«Люди уже хоронили меня»

Иран всегда считался одной из самых закрытых стран в мире и редко привлекал внимание туристов из-за своей консервативности. После обострившейся политической ситуации в январе 2020 года и сбитого иранскими военными пассажирского самолета путешественники и вовсе боятся посещать персидское государство. Корреспондентка «Ленты.ру» случайно оказалась в Иране во время этих событий и рассказала, стоит ли туристам опасаться поездок туда. О ее маршруте по живописным городам, культурном достоянии страны и менталитете местных жителей — в репортаже «Ленты.ру».

Я выхожу из отеля в Ширазе и оглядываюсь по сторонам. Почти везде проезжая часть заблокирована, потому что улицы наводнили толпы местных жителей с плакатами, на которых изображен человек в форме с седыми волосами. Многие плачут. Из колонок доносится речь выступающего, транслируемая из Тегерана. В тот день почти вся страна вышла на улицы.

Вот уже четыре года подряд мы с родителями уезжаем на Новый год в какую-нибудь экзотическую страну. Начинали с Шри-Ланки и Макао, год назад были в Омане, а в этот раз решили отправиться в Иран — авиабилеты туда стоили недорого. К тому же мы много читали об исламской революции, и нам стало интересно посмотреть, насколько сильны ее отблески сейчас. Вдобавок долгое время Исламская Республика была закрыта для туристов, теперь же визовый режим упростили. Позже еще выяснилось, что иранские пограничники не ставят никаких штампов в паспорта, чтобы потом у путешественника не было проблем при посещении стран, у которых с Ираном напряженные отношения.

Решено — сделано: билеты купили в октябре. А в конце ноября Иран охватили протесты из-за подорожания цен на бензин. Наши родственники всполошились: почти каждый день бабушка и дедушка начинали телефонный разговор с советов сдать билеты и отменить все брони в гостиницах. До поездки оставался месяц, и мы решили не торопиться. Но даже после окончания протестов бабушка иногда повторяла: «Что-то в этой стране вас ждет».

31 декабря мы наконец приехали в Иран. С первого же дня я нацепила на себя шапку и не расставалась с ней до конца поездки — в этой стране женщинам и девушкам запрещено ходить без головного убора, даже туристкам. Первым делом мы поехали в Кашан, примерно в паре сотен километров от Тегерана. Пробыли там недолго ­— всего один вечер. Город выглядит очень маленьким. В старой его части множество построек песочного цвета, и было интересно наблюдать, как женщины, укутавшись в темные чадры, спешат с намаза домой.

Иранцы любят сладости, и магазинов с ними везде много: продают сахар на палочках, гязы в больших упаковках, забаны и соханы. Не все так гладко в стране с интернетом: все необходимые мне соцсети — Instagram, Facebook, Telegram, «ВКонтакте» — не работали без VPN. Есть и проблемы с туалетной бумагой и в целом с салфетками — редко где вообще их можно найти. К слову, женских туалетов как таковых, по сути, тут нет — обычно это дырки в полу, которые иногда украшают орнаментом из цветов и узорами.

Кажется, местные жители в Кашане особенно консервативны. «Люди у нас действительно очень религиозные, потому что в основном осталось старшее поколение. Молодежь уехала в крупные города — учиться и работать», — рассказывает сотрудница отеля Мария, которая учится в Исфахане на преподавательницу французского языка и приезжает в родной Кашан помогать родителям. Девушка одета не в чадру, на ней красивый голубой платок и длинное бежевое платье. Она сама остановила меня, когда я прогуливалась по саду, угостила конфетой и завела разговор об именах. «Дария — это очень красивое имя. У нас тоже есть похожее, оно переводится как "море" или "вода". Я бы хотела когда-нибудь побывать во Франции или Канаде, но у меня пока нет денег. Родители зарабатывают совсем немного, да и я тоже, как и многие другие, впрочем», — говорит она.

Зарплаты в Иране и правда не очень высокие: минимальная, по сведениям правительства за прошлый год, составляет 1,6 миллиона иранских риалов в месяц — примерно 37 долларов, а средняя — 450 долларов. Официальным данным верят не все: говорят, что даже в Тегеране — крупнейшем городе, куда стекаются все человеческие и экономические ресурсы, — средняя зарплата достигает лишь 300-400 долларов. Так или иначе, с первого дня мы поняли, что иранцы — гостеприимные и образованные люди. Один из местных, увидев, что мы растерянно стоим возле плаката с Али Хаменеи, спросил, чего мы ищем, а затем показал дорогу к главной улице.

