«Игнорировать проблему больше нельзя»

Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) призвал Россию комплексно бороться с домашним насилием и присудил 445 тысяч евро четырем пострадавшим россиянкам, среди них — Маргарита Грачева, которой муж отрубил руки. Перед этим она несколько раз обращалась в полицию из-за избивавшего ее мужа, но ее игнорировали. Подобные случаи в России происходят с пугающей регулярностью, однако законопроект по борьбе с домашним насилием, предложенный в 2019 году, до сих пор не принят, а сама тема вызывает ожесточенные споры. «Лента.ру» поговорила с экспертами о том, что значит решение ЕСПЧ и может ли оно изменить ситуацию.

По постановлению ЕСПЧ, во всех случаях, по которым теперь Россия должна заплатить компенсации, было выявлено нарушение трех статей Европейской конвенции по правам человека. Среди них — дискриминация по половому признаку и нарушение государством права на эффективное средство правовой защиты.

В решении суда говорится, что в российской правовой системе до сих пор нет юридического определения термина «домашнее насилие». По рекомендациям ЕСПЧ, понятие должно охватывать все виды домашнего насилия, в том числе преследования в интернете.

Кроме того, ЕСПЧ обязал Россию внести поправки в законодательство, которые будут обеспечивать защиту жертве систематического домашнего насилия и предотвращать повторение побоев. Во многих странах для этого действуют охранные ордера — запрет приближаться к жертве насилия или другие ограничения.

Валентина Фролова, адвокат Маргариты Грачевой:

Жалобы от пострадавших от домашнего насилия против Российской Федерации поступают в Европейский суд с 2010 года. То есть более десяти лет.

Суд наблюдает одни и те же проблемы, которые серьезно затрудняют доступ женщин к правосудию: отсутствие специального закона и экстренных мер защиты для пострадавших, неэффективное расследование случаев насилия, стереотипы, необходимость для пострадавших самостоятельно защищать себя в суде (частное обвинение). И Европейский суд, и Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин неоднократно признавали, что указанные выше проблемы — системные и затрагивают прежде всего женщин.

Необходимо отдельно отметить, что Маргарите Грачевой и другим пострадавшим присуждена максимальная в практике ЕСПЧ (по делам, не связанным с собственностью) компенсация материального ущерба, а также максимальная компенсация морального вреда среди дел о домашнем насилии против России. Это еще раз подчеркивает, что домашнее насилие наносит непоправимый ущерб.

Я думаю, что никаких оснований отказаться от исполнения постановления у России нет. Проблема насилия в семье действительно для всех очевидна, и есть многолетний общественный запрос на ее решение. Более того, подготовлены и даже внесены законопроекты, меняющие Уголовный и Уголовно-процессуальный кодекс в необходимых частях (отказ от частного обвинения, усиление ответственности за неоднократные побои). Работа ведется и над отдельным законом против домашнего насилия. Поэтому я выражаю надежду на то, что мы скоро увидим необходимые изменения.

Екатерина Шульман, политолог, специалист по проблемам законотворчества:

Решения ЕСПЧ влияют на нашу законотворческую практику. Напрямую это никогда не указывается: в пояснительной записке вы не прочитаете, что та или иная инициатива внесена во исполнение решения ЕСПЧ. Тем не менее целый ряд уголовно-правовых и уголовно-исполнительных норм у нас менялся, потому что ЕСПЧ принял такое решение. Например, норма о том, что заключенные отбывают наказание в том регионе, где они жили. Или, например, изменения правил по доставлению в суд — это все по итогам решений ЕСПЧ. Также в Думу группой сенаторов внесен законопроект о запрете клеток и стеклянных «аквариумов» [стеклянных боксов] в судах. Он не принят, но находится на рассмотрении.

Предыдущее продвижение по закону о домашнем насилии было после выигрыша дела Володиной против России (ЕСПЧ присудил россиянке 7,5 тысячи евро после разбирательства по делу о порномести и киберсталкинге —прим. «Ленты.ру»). Эта заявительница говорила о том, что ее преследовал то ли бывший муж, то ли бывший ухажер, и государство ей не могло предоставить никакой защиты, потому что нет законодательных инструментов: в законе нет понятия преследования, нет охранных ордеров и запретов на приближение. После этого решения в Совете Федерации как-то зашевелились и пообещали внести законопроект в Думу. Он до сих пор не внесен: последнее заявление сенатора [Галины] Кареловой было о том, что стороны не договорились, каким должен быть этот проект. Не очень понятно, о каких сторонах идет речь: никаких публичных мероприятий на эту тему не проводилось с октября 2019 года, когда в Государственной Думе состоялись парламентские слушания (я на них присутствовала еще как член СПЧ).

До конца года, очевидно, ничего вноситься не будет, но до конца года осталось две недели. Важно, что будет происходить в следующем году. Несмотря на все наши декларации о правовом суверенитете, Россия не только достаточно оперативно выплачивает компенсации, присужденные ЕСПЧ, но и проводит законодательные изменения, хотя уже гораздо менее оперативно.

