«Лет до двенадцати не могла немецкую речь слышать»

Этот и другие материалы рубрики «Победа» мы публикуем к 70-летию окончания Великой Отечественной. Рубрика устроена таким образом, что рассказать о своих ветеранах в ней может каждый, добавив тем самым собственный фрагмент в мозаику лиц войны. Для этого нужно пройти по ссылке «Победа» и добавить свой рассказ к галерее уже опубликованных личных историй (кнопка справа). Одновременно мы публикуем размышления о войне и Победе тех, кому, на наш взгляд, действительно есть что сказать.

Начну с того, что на днях меня совершенно поразило. Хотела говорить совсем о другом, но не могу. Сегодня в только что открытом после переделок Центральном детском магазине на Лубянке, который раньше назывался «Детский мир», убирали бюсты нацистских главарей. Гитлера, правда, среди них не было, но другие были и свободно продавались. Это не шутка, я сегодня видела в теленовостях: из больших витрин на пятом этаже убирали бюсты, причем совсем не маленькие — с постаментами сантиметров тридцать-сорок. Это произошло после того, как возмутились ветераны и просто посетители. А продавец или консультант перед камерой оправдывался: «Ну, вы знаете, это же часть нашей истории... Люди должны это знать…».

Я родилась во время войны, и мы, дети, лет до двенадцати не могли спокойно немецкую речь слышать — нам она казалась какой-то лающей и отвратительной. Сейчас это прошло, конечно, но я совсем не уверена, что нам нужна такая память. Бюсты наших героев ни в Польше, ни в Литве, ни в Германии не продаются. Более того. Я часто бываю на Новодевичьем кладбище и прохожу мимо памятника генералу Ивану Черняховскому. Он был похоронен в Вильнюсе, а недавно его прах пришлось вывозить и перезахоранивать в Москве. И памятник ему из центра Вильнюса перенесли в Воронеж. Красавец-генерал освобождал Литву, Польшу и погиб в 39 лет, но там помнить об этом не хотят. В Германии действительно достойно относятся к памятникам нашим солдатам, а в других странах все не так — для многих мы оккупанты. Хотя благодаря нашим солдатам та же Польша на треть увеличила свою территорию и назад отдавать эти земли они не торопятся… Ну, да бог с ними. В любом случае, я считаю, это чудовищная история, — такие фигуры не должны у нас продаваться. Я помню 90-е годы, когда наша неопытная и незрелая молодежь говорила о том, что жаль, мол, что мы победили, а не немцы, поскольку тогда бы мы сейчас пили баварское пиво… А я уверена, что и этих молодых людей, и меня в таком случае не было бы на свете. Другое дело, что цена за победу заплачена чудовищная — это правда. И это тоже факт нашей истории.

Теперь немного о моей семье. Мой папа (народный артист СССР Всеволод Санаев) был во фронтовом театре у режиссера Федора Каверина. Они выезжали на фронт, в ближайшем тылу играли спектакли. Папа говорил, что чувствовали они себя не очень уютно: все-таки здоровые мужики, а вместо того чтобы воевать — играют в театре. Но после спектаклей, уже в ночи, когда солдаты расходились, пряча в кулаке папироски (чтобы враг не увидел), и благодарили их, это проходило. Солдаты подходили, говорили, что очень воодушевлены и готовы бить врага, буквально зубами грызть. Это в основном были разрозненные, разбитые части, которые отходили с фронта для пополнения или, как сейчас говорят, переформирования. Им было тяжело, и спектакли очень помогали.

А племянник папы, Порфирий Рылеев, воевал. Я его хорошо помню: очень был стеснительный, скромный, славный человек. Так у него был один из первых орденов Нахимова! Он воевал на Балтийском флоте, на торпедном катере. Уцелеть на таких катерах — уже чудо. После войны он еще долго служил на флоте в Риге.

А еще один племянник отца, Николай Курбатов, воевал на Ленинградском фронте и был ранен 23 февраля 1943 года. А 21 апреля умер в госпитале и был похоронен в братской могиле на Пискаревском кладбище.

Муж папиной племянницы, Сергей Иванович Нюхин, был политруком на фронте, вернулся в чине майора, увешанный орденами и медалями.

А родители моей мамы попали в Киеве в оккупацию. Они хотели уехать в родную бабушкину деревню Чернорудку, но ее там чуть не расстреляли, — она была чернявая, и ее приняли за цыганку. Односельчане еле отбили… Намыкались они сильно. Дом их разбомбило, они поселились в подвале. Потом вернулись хозяева, и они переселились на чердак. Но туда тоже приехали хозяева. В конце концов, они получили восьмиметровую комнатенку около кухни и уборной напротив черного хода, там дедушка свою жизнь и закончил.