На следующее утро мы выдвинулись в Исфахан. На контрольно-пропускном пункте нас остановили иранские военные. Мама по дороге сняла с головы платок из-за жары и не сразу спохватилась, когда нам приказали остановиться. Один из военных внимательно переписал наши данные, включая имя моего отца и его мобильный телефон, а затем просунул голову в открытое окно почти вместе с автоматом и, обращаясь к маме, сказал, показывая руками: «Хиджаба, хиджаба». Посмеиваясь, они нас отпустили.

Исфахан — третий по количеству населения после Тегерана и Мешхеда. Первое, что в нем замечаешь, — это то, как люди современно одеты. Женщины, к примеру, носят вполне повседневную одежду, сочетая ее с красивыми платками самых разных оттенков. Тут я впервые увидела знаменитые голубые мечети и иранский кинотеатр: иностранных фильмов там не так уж много, больше местных. Было необычно смотреть на афишу иранского боевика, на котором изображена девушка с пистолетом в шейле или хиджабе.

Под теплым зимним персидским солнцем местные продавцы несколько раз пытались завести нас в магазин ковров на главной городской площади и делали это очень ненавязчиво: приглашали на чашку чая, но не настаивали, если мы отказывались. Вообще за всю поездку я не заметила, чтобы кто-то хотел нажиться на путешественниках: из-за своей закрытости Иран еще не избалован туристами, как та же самая Турция, и продавцы не стремятся завышать цены на свои услуги. Зато попадались попрошайки — как нам объяснили, это были беженцы из Сирии или цыгане, — они пытались продать нам дешевые жвачки или браслеты. Мать с дочкой даже подошли ко мне вплотную, когда я сидела на стуле в магазине. Позже в Тегеране одна девочка, получив небольшую купюру от нашего гида, снова неожиданно появилась на другой улице и начала дергать за рукав моего отца.

Продавец посуды минакари, с которым мы познакомились неподалеку от главной площади Исхафана, бегло и без запинок говорил по-русски — по его словам, он сам смог выучить язык. Видно было, что мужчина заинтересован в российской политике: он почему-то подумал, что мне нравится Алексей Навальный, а затем, заговорщически подмигнув, сказал, что следующим президентом станет Сергей Шойгу. Оказалось, что министр обороны уже приезжал в Исфахан в 2015 году, и тогда наш собеседник бежал за ним и радостно выкрикивал: «Шойгу! Шойгу!» Рассказал он немного и про протесты в предыдущем месяце: на его взгляд, полиция жестко их подавляла, и тогда погибли около полутора тысяч человек. В ответ на слова моей мамы о том, что в России люди боятся выходить на протесты, продавец махнул рукой и воскликнул: «Женщина, ты чего? Мы тоже жуть как боимся». Но, тем не менее, все же выходят.

Следующим утром, 3 января, я узнала об убийстве Сулеймани. В полдень мы уже были в Йезде. Еще на подъезде к городу заметили, что повсюду висели плакаты погибшего генерала. Одна из мечетей была почти полностью обернута в темную ткань, а на центральной площади — все увешано черными флажками. Все газеты пестрели снимками Сулеймани, а на машинах и автобусах появились наклейки с его портретом на фоне светлого купола мечети. В лифте торгового центра транслировали музыкальные ролики с его изображениями, а после — кадры с запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» и их погибшим лидером Аль-Багдади. После того как я выложила в сторис снимок газетного прилавка, получила сообщение от знакомого американца, участвовавшего в боевых сражениях в Афганистане: «Попались. Он получил запоздалый рождественский подарок».

С заходом солнца улицы немного потускнели из-за слабого освещения, а в центре открылся вечерний базар, на котором торговали конфетами, цветастыми сумками и сладостями. Людей было мало, несмотря на то что был выходной. В одном из переулков между старыми домами песчаного цвета три парня ехали на одном маленьком скутере. Из-за угла неожиданно появились полицейские и подрезали их. Двое спрыгнули со скутера и сбежали, а один остался — он смотрел стражам порядка в глаза и умолял не забирать его транспорт. Те посмеивались — было видно, что они с нарушителями знакомы и встречаются уже не в первый раз. Но скутер все же отобрали, и его владелец понуро побрел пешком.

