Еще 30 триллионов этому столику!

На коллегии Министерства обороны буднично и как-то между делом были раскрыты рамочные финансовые показатели новой Госпрограммы вооружения на период до 2025 года, в полтора раза превышающие действующий бюджет на период до 2020 года. «Лента.ру» вспоминает, как верстались бюджеты программ перевооружения в последние годы.

Военное ведомство лаконично «засветило» в прессе ожидаемый объем трат на Государственную программу вооружения на период 2016-2025 годов (ГПВ-2025), следующую за нынешней ГПВ-2020, действующей на период с 2011 до 2020 года.

«Завершена работа по формированию типажа перспективных образцов вооружения и техники, имеющих сходные функциональные и технические характеристики. Это позволит сократить стоимость Государственной программы вооружения до 2025 года с 55 до 30 триллионов рублей с сохранением необходимых объемов оснащения», — говорится в отчете Минобороны по итогам 2014 года, представленном на расширенной коллегии ведомства 19 декабря.

Экономия не может не радовать, но некоторые вопросы относительно аппетитов военных все же возникают даже при самом лояльном отношении к переоснащению вооруженных сил.

Предыдущая Госпрограмма вооружения (на 2006-2015 годы) объемом в пять триллионов рублей была полностью провалена, в основном, из-за недооценки состояния военной промышленности, за редчайшим исключением не готовой исполнить запланированный объем оборонного заказа. Это была плохая новость; хорошая состояла в том, что основной массив трат был отнесен на финальный участок ГПВ-2015 (после 2010 года) и после ее аннулирования влился в новую ГПВ-2020.

Заявленные объемы трат на техническое и инфраструктурное переоснащение силовых структур в России на период до 2020 года составляют около 22 триллионов рублей, из них бюджет собственно Государственной программы вооружения на период 2011-2020 (ГПВ-2020), включающей перевооружение только Минобороны, — 19,6 триллионов. Кроме того, существует отдельная программа модернизации и расширения производственных мощностей предприятий оборонного сектора объемом в три триллиона рублей.

Еще как минимум два-три года назад, в период относительного финансового благополучия, эксперты, знакомые с наполнением ГПВ-2020, уверенно утверждали, что 20-30 процентов расходов оттуда можно списать практически не глядя. В первую очередь оптимизация могла затронуть масштабные перспективные НИОКР, касательно которых на момент утверждения рамочных бюджетов отсутствовало как четкое понимание необходимых объемов затрат, так и окончательное решение о неотложности проведения именно этих работ, а не каких-то других.

Ну, пусть будет, решили в Минобороны, а там разберемся. Однако время разбираться пришло довольно быстро.

По мере ухудшения прогнозов на экономический рост (проще говоря, когда стало понятно, что рост 2010-2012 годов — краткосрочное затухающее восстановление после кризиса, а не новый длительный подъем), ГПВ-2020 все чаще попадала под прицел критиков бюджетной политики. Одновременно продолжала расти и общая нагрузка на федеральный бюджет.

Так называемые майские указы президента Путина (2012 год, анонсированы в цикле его предвыборных статей) ввели в состав госрасходов значительные социальные траты — вкупе с крупномасштабным (в разы) повышением денежного довольствия силовиков, осуществлявшимся поэтапно с 2010 года. Эти статьи расходов сам президент неоднократно маркировал как защищенные и довольно резко поправлял критиков и скептиков, указывая, что в экономике есть резервы для их исполнения.

Сразу после этого появилось предположение о том, что часть расходов ГПВ-2020 будет перенесена на следующую программу, ГПВ-2025. Эту ползучую экономию весной 2013 года подтвердил Минфин, который будто бы договорился с Минобороны о переносе части расходов ГПВ-2020 на более поздний срок. СМИ писали о том, что военные готовы «сдать» часть долгосрочных программ из ГПВ-2020 в ГПВ-2025.

Однако уже осенью 2013 года эта договоренность была опровергнута министром обороны Сергеем Шойгу, заявившим, что все расходы на перевооружение, запланированные до 2020 года, подтверждаются. А осенью 2014-го Минфин сообщил, что около 500 миллиардов рублей расходов перенесено с 2017 года на более поздний срок. Насколько можно судить, в данном случае речь идет о маневре расходами внутри периода 2017-2020 годов.

