«Это не наркотик, но, боюсь, следствие закроет на это глаза»

Дело Дарьи Беляевой из Екатеринбурга, которую обвиняют в контрабанде наркотиков в крупном размере за покупку антидепрессанта, продолжается уже полгода. У 24-летней россиянки диагностировано шизотипическое расстройство личности, и следующим шагом для нее станет стационарная психиатрическая экспертиза, которая грозит принудительным лечением в психиатрической больнице. Самый плохой исход — тюремный срок до 20 лет. По просьбе «Ленты.ру» психоактивистка Саша Старость разбиралась, чем опасна эта ситуация для каждого человека, живущего в России.

В современной России прекращение уголовного дела остается почти единственной возможностью не сесть в тюрьму, если обвинение уже выдвинуто. Правоприменительная практика крайне скупа на оправдательные приговоры: оправдывают менее одного процента обвиняемых. Однако адвокат Дарьи Беляевой Ирина Ручко уверена, что обвинение против ее подзащитной не выдерживает никакой критики, и намерена добиваться прекращения уголовного дела.

За попытку купить на зарубежном сайте антидепрессант Элонтрил, содержащий Бупропион, Беляевой вменили контрабанду эфедрона, что совершенно некорректно, указывает адвокат. По словам Ручко, в постановлении указывается чистый эфедрон, а не Бупропион, а это абсолютно разные вещества с различными фармакологическими свойствами. Последний признан производным только на основании некоторого сходства химической формулы. Что касается действия Бупропиона, то даже при передозировке он не вызывает наркотического опьянения.

Это подтверждает и фармаколог Николай Суслов: эфедрон и Бупропион обладают противоположными свойствами, первый — эйфоретик и стимулятор, а второй, напротив, дает успокаивающий эффект.

Суслов — автор одной из независимых экспертиз по делу Беляевой. Всего их было проведено четыре — две фармакологических и две химических. Кроме Суслова экспертами были специалист бюро независимой экспертизы «Версия» Дмитрий Гладышев, фармаколог Максим Максимов и Елена Иванова — специалист по производным, химик, доктор юридических наук.

Ни один из независимых экспертов не признал Бупропион наркотическим веществом, и в этом их мнение кардинально отличается от официального заключения. При этом никому из них не было предоставлено доступа к препарату, купленному Дарьей Беляевой, поскольку он проходит как улика. Так что по сути эксперты анализировали данные официальной версии исследования, но даже в ней они нашли множество нарушений.

Адвокат Ирина Ручко надеется, что прокуратура учтет результаты работы независимых экспертов и не согласится с выдвинутыми обвинениями. Защита уже подала ходатайство о прекращении уголовного преследования, но пройдет немало времени, прежде чем будет принято официальное решение по этому вопросу.

Ситуация с атипичным антидепрессантом Элонтрил — особенная. Раньше препарат продавался на российском рынке, но в 2016 году был исключен из государственного реестра лекарственных средств, став «запрещенным для продажи на территории России». Это, однако, далеко не всегда говорит об опасности препарата. В случае с Элонтрилом выпускающая компания просто приняла решение не продлевать лицензию и прекратить распространение лекарства в России «из коммерческих соображений» — так говорится в официальном документе.

При этом на данный момент препарат не значится ни в одном из списков наркотических веществ или прекурсоров и сам по себе не является наркотиком.

Элонтрил относится к антидепрессантам «второй линии». Их назначают пациентам в том случае, если симптомы не поддаются лечению с помощью более распространенных медикаментов. В психиатрии это случается чаще, чем в других областях. Проявления заболевания здесь крайне индивидуальны, организм имеет свойство вырабатывать резистентность (сопротивляемость) к препаратам, и зачастую наиболее распространенные состояния оказываются самыми некурабельными (то есть не поддающимися лечению). Беляева заказала Элонтрил, чтобы справиться с тяжелой депрессией, при которой не работала классическая схема. Эффективность этого препарата в подобных случаях доказана.

Проблема возникла из-за сходства формулы Бупропиона (действующего вещества Элонтрила) с эфедроном, в результате чего лекарство оказалось в списке производных этого наркостимулятора.

Каждая химическая формула имеет бесчисленное количество производных, которые рядовой потребитель не в состоянии ни заучить, ни просчитать. Подчас трудности с этим возникают даже у специалистов. Понятие производного было сформулировано в 2012 году для борьбы с рынком «солей» и спайсов.