В одном из местных кафе мне удалось подключиться к интернету. «А ты в Иране сейчас? ******. Удачи», «Как же умело ты выбрала страну для каникул», «Даша, ты что, правда в Иране? Будь осторожнее», «Бомбы уже начали кидать?» — посыпались обеспокоенные сообщения от моих знакомых и друзей. Толком не понимая, что, собственно, произошло, я спросила у одного из них, чем вызвана такая масштабная паника. Он мне ответил, что в Twitter вышел в топ хештег WWIII — Третья мировая война. Тем временем в Йезде было спокойно, хотя кое-где и пошли слухи о том, что в Тегеране начались митинги против США и Израиля. Позднее, когда я была в Ширазе, там транслировали, как местные топчут и сжигают американские флаги.

«Сулеймани был действительно важным человеком для страны. К нему относились двояко, но то, что они попали в самое сердце политического Ирана, в этом нет никакого сомнения, — рассказывает продавец сладостей Джамиль. — Третья мировая ведь уже давно идет, мне кажется. Ирак, Сирия, другие военные точки. В Иране вряд ли что-то подобное произойдет, потому что у нас достаточно старая власть, которая держит все под контролем. Порядки очень-очень древние и крепкие». В свою очередь местный студент-инженер сказал мне, что не только не верит в возможность масштабных военных действий, но и не понимает всеобщего траура по генералу, который приказывал разгонять митинги в Тегеране: «Как минимум странно настолько чтить "подавителя" своего народа, хоть он и боролся с ИГ».

Тем временем в соцсетях мне начали предлагать помощь, спрашивали, зачем я сюда вообще поехала, и неприятно шутили. Все это напоминало ситуацию разгорающегося информационного терроризма: пока я спокойно сидела на главной площади на лавке и ела кокосовые конфеты, люди, находящиеся в тысяче километров от Ирана, уже хоронили меня, других туристов и местных жителей, как минимум, вместе с давно почившими персидскими царями Дарием и Ксерксом. Я сначала даже немного испугалась: «А что, если и вправду сейчас введут чрезвычайное положение, а мы еще не посмотрели Шираз и Тегеран?» Но потом вспомнила, что билеты назад куплены только на 9 января, и до этого момента не стоит нервничать.

Дальше мы отправились в древний персидский город Шираз, до исламской революции славившийся своим вином. Портретов генерала там было значительно больше, чем в Йезде, — изображение погибшего проецировалось даже на местную крепость. Внимание привлекала и громко кричащая музыка, правда, она была вовсе не траурной, а наоборот, звучала так, будто к чему-то призывала. Активисты в «поддержку суверенитета Ирана» совали листовки с портретом Сулеймани беспорядочно проезжающим мимо автомобилистам, позднее даже образовалась большая пробка. В Иране в целом водят довольно ужасно: водителям плевать на пешеходов, они никогда не уступают им дорогу, а те в свою очередь плюют на них и переходят дорогу, где хотят. Инициатива с трафаретами окончательно застопорила движение: автобусы стояли наперекосяк, машины как-то пытались вырулить из этой пробки, но все было безуспешно.

«Мы не против американцев, понимаете? Не против, — рассказывает Давид, один из активистов "за Сулеймани", как они себя называют. — Нам Трамп не нравится. Он посягает на независимость, на спокойную жизнь страны. Я чувствую неидеальность и нашей страны тоже, но я не позволю ее тронуть. И если надо, мы будем мстить. Даже если это будет стоить нам крови, жизни, всего». Еще более радикально настроенный участник движения заявил: «Почему Трамп не ответил до сих пор за то, что он сделал на Ближнем Востоке? Почему другие страны страдают, и мы должны страдать? Я желаю ему смерти, умер бы он поскорее».

Утром 7 января в холле нашего отеля столпились постояльцы — они смотрели телевизор, на котором транслировали похоронные процессии в разных городах. Многие приехали в родной город Сулеймани Керман, чтобы лично проститься с генералом. Самая большая прощальная церемония — по всей видимости, в Тегеране. Когда мы вышли из отеля, увидели, что почти вся соседняя улица полна людей, они идут с фотоплакатами генерала или лозунгами против США: их даже не могли объехать машины, потому что многие вышли на проезжую часть. Люди плакали, эмоции их переполняли. Из автомобилей сигналили, поддерживая шествие, а из колонок доносилась громкая речь дочери погибшего.

«Мы хоронили не самого Сулеймани, мы хоронили нашу грусть и скорбь по свободе, — говорит Айсан, одна из участниц церемонии в Ширазе. — Моя сестра живет в Тегеране, она была на протестах. Тогда жестко пресекали любые инициативы cвободы. Трамп хочет нашей свободы тоже, только еще он хочет свободы тех, кто у нас, у обычных людей, ее забирает. И я не люблю Сулеймани, но я обязана выйти, чтобы поддержать других своих братьев и сестер». Тегеранец Азад, также шедший в траурной процессии, считает, что, наоборот, Сулеймани был хорошим человеком: «Он спас иранский народ от ИГ. Они получили, что хотели. Его смерть значит для меня и моих знакомых многое, просто потому что смерть героя всегда печальна. Он надолго останется в истории, о нем обязательно будут рассказывать детям в школах».