Главное, что хотелось бы сказать: всем сторонам, кто за и кто против, было бы лучше, если бы эти обсуждения проходили на парламентских площадках, если бы была нормальная регламентированная публичная дискуссия, потому что у обеих сторон есть что сказать. Это все касается реальной жизни, это не фантастические и не воображаемые вопросы. Это сущностный вопрос, он потенциально и реально касается каждого, поэтому у тех, кто за, и у тех, кто против, у тех, кто хочет одну версию, и кто — другую, есть очень валидные аргументы. Их надо обсуждать, и гораздо здоровее для общества, если их будут обсуждать публично. Самая естественная для этого площадка — парламентская.

Алексей Паршин, адвокат, эксперт в области профилактики домашнего насилия, представлял в суде интересы сестер Хачатурян, убивших отца, который, как говорит сторона защиты, подвергал их насилию:

Конечно, мы обязаны соблюдать нормы международного права. У нас верховенство международного законодательства над внутренним российским, и только в исключительных случаях Конституционный суд может признать неисполнимость решения.

Я, кстати, тоже участвовал в этом деле, представляя в российских судах Елену Гершман (одна из четырех жертв насилия, которым ЕСПЧ присудил компенсации,— прим. «Ленты.ру»). Это решение ЕСПЧ обязывает государство исполнить некие требования, то есть проблема признается не редкой и разовой, а именно системной.

Государство должно изменять законодательство. И у нас такие пилотные решения, после которых меняли законы, уже были. Например, закон о компенсации в результате длительного расследования уголовных дел — его приняли после пилотного решения. В отношении ряда стран такие решения принимаются.

9 декабря президент Владимир Путин поручил тщательно проработать законопроект о профилактике домашнего насилия. То, что он это сказал, — очень хорошо. Кому надо — те услышали. Что касается ЕСПЧ — это уже несколько другой механизм, и все вместе должно сыграть свою роль. И я уверен, закон будет принят достаточно скоро.

У нас были опасения, что его примут в урезанном виде, но после такого серьезного решения ЕСПЧ с конкретными указаниями, что должно быть сделано, он должен быть принят в нормальном формате.

Cаида Сиражудинова, глава Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие»:

В первую очередь проблема в том, будет ли принят этот закон или в какой форме он будет принят. По последней версии законопроекта было очень много споров и дискуссий. Не было довольных ни с одной стороны, поэтому скорее всего его принятие и затянулось. Хотя, с другой стороны, в какой форме его бы не приняли, сам факт признания домашнего насилия очень важен. Другие детали могут корректироваться. А почему важен: у нас всегда были все законодательные возможности решить эту проблему, но не было механизма для решения. И Конституция гарантировала, и в Уголовном кодексе все прописано, но из-за того, что не было конкретизации, люди сквозь пальцы смотрели на многие проблемы, особенно на проблему домашнего насилия. Негативную роль еще сыграли изменения, когда домашнее насилие стали воспринимать менее серьезно, меньше стали на него реагировать. В связи с этим, я думаю, этот призыв ЕСПЧ важен. И сам факт принятия закона был бы важен для общества.

Но у меня сразу же возникает вопрос, как я уже сказала, в какой форме его примут. Это вопрос по форме исполнения решения ЕСПЧ. Конституция ведь изменена. Если раньше был приоритет международного права, то сейчас непонятно, как государство отреагирует. Какие-то частные случаи решаются, но системные изменения редко происходят. Хотелось бы надеяться, что закон о домашнем насилии будет принят и доработан.

Что касается Кавказа, если будет закон, то власти к нему прислушаются. Но вопрос заключается еще и в позиции правоохранительных органов. На Кавказе есть судьи, которые принимают традиционные правила во внимание и чаще ставят их выше закона или факта домашнего насилия. Что самое страшное — такое сочетание существует в умах тех людей, кто должен принимать эти решения, ответственных.

Не скажу, что сразу резко поменяется ситуация, если закон в итоге примут, но ее надо как-то уже менять, бороться с архаикой в менталитете, сознании людей, в том числе ответственных за решение этой проблемы.

В последний год снова видна актуальность проблемы домашнего насилия. Яркий случай — операции по обрезанию девочек (калечащая операция, при которой у девушек удаляют часть клитора, — прим. «Ленты.ру») в Ингушетии, где была попытка судебного решения, но опять-таки все наткнулось на менталитет местных жителей, которые с серьезностью не отнеслись к данной проблеме. Опять же «убийства чести» в республике. Халатность правоохранительных органов привела к смерти девушки. Какие-то случаи становятся известными благодаря информационной политике, но системных изменений не происходит, в том числе и в частной жизни людей. Более того, есть ситуации, когда общество пытается оправдать преступника.

Проблема — внутри общества. Нужен и закон, и программа, системная работа, координация различных организаций, женских в том числе. Я вижу очень мало заинтересованных людей в решении ситуации. Поговорить, обсудить они могут — и все. А вот конкретных мер и шагов очень мало. Закон будет одним из таких шагов.