Однако в последнее время оно все чаще всплывает в контексте уголовных дел, связанных с лекарственными препаратами. Дела за Бупропион — своеобразная новинка российской уголовной практики, но весной 2019 года их стало уже несколько. В рамках этих дел препараты, заказанные за границей, рассматривались как контрабанда наркотиков, причислялись к «незаконному обороту» и купленные в России.

Производные — не единственная проблема наркополитики, препятствующая покупке необходимых лекарств. В прошлом году произошла еще одна резонансная история, на этой раз с противосудорожным средством диазепам, оборот которого в России ограничен, так как он входит в списки психотропов. Москвичка Екатерина Коннова заказала этот препарат для сына, больного эпилепсией, после чего попыталась продать неиспользованные капсулы через родительскую группу во «ВКонтакте». Ее покупательницей оказалась лейтенант полиции, и на Коннову завели уголовное дело, грозило восемь лет тюрьмы. Общественный резонанс вокруг истории, петиция с требованием обеспечить легальный доступ к эффективным противосудорожным препаратам и вмешательство политиков помогли избежать печального исхода.

16 июля в Москве на почте задержали мать смертельно больного ребенка Елену Боголюбову, когда она забирала посылку с «Фризиумом». Ее продержали в отделении семь часов, угрожая возбуждением уголовного дела о контрабанде психотропных веществ. Позднее в Центральном таможенном управлении объяснили, что при задержании женщину попросили показать подтверждающие документы, но среди них не оказалось ни рецепта, ни рекомендации от врача.

И снова от уголовного преследования и суда спас только общественный резонанс. Однако спустя месяц была задержана еще одна россиянка, заказавшая через сеть «Фризиум» для страдающего эпилепсией сына. Когда она пришла получать посылку на почту, ее задержали сотрудники отдела по борьбе с контрабандой наркотиков Таможенной службы. У задержанной дома провели обыск, изъяли системный блок компьютера. Было возбуждено уголовное дело. Прокуратура позже отменила его как незаконное.

Несмотря на формальное различие ситуации Беляевой, Конновой и Боголюбовой, все они обнажают ключевые проблемы современной правоприменительной и медицинской практики — недоступность эффективных медикаментов на российском рынке.

Дарья Беляева настроена не слишком оптимистично: «С одной стороны, обнадеживает, что у нас есть заключения четырех независимых экспертов, что это не наркотик. Но я очень боюсь, что следствие может просто закрыть на это глаза».

Эти опасения небезосновательны. Обвинений, связанных с наркотиками, становится в российской судебной практике все больше.

Как отмечает юрист Арсений Левинсон, статья 228 Уголовного кодекса — самая удобная для фальсификации и появления новых сфабрикованных дел. С одной стороны, запрещенные вещества несложно подбросить, с другой — существует множество препаратов и химических соединений, которые не являются наркотиками сами по себе, но обладают неопределенным статусом.

Покупатели редких или специфических лекарственных препаратов совершенно беззащитны перед стремлением полиции закрывать отчеты по уголовным делам, и, похоже, эта схема видится органам чрезвычайно удобной. Пресечь реальный наркопоток гораздо сложнее (и не всем выгодно), а спрос на медикаменты существует всегда.

Тем не менее позиция следователя в данном деле обнадеживает. По словам защиты, он внимательно относится к мнениям экспертов и идет на диалог с адвокатом.

Наличие установленного психиатрического диагноза у Беляевой не упрощает ситуацию, как может показаться на первый взгляд. Может получиться и наоборот.

Сейчас Беляева ожидает отправки в психиатрический стационар для подследственных, где ее могут признать невменяемой на момент совершения предполагаемого преступления. На юридическом языке это называется несколько иначе: «не могла понимать значения своих действий и руководить ими».

24-летняя екатеринбурженка уже проходила психиатрическую экспертизу амбулаторно. Но специалисты стороны обвинения посчитали, что материалов для вынесения окончательного решения недостаточно, хоть привлеченный защитой психиатр-нарколог Владимир Менделевич и указал, что нет оснований для экспертизы в стационаре. По его мнению, ответы на вопросы следователя могут быть получены в рамках дополнительного амбулаторного осмотра.

Менделевич давно занимается защитой прав пациентов в области психиатрии, наркологии и сексологии. Его клиенты нередко оказываются здоровыми людьми, которым ставится диагноз и необоснованно предписывается лечение. Среди громких дел, которыми он занимался, было, к примеру, дело художника-акциониста Петра Павленского.

Сама по себе практика стационарной экспертизы — не редкость. По словам Менделевича, она назначается, когда у врачей возникают сомнения в правильности принятого решения. Но в последние годы зафиксировано несколько случаев, когда это происходило потому, что психиатры идут на поводу у следствия, пытаясь таким образом давить на подследственных.

