«Ну че, когда революция?»

Российскую студентку Алан Ерох отчислили из Ярославского государственного педагогического университета после участия в акциях против дискриминации геев и лесбиянок. Незадолго до этого ее внесли в черный список «Пилы» — организации «охотников на геев», участники которой разослали ЛГБТ-активистам угрозы смерти и взяли на себя ответственность за убийство активистки Елены Григорьевой. «Лента.ру» поговорила с Ерох о том, почему она продолжает выступать за права ЛГБТ-людей, несмотря на отчисление и угрозы.

Внимание: данная статья, как и все материалы на сайте «Ленты.ру», относится к возрастной категории «18+» и не предназначена для детей.

Я прекрасно понимала, что меня отчислят. Я писала зачет по английскому перед комиссией. Мои одногруппники на пересдачу не явились, я присутствовала одна: как выяснилось позже, когда я разговаривала с деканатом, на самом деле я могла все сдать в ноябре, однако мне об этом ни слова не сказали. Правильно выполненных заданий у меня было 23, а в официальной бумаге написано 20. У меня все это сфотографировано, но в общем и целом мне это уже не поможет. Когда я попросила посмотреть направление на прошлый перезачет, меня отвели в деканат, сказали подождать, нарисовали это самое направление, потому что его не существовало, и прикрепили к ведомости.

Преподавательница в сентябре сказала прямо, что постарается меня завалить. Я подозреваю, что это потому, что я буквально за пару недель до этого дважды попадала в полицию. Одна акция была, когда мы вынесли гроб к мэрии, привлекая внимание к проблеме гомофобии в семье. А вторая — по поводу домашнего насилия, когда я легла с плакатом напротив здания МВД. Протоколов не заводили, брали только объяснительные. Но, как мне сказали, протоколы они могут завести сами и пригласить нас подписать их.

В случае, когда я лежала у МВД, меня задержали, и на протяжении получаса вообще не сообщали оснований для задержания, потому что их, по сути, и не было. Когда я попросила капитана полиции пояснить, почему меня задержали, он попросил меня «не философствовать». В итоге, когда уже пришел человек, наверное, пятый, который там со мной разговаривал, он смог придумать, по какому поводу меня задержали. Одно «но» — по этой статье я не подхожу. А с другой акцией основанием, кажется, была все-таки «пропаганда» (статья 6.21 КоАП «Пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних» —прим. «Ленты.ру»). Но пока это не вписали. У нас в городе уже был один суд по поводу пропаганды. Но там дело сошло на нет, сам судья все снял.

Также я делала День памяти трансгендеров — там была серия одиночных пикетов. Потом «Бесплатные обнимашки» — мы ее три года подряд проводили. Мы выходили с плакатами, на которых с одной стороны было написано «бесплатные обнимашки» или «обними меня», а с другой «я гей» или «я лесбиянка».

На Первомай дважды выходили с флагами. Ставили шкаф на Советской площади в День каминг-аута, потому что выражение «coming out of the closet» означает «выход из шкафа». Потом опять День памяти трансгендеров, когда мы на Стрелке (полуостров в Ярославле, где расположен городской парк, —прим. «Ленты.ру») установили крест и, условно говоря, распяли там трансгендера, показав, как с ними по сути поступает общество.

Еще был месяц гордости, месяц определений, когда я несколько дней выходила с плакатами, где были различные определения по типу «гей — это...», «лесбиянка — это...», «трансгендер — это...» и так далее.

Меня задерживали до этого только один раз, но даже не брали объяснения, потому что оснований не было — это был одиночный пикет. Увели, полчаса побеседовали и отпустили. А другую организацию в нашем городе задерживали, причем, по-моему, даже неоднократно, у них висит несколько протоколов на четверых, кажется, участников организации. И у них в статьях, по-моему, «пропаганда», но я не уверена.

В этот раз мы понимали, что привлекаем куда больше внимания, потому что, во-первых, мы это сколько уже делаем — почти два года? А во-вторых, потому что другая организация до этого привлекла внимание полиции и силовых структур. Мы понимали, что в любом случае, что тут ни сделай, на нас будут вызывать [полицию]. В случае с акцией с гробом нас уже ждали на месте.

Ребята из других организаций, которых привлекали, на момент акции не учились и не работали. Единственное что, был один педагог, и сначала вроде все нормально среагировали, а потом он уволился. Не знаю, сам или не сам, но тем не менее.

Первой реакцией на то, что я попала в список «Пилы», была повышенная тревожность, и я обсуждала это с психологом горячей линии ЛГБТ, с очень большим количеством активистов, чтобы себя как-то успокоить. Все остальные люди в этом списке, насколько я знаю, это люди, которые в активизме давно, и для них это какая-то, наверное, более привычная вещь. Я вообще не понимаю, что я там делаю, потому что, ну как бы что? Вы меня с этими людьми в один ряд поставили? Тогда пришлось принять меры безопасности. Но сейчас, ну да, есть этот список «Пилы», и что дальше?

На самом деле я не знаю, как это получилось, что я начала заниматься активизмом. Просто когда был День памяти трансгендеров, я сказала: ребята, давайте выйдем с плакатиками, давайте сделаем такую штуку, поставим фотографии, поставим свечи и будем стоять с абсолютно нейтральными плакатами.

К нам приехали ребята из петербургской организации «Альянс гетеросексуалов и ЛГБТ за равноправие». На тот момент я еще не имела отношения к «Альянсу» — у нас была другая организация. Они нам очень сильно помогли, и с того момента появилась организация «Каллисто».

