«Да будет ночь оргией страсти»

Среди множества тем, дискуссий и дебатов, спровоцированных недавно на русскоязычном пространстве британским сериалом «Чернобыль», затерялась одна, возможно, самая важная мысль — наше общество испытывает дефицит контакта, изучения и осмысления своего недавнего, позднесоветского прошлого. В том числе — прошлого культурного, целые пласты которого, включая самостоятельные феномены, объекты всесоюзной любви и даже отдельные жанры, как будто канули в небытие, при этом сохранившись онтологическими отголосками и призраками глубоко в национальном подсознании. «Лента.ру» открывает цикл статей о забытых героях советской культуры текстом Михаила Марголиса о певице Наталье Платицыной, на рубеже 1990-х захватившей внимание всей страны.

15 марта 1989 года в популярнейшей live-программе советского телевидения «Музыкальный ринг» состоялся занятный международный дамский баттл. Недавно покинувшая «Браво» 26-летняя Жанна Агузарова с новым сольным репертуаром вышла против своей ровесницы Малгожаты Островской — звезды польской рок-сцены. Сегодня на отечественном ТВ таких передач (по драйву, естественности, акценту на свежем музыкальном контенте) и не представишь. Тогда — бывало. Впечатление от «девичника» усилил гостевой номер. Пока шло зрительское голосование после очередного раунда между А и О, на ринг с песней, подобной заклинанию, в сопровождении мужчины со свечой, одетого, как средневековый палач или монах, плавно взошла леди в белом плаще с капюшоном. Ее облик и напев одновременно пробуждали мысли о друидах и группе «Пикник». «Сгустком красок заполню день свой / В нем будет черного больше / А ночь вся в красном, лишь белый покой / Сделает его горше / И будет день торжеством логики / Да будет ночь оргией страсти / И буду днем в черном на толику / А ночью буду в бешено красном».

Прежде в СССР девушки так не пели. А еще казалось, пока незнакомка не сбросила капюшон, что это, возможно, «развлекается» сама Жанна. Тембр, интонация, отдельные движения слегка перекликались с агузаровскими. Певицу, дебютировавшую в этот вечер перед всесоюзной аудиторией, звали Наталья Платицына, ее группу — «07» (в ту пору это сочетание цифр ассоциировалось прежде всего с телефонным «выходом на межгород»). Для Платицыной такая символика междугородней коммуникации вполне годилась.

Родилась она в восточном Душанбе, родня ее осела в провинциальном южном Зеленокумске Ставропольского края, «07» Наташа собрала в северном Архангельске, а высшее образование получила в Питере. «В сущности, мы все дети планеты, да? — говорила позже Платицына в Минске, в одном из редких своих интервью. — И никто не знает, где он на самом деле родился и где его предыдущее существо обитало. Каждый живет там, где ему должно быть в определенный отрезок жизни. Возможно, завтра я буду жить в туземном племени в Африке и чувствовать себя бесконечно счастливой».

До туземцев она не добралась, а вот к городу на Неве, где обосновался ее главный творческий партнер, сооснователь команды «07», басист и композитор Владимир Сушко, Платицына прониклась глубокой страстью. В том же «минском интервью» она призналась: «Питер — это особое дыхание, то, за счет чего человек выходит на сцену и, спев что-то о Питере, вдруг начинает плакать. То же самое происходит с людьми в Париже. Это, видимо, и называется душа. Я очень люблю Питер, скучаю по нему». От этой фразы можно разматывать нить странной судьбы певицы, которая потенциально могла «заместить» на отечественной сцене ту самую Агузарову, через год после «Музыкального ринга» уехавшую в Америку. Именно с Агузаровой поначалу Платицыну и сравнивали (даже типажно они одно время были похожи).

Притягательность, прошибающая любой скепсис талантливость и нездешность обеспечивали Жанне безусловное лидерство среди женщин на нашей неформальной музыкальной сцене второй половины 1980-х. У Натальи был аналогичный набор выигрышных качеств, а как автор собственного репертуара (это касалось и текстов, и музыки) она, пожалуй, в какой-то момент Агузарову превосходила. Сразу оговорюсь: превосходила в плане доступности своих песен более широкой аудитории. Лучшее «постбравовское» творение Агузаровой — «Русский альбом» (1991) — это все-таки для тех, кто знает вкус московского андеграунда 1980-х, кто слушал «Центр» Васи Шумова и не путает его нынче с одноименной рэп-формацией, где рулили Гуф и Птаха.