«Чаще всего мне удавалось убедить суд в том, что нет необходимости помещать людей в стационар. Но бывают ситуации, когда не получается избежать давления. И люди выбирают эмиграцию, чтобы себя обезопасить», — говорит Менделевич.

Так поступил блогер Максим Ефимов из Карелии, которого обвинили в оскорблении чувств верующих за текст, размещенный в Живом Журнале. Ефимову хотели назначить экспертизу, от которой он категорически отказывался, опасаясь, что следствие воспользуется этой лазейкой и признает его невменяемым. У Ефимова было официально диагностированное личностное расстройство, но, по мнению Менделевича, в стационаре он не нуждался, о чем психиатр написал в своем заключении.

Возникает вопрос: какие именно диагнозы могут стать основанием для признания человека невменяемым? Это зависит не от болезни, а от тяжести состояния. Несмотря на то что формально личностные расстройства относятся к кругу малой психиатрии и не должны проявляться в виде психозов или бреда, отдельные случаи, например, пограничного расстройства личности, могут сопровождаться подобными симптомами.

По словам Менделевича, от 25 до 50 процентов таких пациентов страдают от психотических проявлений. Психиатрия — самая флюидная наука, в которой порой затруднительно принять однозначное решение только на основании выписки из медицинской карты. Однако при наличии серьезных диагнозов, таких как шизофрения, вероятность признания человека невменяемым — более 60 процентов.

«В психиатрии принято почти однозначно: что бы ни совершил "шизофреник", он скорее всего будет признан невменяемым», — рассказывает Менделевич.

У Беляевой диагностировано шизотипическое расстройство. Формально оно входит в группу шизофрении, хотя на самом деле это не так, и диагностические критерии там совершенно разные. Однако в силу исторических причин российские психиатры по-прежнему рассматривают это состояние в круге шизофрений, в том числе понимают шизотипию как «вялотекущую шизофрению». Официально такого диагноза не существует, но некоторые врачи продолжают использовать его в своей практике и писать в картах пациентов.

Впрочем, специалист не думает, что Беляевой грозит принудительное лечение. «Я не могу однозначно сказать, какие результаты психиатрической экспертизы в данном случае выгодны, потому что либо мы обсуждаем тему возможности лечения всеми разрешенными в мире препаратами, либо мы обсуждаем, вменяем человек или нет. Я как раз не вижу оснований, чтобы Дарью признали невменяемой. Есть обратная вероятность — что ее признают отвечающей за свои поступки. И тогда возникает вопрос: а все остальные потребители лекарств? Как с ними быть?» — переживает Менделевич.

Этот вопрос действительно остается ключевым. Если единственным справедливым разрешением ситуации может быть прекращение уголовного преследования Дарьи Беляевой, то помочь этому, как показывает практика, может только общественный резонанс.

«Вначале была волна репостов, петиции. Правда, к сожалению, это не помогло набрать сто тысяч подписей. Сейчас информационная поддержка несколько утихла, о деле не так много известно, а люди не могут постоянно писать одно и то же. Но эта поддержка мне просто необходима», — признается Дарья.

В последнее время тема «наркостатей» поднимается в России все чаще, об этом говорят в правозащитных организациях, на политических дискуссионных площадках, в художественных объединениях. Обывателям, конечно, непросто высказывать свою солидарность с потребителями наркотиков, разбираться в причинах, по которым человек становится наркоманом, однако им следует помнить, что те, кому под силу манипулировать законодательством ради статистики по раскрываемости, смотрят теперь не только на потребителей чистого наркотика.

Сторона защиты полна решимости довести дело до ЕСПЧ в случае плохого исхода. Ирина Ручко надеется на применение Европейским судом правила №39 (запрет государству совершать действия, которые могут привести к причинению непоправимого и одновременно существенного вреда жизни и здоровью). Но постоянное обращение за помощью к международным органам правосудия является признаком серьезного расстройства российской правоохранительной системы.

Независимое самоадвокатское сообщество «Психоактивно» инициировало кампанию в поддержку Беляевой, запустив хештег #оправдайБеляеву. В рамках кампании они провели серию одиночных пикетов.

Дело действительно может прекратиться, если встретит осуждение в гражданском обществе, убеждены и адвокат Беляевой, и психиатр Владимир Менделевич. Но постоянная готовность к худшему уже давно стала симптомом общественной депрессии в России. И этот симптом определенно нуждается в правильно подобранной терапии.

Саша Старость