Четыре джентльмена на пикнике в горах

Григорий Ревзин завершает цикл публикаций, посвященных олимпийскому Сочи. Последний текст, написанный специально для «Ленты.ру» — про горный кластер, который, по мнению Ревзина, можно считать «потрясающей страной» — такой в России не было никогда.

Олимпиада была мечтой.

Олимпийский парк — мечтой государства о том, какое оно сильное, молодое и современное; это была стройка, основанная на методах государственной бюрократии.

Город Сочи — мечтой путинской элиты о том, как быстро разбогатеть на спекуляции политикой; это была стройка, основанная на методах частного девелопмента.

Красная поляна — третий вариант исполнения мечты, олигархический. Там теперь три города-курорта, Эстосадок — творение Алексея Миллера, Олимпийская деревня — Владимира Кожина, Роза Хутор — Владимира Потанина и Горки-город — Германа Грефа. И все вместе — Владимира Путина. И это потрясает воображение.

Я думаю, что дорога от Приморского шоссе до Красной поляны с инженерной точки зрения — лучшая дорога в России. По сути, это мост, идущий не поперек, а вдоль реки Мзымта, 50 километров железнодорожного и автомобильного полотна в ущельях, с туннелями и эстакадами. Не то чтобы я такого никогда не видел — в Альпах или на Сицилии таких дорог много; но я никогда не видел такого в России. Наша дорога — с полосами отчуждения, кошмарными гравийными обочинами, какими-то мегалитическими бетонными конструкциями, у которых такой вид, что их куда-то везли, но не довезли — это всегда экологическое бедствие (вспомните Химкинский лес). А здесь — несколько фантастическое для России сочетание хай-тека с нетронутым пейзажем горного заповедника. Владимир Путин построил 50 километров Швейцарии, и проезжая по ней, думаешь, что 50 миллиардов долларов на Олимпиаду — адекватная для России цена за то, что здесь случилось. Каждый, кто строил в России хоть что-то — от частного дома до офисного комплекса — знает, что в частном девелопменте цена оказывается в два раза выше западных аналогов, а в государственном — в четыре. Ну, вот так это и стоит, и вопрос тут может быть в том, стоило ли это делать вообще, но не в том, правильно ли за это столько заплатили.

Это была другая мечта и другая программа. На берегу моря строили будущее, в Красной Поляне — прошлое, которого у нас не было. Эти курортные города построены так, будто освоение Красной поляны началось где-то в конце XIX века: до войны там уже все было построено, а с тех пор только чистили, холили и лелеяли, ну как в той же Швейцарии, Австрии или Франции. И три эти города — это три подхода очень разных людей к одному и тому же снаряду: как построить в России старую Европу. Не Европу Меркель и Олланда — помилуй Бог, кому они нужны, а Европу Давоса и Les Trois Vallees, куда ездила наша элита, пока молодой организм новорусского государства еще не требовал духовных скреп.

Справедливости ради нужно сказать, что первым к снаряду подошел Алексей Миллер. Горнолыжный комплекс Газпрома в деревне Эстосадок (бывшей эстонской деревне, которая возникла здесь после того, как мы еще в конце позапрошлого века зачистили убыхов) начали возводить в 2000 году. Получилось достаточно специфическое место.
Ядро комплекса — гранд-отель «Красная поляна» — место роскошное, с великолепным спа-комплексом, с чудесным катанием на лыжах; но выглядит оно немного странно. Корпуса поставлены квадратно-гнездовым способом, по сетке, которую принято рисовать для прямоугольных спальных районов, воинских частей, промышленных и иных зон. Отели пяти-семиэтажные, оформленные как швейцарские шале — с двускатными крышами и сильно вынесенными балконами, сплошь опоясывающими фасады. Швейцарское шале изначально — архитектура деревянная, очень большими они не бывают; здесь вещи — крупные, в каком-то смысле это такие избы, разросшиеся в размерах в пять раз. Ну, гордые такие избы. Еще там дивная природа, и в ней выделен охраняемый периметр, с двумя КПП и двойным забором со следовой полосой и колючей проволокой, только что вышек с часовыми нет. Но вообще часовых много.