На фоне этого сложного, конфликтного процесса согласования финансовых параметров ГПВ-2020 возник вопрос о проектировании следующей программы — ГПВ-2025.

Началось с того, что оборонный вице-премьер Дмитрий Рогозин обозначил объемы ГПВ-2025 как сопоставимые с объемами ГПВ-2020. Однако в октябре 2014 года министр финансов Антон Силуанов, выступая в Совете Федерации, довольно прямолинейно заметил, что денег в государстве на подобные расходы нет и параметры ГПВ-2025 нужно выбирать реалистично, потому что, по оценкам Силуанова, еще одну такую программу (подобную ГПВ-2020 по объемам финансирования) федеральный бюджет не вытянет.

Теперь мы видим следующую фазу этих замечательных качелей: военное ведомство как бы походя объявило о планах потратить за следующие 10 лет примерно в полтора раза больше того, что оно тратит до 2020 года, и это уже вызывает судороги у стражей госказны. Заодно напомнив, что вообще-то хотелось бы потратить не в полтора, а в 2,75 раз больше, но уж раз вы настаиваете на сокращении…

Вопрос о том, что именно можно заказать нашей промышленности на 30 триллионов за десять лет с реалистичными надеждами на исполнение (не говоря уже о 55 триллионах) мы пока вынесем за скобки. Он интересен сам по себе, и к нему еще придется неоднократно возвращаться в ближайшее время.

Задаться хотелось бы другим вопросом. Что лучше: 20 триллионов, 30 или 55? Ответ невозможно дать до тех пор, пока военные не опубликуют рамочную разбивку ГПВ (что ГПВ-2020, что ГПВ-2025) по структуре финансируемых программ. Потому что ответ не в размере бюджетов, а в составе закупаемой продукции и заказываемых работ.

В этом, собственно, и кроется корень проблемы: общественность и эксперты лишены возможности даже приблизительно понять, на что государство намерено потратить (и уже тратит) столь гигантские средства. Напомним для сравнения, что текущий годовой объем федерального бюджета страны — 14 триллионов рублей, а весь ВВП 2013 года не превышает 67 триллионов рублей.

Военные взяли у страны 20 триллионов и считают необходимым взять еще 30, когда, прямо скажем, экономика если и бьет ключом, то, в основном, по голове гражданам. И как минимум было бы неплохо объясниться с населением, на какие такие неотложные цели пустят эти триллионы.

Никто не требует раскрывать технические секреты. Но было бы чрезвычайно полезно раскрыть структуру закупок и основных НИОКР с указанием тематики и отписанных на них средств — чтобы можно было хотя бы грубо оценить ГПВ по критерию «стоимость-эффективность» и критически осмыслить приоритеты в закупках, исследованиях и военном строительстве.

Западные страны, не исключая США, умудряются публиковать открытые сведения по содержанию и финансированию военных программ (в том числе перспективных) без малейшего ущерба для государственных секретов. Доля откровенно засекреченных, то есть даже не поименованных с указанием тематики, статей расходов в бюджете DARPA (американского агентства перспективных военных исследований), например, не превышает 0,2 процента от общего объема. Все прочее, кстати, довольно подробно расписано — с разбиением на разделы и отдельные программы, причем без вскрытия ключевых параметров и технических требований, зато с комментариями о предназначении проектов и их горизонтальной взаимосвязи друг с другом, а также с графиками финансирования.

Нет никаких оснований полагать, что сам вид структуры военных расходов России настолько отличается от аналогичной структуры расходов крупнейших стран НАТО, что минимальная публичная декомпозиция ГПВ с раскрытием назначения и уровней финансирования основных ее программ станет критической брешью в безопасности государства.

Ползучее засекречивание статей военного бюджета идет уже давно, и в условиях резкого роста финансирования гособоронзаказа это создает совершенно райскую ситуацию как для военных, так и для оборонного директората, воспроизводя модель непрозрачного распределения ресурсов в последние 15 лет существования СССР.

Константин Богданов