«Буденновск — единственное исключение из людоедских методик властей»

О событиях в Буденновске рассказывает Сергей Ковалев, на тот момент депутат Госдумы, уполномоченный по правам человека в России, именно он вел переговоры с Шамилем Басаевым, а затем добровольно согласился стать заложником боевиков. Чтобы посмотреть все материалы спецпроекта «Буденновск. Хроника» нужно пройти по ссылке.

Очень важно понимать концепцию государственной власти в этом чудовищном теракте. В оперативном антитеррористическом штабе командовали три министра — Сергей Степашин, тогдашний председатель ФСБ, министр внутренних дел Виктор Ерин и вице-премьер, министр по делам национальностей Николай Егоров. Штаб должен был руководить операцией по освобождению заложников, но он и не думал об этом. Они хотели уничтожить террористов, а заложники — что заложники? Кто-то уцелеет, вот и хорошо.

Буденновск оказался первым и, увы, пока единственным случаем, в котором эту бесчеловечную линию власти удалось преодолеть. В цивилизованном мире приоритет — спасение заложников, значит, прежде всего, упорные переговоры с террористами. В России же — уничтожение бандитов.

Я имел честь оказаться во главе добровольной депутатской команды. В ней были Молоствов, Борщев, Рыбаков, Осовцов, Курочкин. Ну, и конечно, мемориалец О.П. Орлов, с которым мы не расставались всю чеченскую кампанию. Мы попали в Буденновск, когда Басаев уже захватил больницу и был окружен федеральными войсками. В штабе нам солгали, будто переговоры с Басаевым уже идут, пригласили включиться в обсуждение ситуации ранним утром назавтра и разместили на ночь в полуразрушенном здании горадминистрации. Но едва стало светать, мы проснулись от канонады. Начался штурм, принесший очень много жертв среди заложников. Не знаю точно их числа, говорили о 80 трупах. Были жертвы и среди боевиков, но немного. Не знаю также числа жертв среди атакующих.

Боевики отразили штурм, но больница сильно пострадала. Басаев выпустил двух врачей, которые должны были вновь передать его предложение о переговорах. Мы встретились с ними раньше, нежели они попали в штаб. Их подробный рассказ о том, что происходило в больнице, наводил ужас. Мне удалось пересказать это по телефону Гайдару, бывшему премьеру, а тогда руководителю фракции «Выбор России» в Госдуме.

Мы безуспешно пытались попасть в штаб — не пускали. Не соединяли и по телефону. Положение было аховое. Вдруг появились какие-то посыльные и срочно потащили меня к телефону. Звонил премьер-министр Черномырдин. Он поручил мне создать и возглавить переговорную комиссию, встретиться с Басаевым и добиваться освобождения людей. Глава правительства сказал, что состав комиссии — это мое дело, единственная просьба — включить в нее представителя местной администрации по моему выбору. Так и было сделано, и наш выбор местного представителя тоже был вполне успешным. Штаб и ставропольский губернатор пытались, правда, навязать нам еще и Кашпировского из ЛДПР, но я резко отверг его кандидатуру. Так мы попали в больницу, занятую боевиками.

Сперва о деле. Мы довольно быстро согласовали проект соглашения. Он был самоочевиден: перемирие, переговоры об условиях прекращения военного противостояния в Чечне, освобождение всех заложников и беспрепятственное возвращение боевиков в горы. Этот проект подписали Басаев, двое или трое его людей и наша комиссия. Затем были довольно долгие телефонные разговоры Черномырдина об этом проекте один раз со мной, но больше с самим Басаевым. Стороны упрямились, но в конце концов проект, почти не изменившись, превратился в соглашение.

Басаев в качестве «аванса» немедленно выпустил около 200 заложников. Прежде всего женщин, детей, серьезно больных пациентов больницы. Остальные заложники были освобождены, когда боевики покидали больницу. Никто не знает точно, сколько всего заложников было в больнице. Назывались цифры 1500, 2000 человек. За все то время, которое я имел честь руководить нашей дружной командой в Чечне, эти несколько сот спасенных жизней я считаю самым крупным нашим успехом. Что же касается перемирия и мирных переговоров, то они тлели и чадили 4-5 месяцев, пока в декабре 1995-го война не вспыхнула с новой силой. Увы, вина за это лежит на российской власти. Но это отдельный сюжет.

Я должен подчеркнуть решающую роль Егора Тимуровича и Виктора Степановича в спасении буденовских заложников. Вернусь теперь к больнице. Страшная картина, которая предстала перед нами, когда мы явились на переговоры с Басаевым, не поддается описанию. Трупы, сложенные в штабель, выгоревшие коридоры и палаты. Труп женщины, оставшийся на операционном столе, — во время операции погас свет, остановился прибор для искусственного дыхания, еще какие-то аппараты, женщина-хирург у этого стола была ранена в шею. В одном из выжженных коридоров я видел прилипшие к потолку и стенам странные наросты, оказавшиеся человеческим мясом, разбросанным взрывом мины или снаряда. Вот вам и операция по спасению заложников!