Знаете, вот есть Богоматерь Владимирская, одна из величайших византийских икон, а есть множество ее русских копий, первая времени Андрея Рублева, и более поздние; каждая много говорит об идеалах, способностях и жизненном круге копииста. Горнолыжный курорт Газпрома — первая попытка построить в Сочи горнолыжный курорт, и вроде бы все получилось очень похоже, но все же как-то не так, как в Les Trois Vallees. То есть и на Куршевель похоже, но и на эдакую зону — гибридное такое сходство. Там даже предоставляют специальную услугу: если у вас нет своей охраны, можно заказать индивидуальное секьюрити на территории отеля. Довольно удивительная услуга — помимо общего вы можете получить еще и личный конвой.

Однако вес был взят, и если бы не это, вряд ли кто-нибудь решился на все дальнейшее. Этот опыт был практически буквально повторен в Олимпийской деревне. Она вновь состоит из швейцарских шале, но они ближе по масштабам к швейцарским прототипам. Архитекторов газпромовского комплекса не знает никто, здесь у Вадима Кожина — опять не авторская архитектура, но все же приличное коммерческое британское бюро PP Architects, респектабельная контора для разработки курортных поселков в развивающихся странах.

Такое ощущение, что здесь, в Красной поляне, наша страна заново изобретала саму типологию исторического поселения, и в Олимпийской деревне сделан решительный прорыв — тут открыто явление улицы. Не дороги, вдоль которой участки, а прямо вот улицы с домами на ней. Наша Олимпийская деревня похожа на западные горнолыжные курорты, например, Squaw Valley Village в Америке, которую тоже делали к Олимпиаде (благодарю Марию Юдину, которая подсказала мне эту аналогию); здесь больше нет родимых пятен закрытых советских санаториев, получившихся из долгого перепирания наследия Алваро Аалто на язык Военпроектов. Я бы сказал, это первый европейский горнолыжный курорт, построенный в России. Но, разумеется, это тоже закрытый объект с охраняемым периметром, и здесь регламент МОК вполне совпадал с родовыми требованиями к объектам, которые привыкло возводить управление делами под руководством Владимира Кожина.

Человеком, который совершил следующий принципиальный прорыв в Красной Поляне, является Владимир Потанин. И его, вероятно, следует признать самым адекватным градостроителем всей олимпийской истории Сочи. Его поселок — Роза Хутор — столица всей Красной поляны, сюда сходятся все пути, все подъемники (сеть подъемников в Красной поляне — отдельный инженерный прорыв, схема ее с десятками линий и пересадочных станций — что-то вроде схемы московского метро), и это, кроме Олимпийской деревни, единственное, что было запущено в срок.

Прорыв же заключается в том, что, во-первых, это не санаторий, не деревня, но именно городок, а во-вторых, это не закрытый объект Газпрома или администрации президента, но город для людей. Здесь десятки отелей, ресторанов, магазинов, сложная система улиц, мосты, площади — это не режимный объект, управляемый одной структурой, но именно город, где много разного. Здесь есть набережная! Здесь есть торговая улица и площадь! Здесь дома разной высоты стоят друг к другу под разными углами! У них разные окна! Витрины разные! У Потанина получилось построить город, который поразительно напоминает Карловы Вары, так, будто он действительно стоит здесь уже много лет.

Вот обычный человек, вероятно, не поймет, отчего я нахожусь в такой ажитации, и даже, вероятно, сочтет меня или не вполне нормальным, или не вполне непроплаченным. Между тем, вы просто не представляете себе, насколько это невозможно сделать в России. Все — от системы экономики до системы норм и правил, не говоря уже о представлениях строителей и навыков менеджмента — восстает против создания такого объекта. Мы не можем делать набережные, наш земельный кодекс запрещает строить ближе, чем в 50 метрах от воды в самом, самом крайнем случае, а так — 100 метрах. Мы не можем делать дворы и улицы как в европейском историческом городе, есть нормы инсоляции, и у вас всегда прибежит какой-нибудь чиновник, который будет доказывать, что вы строите дворы-колодцы, в которых постояльцы гостиницы будут болеть туберкулезом, если у них нет трех часов прямого солнца в окна в день. Всю эту рать госвредителей, на чьей стороне нормы и правила, можно унять только взятками и давлением сверху, и опять взятками и давлением — причем поймите, они же конкурируют друг с другом, один прожался, согласовал — другой тут же пишет пожарным; решили вопрос там, тут же возбухает прокуратура, всем заплатили, а нам нет. И так по кругу, без конца.

