John Saxtorph№-10005564 „39“

Bойна roвна со злом.

Roger Waters rejected the offer of Mark Zuckerberg saying that ‘Fuсk off’

Наберут еще больше полотенцеголовых обезьян, заменив ими остатки людей, и в результате выпустят очередную блевотину.

Я двуногая нефть. Я всего лишь ресурс.
Многократно добыт и почти что убит.
Моя жизнь не важна, важен рыночный курс.
Я для вас лишь сырьё, наполнитель трубы.

Материал, из которого строите вы
Свой рублёвский мирок и свой быт за бугром.
Мои кости и мясо вам слаще халвы.
Вы как черви во мне. Я и пища, и дом.

И всё то, чем вы любите хвастаться вслух,
Это я, это мы, это плоть наших тел.
Дорогие бриллианты в ушах ваших шлюх -
Это слёзы в глазах не рождённых детей.

Кто из братских республик в Россию бежал,
Кто в Славянске пытался спасти отчий кров,
И кто предан в Чечне - это ваш капитал.
И по трубам на запад вы гоните кровь

Тех, кто строил и сеял, и кто брал Берлин.
Вы за яхты и виллы продали отцов,
Ваши вы6лядки в лондонах даже смогли
Речь родную забыть. Поменяли лицо.

До конца не добыта двуногая нефть.
Вы хозяева мне не навек, лишь на срок.
Вы забыли одно. Нефть способна гореть
И она загорится. Сожжёт ваш мирок.

Kaк-то раз в Расчленинграде
Баба дочку родила.
И очей своих усладе
Имя Ксения дала.

Не худышка, не толстуха,
Не смугла и не бела.
Но кривая погремуха
У девицы той была.

Видно кальций был в излишке
В молоке ее маман:
Выпирала челюсть слишком,
В общем, внешность - не шарман.

С этой мордой лошадиной
Жить на свете нелегко.
С Рубинштейна и с Неглинной
Вслед кричат ей: "И-го-го!"

И прозвали девку Ксюшадь,
Намекая на прикус.
Всех прохожих ржака душит,
А она не дует в ус.

Годы шли - девица зрела,
Рано вставши на крыла.
Повзрослевши, оборзела
И публичной прослыла.

*Продолжение следует

Да ведь она - просто эксперт в области грязных клубных сортиров!

На складах скопились вагоны непроданных перчаток и масок - кое-кто из чиновников имеет на них свой гешефт.

Hа складах скопились вагоны непроданных перчаток и масок - кое-кто из чиновников имеет на них свой гешефт.

Высокая ореховая дверь на медных петлях отворилась беззвучно. По краю обитая войлоком, она, закрывшись, отсекла шумы подмостков. Филипп оказался в коридоре с окнами на задворки по левую руку и кабинетами по правую. Это было святилище — административный этаж.
Он крался по дубовым половицам, изучая таблички на дверях. «Бухгалтерия», «Исполнительный директор», «Заместитель заведующего режиссёрским понуканием», «Первый распорядитель», «Мужской клуб, САУНА — В ПОДВАЛЕ!», «Заведующий художественно-производственным комбинатом», «Литературно-драматическая часть». Остановился напротив, постучал и тут же, не дожидаясь ответа, открыл.
— Что же вам, сукам, надо… — тоном величайшей покорности судьбе даже не вопросил, а горестно констатировал господинчик.
— Кто тут у вас вопросы решает? — по заученному шаблону обратился Филипп.
— Какие?
— Производственные.

— У вас что?
— Трагедия.
— Этто хорошшо, — в голосе господинчика просквозило что-то от оголодавшего огра, обитателя уральских пещер и мокшанских болот. — Каков объём?
— Объём…
«Мера как у зерна или как у водки?» — Филипп забуксовал.
— Сколько листов? — конкретизировал господинчик.
«Каких листов?!» — ужаснулся Филипп. Из бесед с литературным рабом Дарием Донцовым бард усвоил, что листы бывают не только бумажные, которые включают в себя две страницы, но и авторские, в которых могло быть от двадцати двух до двадцати четырёх машинописных страниц...

Поставил на высоком чердаке пулемет,
И написал в дневнике: «Сюда никто не войдет!»

Чe-то одежда у него какая-то не мущинская ..

Я - за себя.

Ну, хоть не в пecдy засунула, и то ладно!

Так это ты у нее научился?

"текущим этическим кодексом"

Ты - ретроград? Какие станки? Будущее - за битком!

И ни слова об «убитых» коленных суставах и межпозвоночных дисках?

Васька-Кривой зарезал трех рыбаков
Отточенным обрезком штыря.
Вывернул карманы и набрал серебром,
Без малого, четыре рубля.
Вытряхнул рюкзак и нашел в рюкзаке
Полбутылки дрянного вина.
Выпил вино и уснул на песке,
Стала красной речная волна.

Эти реки текут в никуда,
Текут никуда не впадая.
Эти реки текут в никуда,
Текут никуда не впадая.

Ваську-Кривого повязали во сне
И отправили в город на суд.
Жарко нынче судейским, они, не таясь,
Квас холодный стаканами пьют.
А над ними засиженный мухами герб,
Страшный герб из литого свинца.
А на нем кровью пахаря залитый серп
И молот в крови кузнеца.

Эти реки текут в никуда,
Текут никуда не впадая.
Эти реки текут в никуда,
Текут никуда не впадая.

Ваську-Кривого, разбудив на заре,
Без оправки ведут в коридор.
Глухой коридор и щеpбатый кирпич,
И кафелем выложен пол.
Божья мамочка билась у входа в тюрьму
О железную дверь головой.
Но с кафельной плитки Васькину кровь
Смыл водою из шлангов конвой.

Эти реки текут в никуда,
Текут никуда не впадая.
Эти реки текут в никуда,
Текут никуда не впадая.