«Включили музыку — значит кого-то пытают»

Российские силовые ведомства — ФСИН, СКР и Генпрокуратура — начали проверки после публикации в сети роликов из крупнейшего архива видеозаписей тюремных пыток. Этот архив весом 40 гигабайт сумел вывезти из России осведомитель известного правозащитника Владимира Осечкина. Предположительно, некоторые из видео были сняты в Областной туберкулезной больнице №1 (ОТБ-1) саратовского управления ФСИН. На кадрах с регистраторов надзирателей видно, как на заключенных мочатся, избивают их, а также насилуют или пытают, вставляя швабру в прямую кишку. Одним из тех, кто побывал в ОТБ-1 в 2018-2020 годах, стал осужденный Алексей Макаров. По его словам, за время пребывания в тюремной больнице он подвергался пыткам и сексуальному насилию. Свою историю бывший заключенный рассказал «Ленте.ру».

Предупреждение:

Несмотря на многочисленные факты, указывающие на серьезные нарушения в саратовской ОТБ-1, на данный момент они не доказаны следствием и судом. Во избежание обвинений в клевете и судебных издержек «Лента.ру» изменила имена людей, которых Алексей Макаров называет причастными к пыткам и изнасилованиям в больнице.

Как говорит Алексей Макаров, за время пребывания в ОТБ-1 его дважды сильно избили и изнасиловали. В одном из этих случаев у осужденного требовали 50 тысяч рублей — и знакомые Макарова перевели эти деньги вымогателям. Но Алексея после этого все равно избили и надругались над ним.

Жалобы на беспредел в ОТБ-1 Макаров писал, еще находясь за решеткой: все они оказались безрезультатными. Он освободился весной 2020 года и тем же летом после консультаций с правозащитниками обратился в СКР. Экс-заключенный рассказал о вымогательствах, пытках и шантаже в тюремной больнице, а также указал фамилии тех, кто над ним издевался.

Однако за год, что прошел с того времени, правоохранительные органы не нашли никаких нарушений в саратовской ОТБ-1. Последний подобный ответ Алексей Макаров получил от замначальника Управления собственной безопасности (УСБ) ФСИН России всего за неделю до того, как в сети началась публикация записей из «пыточного» архива.

Расследование началось только после публикации видео из «пыточного архива»?

Алексей Макаров:Свой четырехлетний срок я получил по части 2 статьи 111 («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью») УК РФ. Однажды получилось так, что группа молодых людей не совсем корректно повела себя по отношению ко мне: они стали махать руками, и мне пришлось достать травматический пистолет. Я попал в одного из них и пошел под суд.

Так в 2016 году я оказался в саратовской исправительной колонии №7 (ИК-7). А в 2018 году мне и другим заключенным делали флюорографию, и у меня нашли затемнение в легких — заподозрили туберкулез. Из-за этого в мае меня этапировали в ОТБ-1, где я находился до апреля 2020 года.

Куда вы обращались по поводу пыток в ОТБ-1?

ОТБ-1 — это режимное учреждение, в котором пациентов особо нечем лечить: нет нужных препаратов. Кормят там тоже очень плохо, посуда старая, а если от стены оторвать кусок гипсокартона, то можно увидеть улицу. Работают в этой больнице вольнонаемные врачи, у которых короткий рабочий день.

Есть там и дежурные медсестры на случай, если кому-то станет плохо и нужно будет сделать укол или поставить капельницу. А в роли санитаров в ОТБ-1 выступают сами осужденные, которые за это получают зарплату. Я сам работал санитаром, но деньги не получал — один из руководителей решил, что раз я подвергся пыткам, то не достоин получать зарплату.

Как вас приняли в вашей ИК-7 после того, что произошло в больнице?

Понимаете, персонал-то о них знал, но заочно, не сталкиваясь напрямую. Но если брать туберкулезно-легочное отделение №8 (ТЛО-8) и психоневрологическое отделение, где как раз постоянно пытали и насиловали, то работавшие там медики не могли не замечать происходящее.

Дело в том, что там находятся врачи-мужчины, которые могут свободно передвигаться по территории в отличие от врачей-женщин, которых всегда сопровождает сотрудник с дубинкой и газовым баллончиком. И главврачи этих отделений не могли не замечать синяки на теле своих пациентов.

Как часто пытали в тюремной больнице?

Наверное, потому что туда можно отправить любого человека с любого режима, из любой колонии любого города. Если ты сидишь где-то в управлении и тебе нужен конкретный заключенный, то ты его перетягиваешь в ОТБ-1 и делаешь с ним все, что хочешь. И ничего тебе за это не будет.

Что вы можете сказать про «разработчиков» и их отношение к пыткам?

Я хотел бы верить, что попал туда по чьему-то злому умыслу, но скорее всего это не так. Уже на свободе я сдал многие анализы, проверил легкие — и на снимках были видны рубцы шрамов. То есть в саратовскую ОТБ-1 я попал по диагнозу. В самой больнице я стал завхозом. По сути, в мои обязанности входило обирание осужденных.

Вы ведь понимаете, что это туберкулезная больница, где, естественно, есть инвалиды разных групп, получающие выплаты по инвалидности от государства. Когда эти выплаты приходят, осужденные идут в магазин и покупают сигареты, чай, печенье или что-то еще.