В тот же день мне снова пришло сообщение от знакомого американца: «Пусть только попробуют связаться с нами». Потом он разразился длинной тирадой о том, что Сулеймани был человеком, который убивал людей по «религиозным» причинам, координировал атаки против американцев и нарушал правила навигации в международных водах. Резюмировал он весь монолог тем, что сами иранцы — «плохие люди», которые вредят другим странам. Как выяснилось, победить эти аргументы очень просто — достаточно было напомнить о том, что в Ираке армия США вряд ли защищала граждан своей страны и в целом вела оборонительную политику.

Когда мы приземлились в Тегеране, отец получил от знакомого сообщение, в котором говорилось о бомбах и о том, что американцы перегнали бомбардировщики. Мы даже сначала не поняли, в чем дело, пока не прочитали новости, но повода для паники все равно не нашли. Выглянув из окна, я наблюдала за восходящим над Тегераном солнцем: город своими высокими песочными зданиями был похож немного на утренний Багдад в когда-то мирное время. Сзади возвышалась массивные горы. Утром стало известно о бомбардировках Ираном баз США в Ираке и падении украинского боинга, летевшего в Киев, на территории Ирана.

Из-за тревожных новостей я поначалу испугалась, тем более что возможности следить за развитием событий весь оставшийся день у меня не было. Паника пропала, когда мы вышли на улицу. Мы спустились в метро, и я стала наблюдать за людьми вокруг. Иранские женщины, которые совершают поездку в одиночку, могут сидеть в специальном вагоне, закрытом стеклянными дверцами. Мы ехали в общем, так как с нами был отец. Один из пассажиров вагона, пожилой мужчина с мольбертом под ногами, перерисовывал в блокнот лица своих попутчиков — спящего лысого иранца, молодого усатого парня, напоминавшего азербайджанца, и офисного клерка с портфелем. Собираясь выходить на станции, художник отдал им свои творения, один за другим отрывая листки. В метро было много военных, правда, они скорее напоминали мальчишек на каникулах: один сидел на корточках, прижавшись к перегородке, другой трепал его по плечу и смеялся. Еще двое стояли, обнявшись, на платформе, одного из них заметно тянул вниз рюкзак.

На улице молодые иранцы жарили фалафель и улыбались проходящим мимо девушкам в платках. Те смеялись и быстро уходили. Коты растянули лапы на солнце, им было хорошо и тепло — можно было погреться и помечтать о сыре с грибами, который скинет нерадивый старик, не доевший огромную булку с такой странной начинкой. На небольшой струе фонтана сидела ворона и пила воду, а затем поочередно опускала в нее то одну, то другую лапу, совершая омовение перед птичьим намазом. Здесь явно никто не ждал беды.

«В том самолете было очень много иранцев, об этом уже сказали. Это были студенты или те, кто работал на Украине или в других странах, — разговорились мы с девушкой гидом по имени Азам о происходящем. — Я знаю, что многие и в Россию едут учиться. Высшее образование получают почти все, потому что это модно и престижно, правда, не факт, что студент найдет здесь работу по специальности после выпуска. А продавцами никто не хочет работать. Что касается ракет, я думаю, все же войны не будет». И она замолчала.

Идя по очередным улицам, завешанным все теми же черными флагами и плакатами с Сулеймани, уже не удивляешься. Он приелся за эти пять дней здесь. Потом даже выяснилось, что его изображение проецируют по вечерам на башню Азади, но этого мне увидеть не удалось. Получив доступ к сети и выложив несколько сторис, получаю все те же взволнованные сообщения. Многие знакомые думали, что я уже уехала отсюда, и были явно ошарашены тем, что я еще мирно гуляю по Тегерану. Но к тому моменту уже все приелось. Даже вся эта бесконечная паника за тысячи километров от меня.

Иран не показался мне опасной страной для туристических поездок. Люди тут очень приветливые и открытые, красивых городов с приятной архитектурой предостаточно, а если углубляться в культурное наследие государства, то любой путешественник не будет здесь скучать. Даже убийство Сулеймани и другие печальные январские события не смогли испортить впечатления от поездки — и лишь заставили меня задуматься о том, как скоротечна история и как легко стать ее непосредственным свидетелем.

Дарья Новичкова