У Платицыной с момента встречи с Сушко стал появляться материал не менее любопытный, чем ее собственные ранние опусы, и отнюдь не вторичный на фоне агузаровских вещей. Первый альбом «07» — «Воля зовет за собой» (1991) кочевал между регги и фолк-роком, синти-попом и фанком, в общем всем, к чему непроизвольно или осознанно тянуло Наталью и ее музыкантов. Получавшийся у них микс импонировал своей универсальностью. Условно говоря, с ним можно было хоть в «Горбушку», хоть на «Песню года». А театральность Платицыной усиливала эффект каждого ее номера. Она меняла образы, прически, костюмы, пластику. Прекрасная модель для клипов, музыкального ТВ, как раз к началу 1990-х докатившегося до России. Посмотрите ее (благо интернет сегодня хранит все) концертный номер «Солнечный изгой» в «змеином» комбинезоне. Обратите внимание на «Золотую лихорадку» посвященную рок-н-ролльным «шестидесятым». Оцените завлекательность «русской гейши» или мечтательной дачницы тургеневской эпохи в постановочном телевизионном ролике «Безупречный день» и представьте (или вспомните), как это смотрелось более четверти века назад.

Агузарова тогда транзитом через Калифорнию улетела на Марс. Настя Полева ткала свой фэнтезийно-мифологический рок на Урале. «Колибри», Инна Желанная, Ольга Арефьева — все были по-своему прекрасны, но выражаясь непоэтичным языком маркетинга являлись «нишевыми» артистами. Платицына же разворачивалась ко всем, кто хотел слушать добротный, нетривиальный отечественный женский поп-рок. Ей по силам было стать самой яркой российской певицей первой половины 1990-х. А с появлением хитов «Зажгите свечи» (одноименная пластинка разошлась тиражом более 100 тысяч экземпляров) и «Душа» — все вроде бы и шло к большому успеху.

Платицыну (она, к слову, всего на год старше Агузаровой) снимали в новогоднем «голубом огоньке», Пугачева звала ее в свои «Рождественские встречи», Макаревич в программу «Смак» на Первом канале. Группа «07» активно гастролировала, участвовала в популярном фестивале «Звуковая дорожка», подписывала контракты с крупными российскими рекорд-лейблами, выпустила несколько содержательных дисков. Наталья сама вела телепередачу «Золотой петушок», где общалась с творческими людьми разных профессий. В середине 1990-х начали издавать сборники ее стихов, в 1996-м состоялась первая выставка ее картин, выполненных в достаточно оригинальной технике (пастель на жесткой бязи).

Да, к этому времени на нашей эстраде уже сияли такие стильные дивы, как Наталья Ветлицкая, Алена Свиридова, но их творчество четко вписывалось в актуальные поп-характеристики. Тайны символизма, интровертности, ломаных ритмов у них не наблюдалось. Они исполняли просто качественную танцевальную музыку. А мощная генерация женского рока, на которую затем переключилось внимание публики, — Земфира, Диана Арбенина, Маша Макарова, Светлана Сурганова, Хелависа — появилась чуть позже. Платицына со своими песнями, от альбома к альбому все больше напоминавшими некую духовную практику («Старик», «Дерево», «Познай себя», «Возвращение», «Отречение», «Царство белого заката»), но аранжированными вполне хитово, на стыке стилей (она, к слову, среди первых российских исполнительниц активно использовала саксофон), выглядела наиболее интересно и непредсказуемо в дамском поющем лагере.

Правда, когда Наталья стала выдавать песни вроде «Издалека-далека» («Издалека-далека мне нисходит благодать / Будто дарят облака озарения печать…) или «Я приглашаю» (Я на белом листе бумаги нарисую сказочный рай / Я на этот красочный праздник всех, кто хочет прийти, приглашаю / Одиночество бродит рядом, я его не впущу в мой дом / Будут сыпаться розы градом, будут их в хрусталь ставить гномы…), некоторые заговорили о ее «прогрессирующей набожности» и разных странностях. Какие-то внутренние трансформации у нее безусловно происходили, но они вроде бы не заводили ее в душевные тупики и не влияли на качество нового музыкального материала. Внешне она оставалась вполне «мирским» человеком, рассудительным и, пожалуй, оптимистичным.