Чтобы это сделать, вам нужно обладать бесконечными деньгами и бесконечными возможностями решать вопрос о согласовании самых мелких деталей проекта на уровне первого лица. Это смешно, но это правда так — чтобы это сделать, нужен олигарх, люди с меньшим ресурсом не пробьются. Но это должен быть не просто олигарх, а еще какой-то странный, который против экономики. Понимаете, это туристу в городе здорово, когда все отели разные, и дома разные, и витрины разные, и окна разные, а человеку, который все это продает — одни издержки. Чтобы продать сто одинаковых квартир, вам нужна одна стандартная транзакция, которую вы повторяете сто раз, а сто разных квартир — это сто разных транзакций, это просто в сто раз больше издержек. Сама структура экономики противоречит этому городу, она требует стандартного продукта.

Но и этого мало. Вам нужно, чтобы этот олигарх шел не только против экономики, но еще и против себя самого. Город, нормальный город — это много воль, это конкуренция, и Swiss Hotel может и должен хотеть другого, чем Park Inn. Вы должны допустить в свой город разных субъектов с разными правами. Как? Зачем? Это же играть против себя самого! Наверное, поэтому до сих пор в России ни разу не было построено такого города. За свою жизнь консультанта по архитектуре я видел десятки таких проектов — ни один не выжил. Роза Хутор — первый, это реализация мечты. Ни у кого не вышло, Владимир Потанин — первый. И даже его единственная проблема — у него нет особого вкуса к архитектуре — сыграла ему на руку.

Авторами Розы Хутор значится бюро «Аркпроект», это московская коммерческая фирма, которую многие специализированные издания знают по элитным поселкам под Москвой («Лазурный берег», «Риверсайд», «Гринфилд», «Миллениум парк», «Пестово», «Павлово», «Довиль» и т.д.). Для России это прорыв, хотя на уровне каждого конкретного дома — это такая работа по развешиванию готовых элементов (наличники, колонны, двери) на простые коробки. Уровень турецкого строительного комплекса, и он, повторяю, для нас — большая высота; Юрий Михайлович Лужков так никогда и не дотянул. Но мысль о том, что у здания бывают пропорции, композиция, абрис; вообще — подозрение, что архитектура — это не строительство, а художественное произведение — это уровень задач, который здесь никогда не ставился. Чтобы понять, в чем разница, достаточно сравнить главную ратушную башню Розы Хутор с башней вокзала в Сочи, который построил великий архитектор Алексей Душкин. Ратуша Розы Хутор срисована с этого вокзала. Но у Душкина это тончайшая стилизация ренессансной итальянской кампанилы, парадоксально сочетающейся с нарышкинским барокко, и он нашел общий знаменатель — чудо, виртуозная работа мастера. Ну а в Розе Хутор — чего же, наляпали как-то те же детали на длинный прямоугольник, вроде оно и похоже.

Но благодаря этому упрощению исторической ткани, пластике деталей, рисунку Владимир Потанин сделал главное. Он успел. Его Роза Хутор работала за год до Олимпиады, и в момент открытия там уже был живой город.

Самым романтическим, амбициозным и, честно сказать, самым значимым героем этой истории является Герман Греф. Его Горки-город. Все, что я говорил о сложности исторической ткани, о победе над логикой управления, нашими нормами и правилами, нашими чиновниками, над экономикой, над собой в конце концов — все это точно так же относится к Горкам, как и к Розе Хутор, и поскольку все в Красной поляне строилось одновременно, нет оснований считать, что кто-то протоптал для кого-то дорогу. Надо честно признать, что если бы Владимир Путин не жил в этом Сочи чуть ли не все время, пока это строилось — ни черта бы не вышло. Потому что тут надо было иметь прямой доступ к первому лицу. Но Греф добавил к тому, что сделали Кожин и Потанин, еще один элемент — авторскую архитектуру.

Я не понимаю, как так вышло. Греф глубоко не уважает архитекторов, в особенности русских, я имел случаи в этом убедиться. Он не способен подчиняться чужой художественной воле, ему не хватает способностей просто восхититься чужим талантом, ему слишком важно проявить свой. Он нетерпим, нетерпелив, он совершенно не доверяет людям и не умеет их цивилизованно контролировать. Собственно, крупнейший скандал на строительстве Олимпиады — казус братьев Билаловых — произошел именно в Горках, и тут не нужны комментарии. Свой город Греф не достроил. Но у него — единственного из этой компании «высоких мужей» — была амбиция создать не просто нечто похожее на Куршевель, а лучше: сделать по-настоящему красивый город, город с архитектурой, которая могла бы конкурировать не с европейским захолустьем XIX века, а со сталинским Сочи.