Мама тоже пострадала. Она оказалась в Алма-Ате, куда эвакуировали многих деятелей культуры. Известные кинематографисты (Орлова, Ладынина и другие) жили в знаменитом лауреатском доме, а маме, как иждивенке, выделили жилье в школьном спортзале. Она там жила с двухлетним сыном, их с папой первенцем Алешенькой Санаевым. Условия были тяжелые, мальчик заболел корью и дифтеритом одновременно и погиб. Мама вместе с замечательной актрисой Валентиной Караваевой похоронила его. Больше она там никогда не бывала, для нее это стало травмой на всю жизнь.

Тетя моя родная была рекордсменкой Украины по плаванию. Уезжала из Киева на последнем грузовике, — уже слышен был грохот канонады. Она оказалась в Саратове, где заведовала лыжной базой и одновременно тренировала солдат, которых определили служить в лыжный десант. Их готовили к зимним боям. Сталинград ведь недалеко от Саратова, и она видела баржи с ранеными и убитыми, которые по Волге приплывали из сражающегося города. Их хоронили там в братских могилах. И — удивительное совпадение — позже она вышла замуж за фронтовика, который был лыжником-десантником! Вылезая из окопа и выбрасывая автомат, он был ранен в руку, и так жестоко, что ему хотели руку отнять. Спас хирург, который пожалел молодого парня, спортсмена. Но восемь месяцев он провел в Сибири в госпитале.

Семью моего супруга, Ролана Быкова, война тоже затронула. Отец его прошел четыре войны. Он был кавалеристом на Первой мировой, попал в плен и два года провел в австрийском лагере. Потом прошел Гражданскую под началом знаменитого Оки Городовикова, был тяжело ранен. В финской и в Великой Отечественной он тоже участвовал, но из-за ранения на передовой уже не был, а занимался лошадьми, которых понадобилось очень и очень много. Ролан во время войны был еще подростком, но он бежал на фронт, где кроме отца воевали и два его дяди. Мальчишкам было лет по тринадцать, они насушили сухарей, раздобыли какую-то ракетницу и побежали на фронт. По дороге не удержались и решили опробовать ракетницу. Выстрелы услышали, а поскольку было военное положение, то все решили, что это диверсанты. Поляну, где мальчишки прятались, окружили милиционеры, и лейтенант пошел прямо туда — можно сказать, на верную смерть. Когда солдаты увидели, что это мальчишки, страшно разозлились. Ролану даже досталось рукояткой револьвера. Потом их отвезли в отделение милиции, напоили какао и накормили галетами.

А еще Ролан был «тимуровцем», — заводилой двух девичьих пионерских отрядов, и они по Йошкар-Оле собирали деньги на самолет. Потом к ним прилетал летчик на самолете с надписью «Пионеры Удмуртии». А старший брат Ролана, Героним (он 1926 года рождения), учась в десятом классе, пошел в учебку и застал-таки конец войны: на бронекатере участвовал в освобождении Таллина.

Вот такая краткая военная история моих ближайших родных. В нашей стране действительно нет семьи, которую война так или иначе не ранила, не убила, не обожгла бы. 70 лет — это серьезная дата, еще пять-десять лет — и вообще уже никого из ветеранов не останется. Так получилось, что все мы перед нашими ветеранами очень и очень виноваты. Не будем забывать, как на Валааме жили так называемые самовары — потерявшие руки и ноги фронтовики инвалиды, которых убирали с улиц и запирали в интернаты. Не будем забывать, что многие герои-ветераны всю жизнь прожили в трущобах, а некоторые «значкисты», которые никакими подвигами не отличались, умели пробить себе всякие блага — курорты, санатории, больницы и все остальное. Наши люди по природе своей очень скромны и нетребовательны, этим многие пользовались. Хорошо сказал Валентин Пикуль в одной из своих книг: «Наши воины стояли по пояс в крови. Но не сдавались».

Так было испокон веку. Вспомните былины и истории о русских богатырях: князь Владимир Красное Солнышко, при котором принято было христианство, в час беды богатырей призывал, а когда устраивал пиры — они сидели далеко-далеко от него. Уже тогда несправедливости хватало. Такие уж мы, русские люди, — не привыкли брать жизнь за горло и всегда были очень неприхотливы.

И в заключение хочу сказать, что 9 мая — это святая дата. И что те, кто защищал нашу Родину, все до единого — настоящие герои!