Только с журналистами общалась неохотно. Считала, что «Обманщики есть среди прессы. Они прекрасно знают, что я никогда не буду спорить, выяснять отношения, на какие-то казусы реагирую с долей юмора. Меня удивляет, что журналисты не просто фантазируют, а пишут недобрые небылицы. В жизни бывает все: вершины и дно, полеты и падения, шишки разные — все это очень больно. Но я люблю жизнь, люблю людей. Меня питает надежда, вера, и я думаю, что любовь...». Кто из журналистов и где обманул Наталью — не знаю. Но в конце 1990-х отношение СМИ к ней действительно изменилось. В 1997-м компания «Мороз-видео» сделала биографический фильм о Платицыной. И он как-то невзначай подвел итог ее судьбы. После этого Платицына не выпускала альбомов, значительно реже, чем раньше, «мелькала в эфире», а в прессе (и тусовке) о ней упоминали преимущественно так, как сегодня говорят о Шинейд О'Коннор. Мол, стала замкнутой, увлеклась медитацией, страдает бессонницей. Судачили еще о чем-то, но не о музыке.

А 21 января 1999 года Наталья скоропостижно скончалась от остановки сердца в своей московской квартире в возрасте 37 лет. Смерть ее по сей день остается необъясненной. Даже ближайшие родственники не понимают (или не хотят рассказывать), почему это произошло. По сути, уже один этот факт в сегодняшнее цинично-рейтинговое время должен манить телевизионщиков и иные СМИ к «расследованиям», воспоминаниям «хорошо знавших героиню» людей, к сентиментальным фильмам о «быстро угасшей звезде 1990-х», тем более что спрос на ностальгию сейчас в России велик. Однако ничего не происходит. Наталья исчезла, словно ее и не было.

И вот тут возвращаешься к ее вышеупомянутой «питерской» цитате и сослагательным размышлениям. Возможно, впишись она в период своей учебы в столь любимом ею городе в его рок-среду, выбери немножко иной, не эстрадный, путь развития своей карьеры, сверкни на фестивалях Ленинградского рок-клуба и других (теперь знаковых) оупен-эйрах конца 1980-х-начала 1990-х, встреться с азартным, скажем так, идейным продюсером, и сегодня о Платициной вспоминали бы относительно регулярно. Как о рано сгоревшей поющей поэтессе постперестроечного рока. Переиздавали бы Наташины диски, в соцсетях существовало бы больше страниц ее поклонников, сегодняшние музыканты записывали бы каверы ее песен и альбомы-трибьюты. Критики внимательнее бы изучали наследие группы «07». Радиостанции регулярно крутили бы платицынские композиции.

Но все получилось прозаичнее. Наталья проскочила «непрошенной гостьей» (так называлась одна из ее последних песен) через отечественный шоу-бизнес, и «вернулась» в Зеленокумск. Даже там сегодня мало кто точно укажет, где могила артистки, которую когда-то знало полстраны. Небольшую курсовую документальную ленту сняла о Наташе ее подруга-режиссер. В ней нет никого из известных музыкантов, вспоминающих коллегу. О певице рассказывают только ее бабушка и брат. В 2001 году Кристина Орбакайте получила в Кремле очередной «Золотой граммофон» за один из наиболее популярных своих шлягеров «Мой мир». Многим ли сейчас известно, что это песня Платицыной? Очень, очень странно сложилась ее посмертная история...

А Сушко, к слову, через много лет возродил группу «07» с другой вокалисткой — Анастасией Коржавиной. Выступают они теперь по разным бравурным бюджетным городским концертам нынешней России и прочим эстрадным «солянкам». Поют давний репертуар, и это тоже выглядит странновато — как если бы Евгений Хавтан вдруг решил пригласить в «Браво» после Жанны, допустим, Вику Цыганову. Без Платицыной песни «07» смотрятся тривиальной попсой. Но молодым сегодняшним артистам, мающимся отсутствием оригинального репертуара, они могли бы здорово помочь — надо только поймать их флер.

Михаил Марголис