Москва и Питер куда лучше в том плане, что там банально проще найти психолога, юриста, шелтер [укрытие] при необходимости, если тебя выгоняют из дома. Есть какие-то тусовки внутренние, где ты можешь не бояться быть собой. В Ярославле с этим несколько сложнее, потому что людей меньше, и если тусовку еще можно найти, то все остальное зачастую идет просто по *****. Особенно в том, что касается работы. Мой работодатель знает, и ему пофиг, а многие вообще боятся, трясутся сказать, сделать что-нибудь лишнее, сделать что-то не так. В столицах с этим проще, потому что там ты через знакомых и эти тусовочки найдешь какую-нибудь работу.

Не то чтобы меня знает весь город, но последнее время у меня бывают ситуации, что я просто в магазине стою, продукты выбираю, а мимо меня проходит мужчина, и такой:

— Ну чо, когда революция?

— Какая революция?

— Сексуальная.

Стою на работе — подходит мужчина: «О, так это же ты флаг вешала!»

Одного моего знакомого, который участвовал в акциях и засветил лицо, побили. В остальном, насколько я знаю от ребят, все в общем-то более или менее терпимо относятся. Единственное, очень много негатива получаешь онлайн. Если я открою свою личку за последние несколько дней, я там найду столько всего...

Есть, например, и такая вещь, как корректирующие изнасилования. Это когда близкие люди ЛГБТ-персоны, зачастую родители, приглашают там какого-нибудь «друга семьи», чтобы он, условно говоря, изнасиловал их дочь, чтобы она стала «нормальной», гетеросексуальной, перестала быть лесбиянкой, потому что «у нее просто мужика нормального не было». Это все звучит как что-то очень странное, далекое, откуда-то с гор. Однако у меня есть ситуация со знакомой ЛГБТ-персоной, с которой родители пытались так сделать. Самого факта изнасилования, насколько я знаю, не было, но попытка со стороны родителей была.

Акции — это не главная и необязательная часть. Акции — это лишь вопрос привлечения внимания к самому существованию ЛГБТ-людей. Я понимаю прекрасно, что акции не сделают людей толерантными. Более того, это даже вызывает какую-то большую агрессию и отторжение. Однако теперь я куда реже слышу вещи типа «да ЛГБТ-людей нет, что вы вообще о них думаете?» Теперь, по крайней мере, есть представление, что, да, мы есть.

Сначала я вижу реакции типа: «Нет, таких людей просто нет. Зачем нам о них думать?», потом вроде как понимание: «Ну ладно, люди есть, может быть, нам все-таки стоит о них подумать?», и как-то постепенно меняется сознание в сторону: «Ну да, они есть. Да, они тоже граждане этой страны. Это не только в "Гейропе проклятой" существует», что мы (ЛГБТ-люди —прим. «Ленты.ру») точно такие же, как они, что у нас есть проблемы на законодательном уровне. Постепенно приходит какое-то привыкание. Ты можешь продолжать к этому негативно относиться, но ты, по крайней мере, уже привык к тому, что они где-то рядом есть.

У меня есть стойкое ощущение, что единственная вещь, объединяющая местное ЛГБТ-сообщество, — это ненависть к ЛГБТ-активистам. Все остальные хотят спокойненько жить и считают, что, если они просто подождут, то все само как-нибудь изменится и люди привыкнут.

Но если сейчас продолжим молчать мы, то что будет у наших детей? Мне страшно это представить. Вот вся ситуация с арестами на митингах — если сейчас забьем о них говорить, то это продолжится. И ситуация с моим отчислением такая же — я стану лишь очередной в своем городе, кого отчислили, если промолчу.

Да, куда важнее какая-то более комплексная сервисная работа. Те же юристы, психологи — ими мы тоже занимались и занимаемся — группы поддержки, шелтеры. Есть много всяких направлений, но всем сразу в одиночку все равно заниматься не успеваешь.

Весной прошла школа активизма, после которой пришло довольно много новых участников. Мы специально там рассказывали базовые вещи, и появилось очень много новеньких. Это определенно дает желание продолжать и очень облегчает жизнь, когда появляются инициативные активисты или хотя бы люди, к которым ты можешь подойти и сказать, что ты хочешь сделать. Даже те акции, которые я провожу вроде бы в одиночку, очень редко я провожу действительно одна. Есть очень много людей, которые делают невидимую часть.

По моим ощущениям, как будто опускается железный занавес, медленно, но верно: закон о «пропаганде», закон об оскорблении чувств верующих, закон о согласовании митингов, аресты по политическим мотивам. Это же не вопрос случайности, а вопрос системности. И есть много людей, которые думают: «Да, это нормально».

Уезжать я определенно думаю, но это связано не столько с ситуацией с дискриминацией за активизм или ориентацию. Просто мне интересна гендерная психология и работа с подростками как психолога. Но я понимаю, что здесь мне эта дорога закрыта. Я учусь на психолога, но я никогда не смогу в этой стране работать с подростками. В России ЛГБТ-организации боятся работать с ними. Да и мне было бы интереснее идти не в специализированную ЛГБТ-организацию, а, например, в школу или подростковый центр, чтобы это была обычная среда, скажем так.

Недавно в Екатеринбурге управление вуза мониторило соцсети студентов и пригрозило отчислить одного парня, потому что заподозрило, что он гей. Самое отвратительное в таких ситуациях, что я им уже даже не удивляюсь. Я знаю уже как минимум одного человека, которого отчислили по той же причине. У Артема Шитухина из Пятигорска была та же самая ситуация: он активист, и его отчислили якобы за неуспеваемость. Он был вынужден эмигрировать, потому что ему стало опасно оставаться в городе.

Александр Финиарель