Два архитектора делали этот город, Михаил Филиппов и Максим Атаянц. Обоим я лично, зная Германа Оскаровича по истории строительства Мариинского театра, всеми силами рекомендовал этого не делать. Оба в результате оказались выброшены со строительства; Михаил Филиппов, можно сказать, потерял мастерскую, оба судятся с заказчиком. Но оба в результате оказались авторами городов, что довольно редко в истории архитектуры.

Сочетание у заказчика больших амбиций и неспособности им соответствовать нанесло самый сильный удар по Максиму Атаянцу. Его часть Горки-города — поселение на высоте почти в километр — попросту не успели достроить. Это одно из самых сильных впечатлений от Сочи — вы поднимаетесь на фуникулере на прекрасную круглую площадь высоко в горах, выходите, там пересадочная станция, идете на площадь, от нее расходятся улицы, а дальше оказывается, что они — пустые. Стоят отели — вообще-то, видимо, роскошные отели — и на них надписи: «Скоро открытие!» А уже все открылось, уже Олимпиада вовсю идет. Пустой горный город — в Сочи тоже миллион недостроенных квадратных метров, но там это не так сконцентированно. Здесь же сама девелоперская катастрофа оставляет несколько сюрреалистическое ощущение.

Этот город был очень интересно придуман. Одни улицы идут вниз, к обрыву, они состоят из лестниц и заканчиваются потрясающими перспективами на горы, другие, поперечные, создают террасы, на которых располагаются площади и бульвары. Дома — большие отели, напоминающие уже не швейцарские шале, а городскую архитектуру XVIII-XIX века; в город даже вставлены своеобразные «памятники древности» — то античная библиотека, перестроенная в эпоху барокко, то ренессансный купольный храм, замыкающий перспективу улицы. Видно, что у Максима Атаянца идеальный и любимый город — Рим, с его лестницами, террасами, пересечениями античной архитектуры и кварталов XIX века и потрясающими видами на горы и холмы.

В общем-то, это не горнолыжный курорт. Придумано было нечто более роскошное — так в XIX веке строили приморские курорты с их гранд-отелями, ресторанами и пассажами… И ладно бы просто не достроили, так еще и изгадили под завязку. В такой архитектуре важны как раз пропорции, детали, качество исполнения, а тут явно в конце, после бегства Билалова, творилось черт знает что. На центральной площади стоит триумфальная арка, отчего-то в два раза ниже, чем по проекту. Ренессансный храмик на круглой площади внизу вместо колонн имеет характерные бетонные трубы — и выкрашен он в препаскудный поросячий цвет. Я не говорю про наличники, пилястры, листы аканфа и т.д. Атаянц рисовал их с виртуозностью знатока античности, не так, как в Розе Хутор, где куплены типовые детали с рынка строительного декора. Да только их не стали делать, и впечатление такое, что для романтического Германа Оскаровича закупили все, что осталось на рынке (после того, как основательные приказчики Владимира Олеговича выбрали оттуда всю качественную продукцию), и налепили неликвид на те места, до которых смогли быстро дотянуться. В каком-то смысле это очень смешно — Герман Оскарович заказал Bentley, не успевали, поставили детали от старых «Волг», потом «Жигулей», «Запорожцев», потом тракторов «Беларусь» — но оно все равно не поехало. Ну не может выглядеть роскошный спа-центр шестизвездочного отеля как дивизионный клуб в Коврове — с бетонными трубами вместо колонн и выкрашенный в цвета распаренной ляжки. А вот ведь выглядит!

