Прочь, тьма!

Работать репортером легко. Ты приезжаешь на место, осматриваешься, подмечаешь детали, подслушиваешь случайные разговоры, читаешь местные новости, разговариваешь с героями событий, еще раз разговариваешь с героями событий. А потом происходит волшебство.

Оно приходит незаметно, когда чуть отпускаешь тему — и вместе с ним ты отправляешься в такие уголки, в которые сам бы никогда не забрался. Именно там обнаруживаются детали, без которых текст получился бы вялым и блеклым, и герои, без чьих реплик все бы развалилось. Такое волшебство — это всегда попадалово, но для журналистской задницы попадалово — большая удача. Есть попадалово — получится история. Нет его — ну, понятно.

Одним летним утром я вышел из гостиницы в Гори, побродил по городу, выпил «Боржоми» и случайно наткнулся на местного дедушку, весело ковырявшегося в своем огороде. Он внезапно рассказал, что недалеко отсюда можно с российским паспортом перейти границу Грузии и Южной Осетии. Я делал материал про то, как изменилась жизнь за пять лет после войны и как сейчас друг к другу относятся россияне, грузины и осетины — и мне, конечно, нужно было попасть в Цхинвали; а перейти границу с российским паспортом — вообще идеально. За 50 метров до границы меня окружили мужчины в камуфляже и с автоматами, отобрали документы и отвели в тень на лавку. Минут через 15 грузинам надоело на меня пялиться со стороны, они принесли лесные орехи и завели разговор про Олимпиаду в Сочи, Путина («Он же вошел в Гори, чтобы памятник Сталину спасти?») и московских гастарбайтеров. Как только я переставал есть орехи, они настойчиво говорили: «Кушай!» Затем принесли арбуз, куриные ножки, шоколад, свежевыпеченный хлеб, аджапсандал. Перейти границу мужики мне не дали, но помогли бесплатно доехать до Тбилиси.

Несколько месяцев мы в «Ленте» делали спецпроект про Владимира Ленина, который уже не выйдет никогда. Для него я, в том числе, ездил в сибирский поселок Шушенское, где в ссылке революционер прожил почти три года. Вскоре после приезда стало ясно, что план командировки провалился, зато волшебство заработало быстрее обычного. Возле местного профучилища ко мне подошел мужчина лет 50-ти, позади него в нескольких шагах остановилась женщина. Мужчина спросил, зачем я тут хожу и откуда приехал, а после третьей сигареты заявил: «Смотри, вон моя жена стоит. Мы пять раз расходились и сходились. Потому что сидели. Она за кражу, я за коноплю. У меня 14 ходок, понимаешь? И еще будем сидеть. Будем сходиться и расходиться. Но я ее люблю. Люблю. Ха. Дай 50 рублей? Мне нужно в ломбарде телефон выкупить». Я дал деньги, он подбежал к жене, обнял ее, взял за руки — и они отправились выкупать телефон.

В профучилище я случайно познакомился с будущим электросварщиком Степаном. Он как раз собирался вместе со своим приятелем Денисом покататься на «копейке» (на лобовом стекле — наклейка Adidas, над номером выбита надпись «Сирота»). В машине парни включили русский рэп со словами «Руки вверх вниз ***** [к черту] police», «А на главу страны вообще не хватит мата, от этой жизни спасает бульбулятор». Выяснилась, что на «копейке» — лысая резина, а главное развлечение пацанов — делать «полицейский разворот» и потом кружиться, едва не врезаясь в деревья и другие автомобили. Добравшись до «шалаша Ленина» (на одной из досок написано — ***), Степан с Денисом развеселились. «Да, не один сюда Ленин точно приезжал». «Да, девочку приводил, точно. Вряд ли же один лысого гонял». Приезжают ли они сюда? «Приезжаем, конечно. Пивчик, шашлычки, Ленина вспоминаем, короче». «Думаю, интересно ему было тут залипать».

Когда мы возвращались, Степан включил ремикс на «Владимирский централ»; за окном мелькали березы.

Истории бывают короткие и длинные, сиюминутные и исторические, люди всегда их рассказывали и будут рассказывать. И пусть некоторым сегодня кажется, будто они способны управлять рассказчиками — нет, на самом деле, рассказчиками управляет то самое волшебство. Так что я хочу напомнить богу журналистики, за которого мы столько раз выпивали в этом году: мы в тебя верим, ты нас не покинешь.