дипломатии климата».

Экс-советник французских президентов и «шерпа» (официальный представитель главы государства в G7) Жан Давид Левитт призывает с большим оптимизмом смотреть в будущее. «Когда генерал де Голль пришел к власти, Франция была пятой державой в мире. То же место она занимает и сейчас: одна из пяти стран-постоянных членов Совета безопасности ООН, пяти держав-обладательниц ядерного оружия (на самом деле ядерным оружием обладают девять государств —прим. «Ленты.ру»), мы остаемся и пятой экономикой в мире. В чем-то мы занимаем даже лучшее положение: Франция — вторая морская держава планеты (имеется в виду протяженность французских исключительных экономических зон в море —прим. «Ленты.ру») и располагает второй по размеру сетью диппредставительств».

Левитт перечисляет достижения французской политики за последнее десятилетие: «Нам принадлежит инициатива по созданию G20, в 2009-м мы вместе с Египтом положили конец действиям Израиля в секторе Газа, в 2008-м помогли отстоять независимость Грузии». Правда, другие эксперты по внешней политике сомневаются, что во всех этих эпизодах роль Парижа была столь значимой.

Хотя у французской дипломатии есть направление, где успехи очевидны: это действия в странах Черного континента. Начиная с 2011 года, Париж провел три (если считать Ливию, то четыре) успешные военные операции в Африке. В 2011-м французские военные помогли избранному президентом Кот-д‘Ивуара Алассану Уаттаре навести порядок в стране, где после выборов вспыхнула гражданская война. В 2012-м Париж ввел войска в Мали, чтобы прервать блицкриг исламистов, связанных с «Аль-Каидой», и добился желаемого. В 2013 году Франция остановила эскалацию религиозно-политического конфликта еще в одной своей бывшей колонии — Центральноафриканской республике.

Все эти кампании Париж согласовывал с местными элитами, но проводил без военной поддержки союзников по Североатлантическому альянсу. Показательно, что Вашингтон практически не вмешивается в происходящее на Черном континенте, делегируя урегулирование африканских проблем Франции и тем самым признавая этот регион ее сферой влияния.

На протяжении последних лет Париж балансирует между поддержкой США и односторонними действиями, которые в неформальном ключе критикуют американские эксперты. Но вбить клин между Парижем и Вашингтоном Москве вряд ли удастся. Едва ли оправдает себя и ставка на «Национальный фронт» Марин Ле Пен, чей рейтинг обновил исторический максимум (31 процент), но уперся в потолок враждебности всех остальных политических сил.

Москве остается надеяться на эволюцию курса Николя Саркози, самого популярного политика среди системных правых, в последние месяцы прилагающего все усилия, чтобы отобрать часть электората у Ле Пен. В 2007-м экс-голлист, баллотировавшийся в президенты, заявил, что ему не слишком приятно было бы пожимать руку Владимиру Путину. В 2015-м Саркози, надеющийся вернуться в Елисейский дворец, об этих словах не вспоминает.

Игорь Гашков (Париж)