Город Михаила Филиппова достроить успели. Филиппов — архитектор с уникальным методом проектирования, и этот метод отчасти все спасает. Исторический город отличается не только тем, что дома в нем похожи на Рим или Париж, главное в нем — то, что вы понимаете: дома здесь построены в разное время, здесь есть напластования истории. Непонятно, как воспроизводить это в городе, который выстроен одномоментно. Филиппов придумал, как это делать. Он проектирует не здания, а сложную историческую ткань, он как будто проектирует дважды, сначала — некий город, который был еще в античные времена, а потом — будто этот город разрушили варвары, и его вновь пришлось отстраивать в Новое Время. Его город полон фрагментов каких-то акведуков, башен, крепостных стен, которые разрушились — и потом их заново обжили подъездами, портиками, балконами и террасами. Это просто упоительно придумано, тут такой веер приемов, что даже удивляешься, насколько щедрым может быть архитектурный язык. Вдобавок там есть такой момент… Михаил Филиппов — замечательный пейзажист, и в каждом виде его города чувствуется городская ведута, картина, где художник специально задавался вопросом — а что красивого в том, что один дом повернулся углом к другому — и находил ответы. В материалах, пропорциях, игре светотени на фактурах.

Вы не поверите, но и эту вообще-то тончайшую градостроительную материю Герман Оскарович тоже счел архитектурным надувательством, отстранил архитектора — и отдал стройку в руки подрядчикам для ускорения процесса. И они тоже ляпали и гадили, и там есть страшно смешной фейк, называется Mariott, которые турецкие мастера сделали по мотивам Филиппова (я не знаю, имеет ли это заведение отношение к настоящим «Мариоттам», но выглядит оно как кооперативные джинсы-варенки в бутике Armani). Но город Филиппова настолько сложно придуман, настолько уникален, что его не удалось полностью испортить, и даже турецкие фейки выглядят естественно — ну, примерно как поддельная турецкая форма Bosco в киосках на набережной Сочи (забавно только, что за такой продукцией стоит глава Сбербанка).

И когда ты ходишь по улицам этого города, выходишь на те же набережные Мзымты, видишь, как вдруг улица заканчивается аркой, а из нее — вид на горы и долину, то по полноте впечатлений это нечто, сопоставимое с переживанием от итальянских средневековых и ренессансных городов. И испытываешь, честно говоря, невероятный подъем и гордость. Мы смогли это сделать! Мы смогли построить полноценный исторический город! Wow! Это то, что 20 лет пытался произвести в Москве Лужков, это то, что пытались сделать на всех курортах Египта, Турции, Греции в 1990-х, и это нигде не вышло — а у нас получилось.

Я знаю только один пример создания исторического города такой же степени аутентичности и качества — это еврейский квартал в Иерусалиме, выстроенный в 1990-х на месте руин, оставшихся после ухода иорданцев — но там строили на исторических фундаментах, имея массу изобразительного материала. Честно сказать, сегодня в мире никто не умеет решать таких задач на таком уровне. Я понимаю, как это звучит, но это правда, русский неоклассицизм — уникальное явление, и здесь наша школа сегодня сильнее и европейцев, и тем более американцев. Город сочинен с нуля, и он получился. И хотя господина Грефа сто раз хочется проклясть за неумение довести свой замысел до конца, но вообще-то следует признать, что это человек исключительный и невероятный. Такого уровня амбиций нет ни у кого, и как-то он смог дотянуть до них окружающую реальность.

Ок, вот вам результат. Это была путинская Олимпиада, она служила пропагандистским целям, и сильно сдвинула наше представление о собственном величии в сторону опасной черты. Как показал опыт строительства — и в Сочи, и в Олимпийском парке, и здесь, в Красной поляне, единственная ситуация, где мы действительно можем добиться выдающегося результата — это присутствие олигарха, который способен идти против всей системы и собственной выгоды, и экономики, и государственной бюрократии, у которого иной уровень власти и мотиваций, чем у госчиновников и обычного частного девелопмента. Еще раз: Владимир Владимирович и олигархат есть единственное сочетание, которое дает нам качественный результат. Ну и как с этим жить? Стоит в это играть?

Я не знаю. Я думаю, что и для Михаила Филиппова, и для Максима Атаянца, и для всех архитекторов, строивших Олимпийский парк, эта стройка — одно из главных разочарований в жизни. Замыслы искорежены, надежды пошли прахом, слава — мимо, зачем все это было — теперь уже не понятно. Но одно могу сказать — мы-таки получили 50 километров Европы на нашей территории. И все рассказы о том, что это умрет сразу после Олимпиады, мне представляются малоосмысленными. Вы там не были, съездите, посмотрите. Это потрясающая горнолыжная страна. В России никогда такого не было. Теперь есть.

Григорий Ревзинспециальный корреспондент ИД «Коммерсантъ»