Дальнейшее опишу скороговоркой, остановившись лишь на некоторых пунктах. Что я могу сказать о Басаеве и его боевиках? Басаев был опытен, смекалист, очень жесток, всегда готов рисковать жизнью, а уж чужая жизнь для него и вовсе ничего не стоила. Думаю, он никогда не сомневался в том, что цель оправдывает средства. Когда-то на огромной пресс-конференции я сказал о нем: «Такой Робин Гуд с гранатометом». Зал зашумел. Потом меня многие попрекали, дескать, назвал бандита героем. А по мне Робин Гуд вовсе не герой, разбойник не бывает героем. Да и Дубровский, и шиллеровские братья разбойники тоже. Самосуд — что за героизм? Прокурор, судья и палач в одном лице, а адвоката вовсе нет, и так обойдется. Уж на что отвратителен суд Линча, но полковник Линч все же имитировал состязательность процесса, хоть какие-то прения сторон.

И басаевские боевики похожи на своего командира. Впрочем, когда мы, превратившись в добровольных заложников, ехали в аул Зандак, некоторые молодые террористы подходили с вопросом: «Правы мы или нет?» Что тут скажешь? В требовании остановить войну правы, а уж в терроризме нет. Джигиты не должны так поступать. Не обижались.

В больнице чеченцы заложников не трогали, хотя и ставили их к окнам кричать солдатам: «Не стреляйте!» А в городе убили несколько человек, бежавших из колонны, которую гнали в больницу. Еще Басаев расстрелял семерых вертолетчиков, захваченных в плен. Он требовал встречи с журналистами, которая была обещана, и сроки были назначены, но все откладывались. Тогда он заявил, что каждый час опоздания стоит одну жизнь.

Пока формировалась автобусная колонна, в городе бесчинствовали группы провокаторов, разносивших страшные слухи и разжигавших горожан. Один кричит: «У меня в больнице жена», другой вторит: «А у меня сестра». И оба согласны на гибель своих любимых, лишь бы уничтожить террористов. В общем, бесстыдная ложь, дешевая пропаганда.

Я не стану описывать подробности нашего маршрута уже в качестве добровольных заложников. Для этого потребовалась бы большая книжная глава. Заложниками ехали мы, несколько журналистов и человек 30-40 пациентов и горожан, рискнувших собою ради того, чтоб отпустили остальных.

Не стану я описывать и безобразное хамство министров, генералов и губернатора. Только один эпизод, самый отвратительный. Штаб потребовал от добровольных заложников (не от нас, а от пациентов и горожан) заявлений следующего смысла: «Я, такой-то, заявляю, что я добровольно примкнул к бандитскому отряду и отправляюсь в Чечню, сознавая все вытекающие юридические последствия». Этого никто не подписал — нашлись журналисты, объяснившие этим людям, что такое требование незаконно.

Два слова о других терактах, в борьбе с которыми власть демонстрирует преступные наклонности. Вот террористический захват зрителей мюзикла «Норд-Ост». Было решено усыпить и бандитов, и зрителей так и не названным официально снотворным газом. Зрительный зал вместе с прилегающими театральными помещениями, естественно, имел огромный объем. Даже нормальный старшеклассник сумел бы объяснить антитеррористическому штабу, что в таком строении невозможно быстро получить равномерное распределение газа по всему объему. Концентрация газа вдали от места впрыска долго будет во много раз меньше, нежели там, где газ впрыскивается. Значит, если вы хотите усыпить бандитов так быстро, чтобы они не успели взорвать помещение, вам придется смириться с тем, что рядом со впрыском в зале будут места, где концентрация газа заведомо будет превышать летальную и оказавшиеся там заложники просто умрут. Как мы помним, от отравления погибли около 140 зрителей. Все заснувшие захватчики были застрелены спецназом. Некого было допрашивать, выяснять, кто и как организовал захват театра, судить. Постреляли и ладно. За такую «остроумную» операцию 140 жизней не жалко. Нужно ли говорить, что этот метод спасения заложников заведомо был санкционирован на самом верху. Не стану уже говорить о Беслане и иных похожих случаях.

Наш государственный престиж состоит в том, что мы уничтожаем врагов. А если враг не сдается, он должен быть уничтожен по известному лозунгу сталинских времен. Так и боремся.

Буденновск — единственное исключение из этих людоедских методик.

Этот материал является частью совместного проекта «Буденновск. Хроника» «Ленты.ру» и Speakercom.ru