Согласно постановлению Дмитрия Иванова, который был дневальным начальника ОТБ-1 Виктора Борисова, каждый завхоз должен был нести ему свою таксу. Ее нужно было отбирать у осужденных инвалидов или тех зэков, которым помогали родственники.

Кто такой дневальный Иванов? Как ему вообще удалось обложить завхозов своим налогом?

Ситуация сложилась следующая: когда предыдущий завхоз передавал мне полномочия, он передал мне еще и 20 тысяч рублей, которые насобирал с заключенных. Эти деньги мой предшественник поручил передать Дмитрию Иванову. Я возмутился: мне это очень не понравилось, но бить себя в грудь я не стал и деньги передал.

Но потом я стал месяц от месяца постепенно снижать этот «налог» и довел его размер всего до шести тысяч рублей.

Но «разработчикам» («привилегированным» зэкам, которые пытали других осужденных, —прим. «Ленты.ру») очень важно, чтобы все было именно так, как они скажут. Им нужно, чтобы никто не смел им перечить или возмущаться. А таких, как я, в больнице просто перемалывают. И именно из-за истории со снижением поборов «разработчики» меня заметили.

Конфликт с руководством возник у вас именно из-за этой практики?

Дмитрий Иванов — заключенный, один из самых активных «разработчиков», а возможно, и их лидер. Его курировал сам заместитель УСБ ФСИН по Саратовской области: если можно так выразиться, Иванов был его агентом. Выяснилось это из-за одного случая. Во втором инфекционном отделении находился лежачий больной, прикованный к кровати.

На его лицевом счете скопилась солидная по тюремным меркам сумма — сто тысяч рублей. Когда этому осужденному нужно было отовариться, он писал список, и завхоз нес его в магазин. Там для этого осужденного собирали пакет, и бухгалтер вместе с ним посылала заказчику специальный документ, где нужно было расписаться.

Там они вместе с Дмитрием Ивановым о чем-то поговорили, а на следующее утро к нам приехал человек из областного управления УСБ ФСИН. После этого нам всем сказали, что об истории с этой банковской картой и ста тысячах рублей вспоминать больше нельзя, как будто ее и не было.

Как, по-вашему, вы оказались в тюремной больнице — случайно или по чьему-то приказу?

Пытки они называли просто работой и совершенно о них не жалели. Это страшные, глухие и необразованные люди, выходцы из забытых богом поселков, отбывающие сроки по тяжким статьям. «Разработчики» встречали этапы с осужденными и свободно ходили по запретным для других зэков территориям.

«Разработчикам» были интересны не все этапы, а только те, которые приходили с «черных» зон (колонии, где все неформальные вопросы, включая те, что связаны с администрацией, решают криминальные элементы —прим. «Ленты.ру»). Из каждого такого этапа минимум четыре человека проходили через какие-то физические воздействия.

Почему «пыточным центром» стала именно ОТБ-1?

Я находился в туберкулезно-легочном отделении на протяжении двух с половиной месяцев. Как минимум трижды в неделю там включалась оглушительно громкая музыка. Те, кто прошли через пытки, знали: если заиграла музыка — значит, кого-то пытают. Я сам прошел через пытки дважды в 2020 году: в феврале и апреле.

В первый раз у меня вымогали 50 тысяч рублей: мои знакомые перевели эти деньги «разработчикам», но меня все равно избили и надругались надо мной. Второй случай был «прощальным»: «разработчики» подгадали момент, избили меня, изнасиловали и забрали все деньги. Отпустили только тогда, когда поняли, что я для них уже бесполезен. На следующий день я покинул ОТБ-1.

Получается, что персонал больницы знал о пытках?

Я приехал к себе в колонию, где меня знали администрация и заключенные. Я себя зарекомендовал с хорошей стороны, поэтому мне не дали «провалиться». Я остался при своем и не ушел в касту обиженных. В конце концов, палка, которой меня насиловали, — это не половой член, если судить строго по понятиям.

Вообще, большинство тех, кто проходит через подобное, хранят все в тайне: заключенные боятся, как будут дальше отбывать свой срок. Они молчат и не пытаются как-то исправить ситуацию. В итоге из-за этого страдает все наше общество.

Что представляла собой эта больница?

Первым делом я обратился в саратовское управление СКР: следователь приехал ко мне только через 2,5 месяца. Я понимал, что никакого следствия не будет, а по моему делу умышленно затягивают сроки. В какой-то момент я сказал следователю, что хочу справедливости, а та мне ответила: «Ты же понимаешь, что ничего не добьешься».

В итоге в саратовском управлении СКР мне отказали в возбуждении дела. Тогда я написал напрямую генпрокурору Краснову, главе СКР Бастрыкину и директору ФСИН Калашникову. Как раз накануне момента, когда в сети появились видео из «пыточного архива», мне пришли отказы из Генпрокуратуры и ФСИН.

«Лента.ру»: Как вы оказались в местах лишения свободы?

Да. 11 октября мне позвонили из саратовского управления СКР, оперативно прислали мне документы и опросники. В тот момент я находился в Москве — и меня вызвали в ближайший районный отдел СКР, где опросили по факту истязаний в ОТБ-1.

Кажется, от моих слов у него глаза на лоб вылезли: мой рассказ его явно шокировал. Изменится ли что-то теперь в больнице, где меня пытали? Наверное, да. Но мне кажется, что за все издевательства кого-то просто назначат крайним. А все, кто руководил «пыточным центром», просто останутся не при делах.

Леонид Микуляк