«Что ты за мать! Жила бы с детьми в Дагестане!»

В конце мая полиция Махачкалы задержала жительницу Эстонии Аминат Махмудову и ее юристку Оксану Садчикову. Женщины прибыли в Дагестан, чтобы по решению эстонского и российского судов забрать детей Махмудовой, похищенных три с половиной года назад ее бывшим мужем. Однако они встретили отпор не только родных, но и правоохранительной системы. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Лидия Михальченко разбиралась, почему Махмудова не может воссоединиться с детьми несмотря на решения судов двух стран и почему порядки Северного Кавказа оказываются выше закона.

31-летняя Аминат Махмудова, аварка по национальности, родилась в дагестанском селе Маали, но с раннего детства проживала с родителями в Эстонии. Ее родители переехали в Таллин в 1987 году, когда Аминат было два месяца. Там она получила образование менеджера и построила карьеру. Сейчас она работает ассистенткой директора по продажам в крупном отеле.

Несмотря на интеграцию в европейское общество, родители Аминат продолжили жить согласно традиционным установкам своего родового села: в 2006 году, когда ей исполнилось 19 лет, ее решили выдать замуж за земляка, уроженца того же тухума (клана —прим. «Ленты.ру»), что и она сама, поскольку аварцы — немногочисленный народ. Аминат не пыталась протестовать, так как полагала, что в этом заключается ее долг перед отцом.

Незадолго до бракосочетания, 4 августа 2006 года, в квартиру Махмудовых в Махачкале, куда они приехали, чтобы встретиться с родственниками, ворвались вооруженные люди в масках и похитили девушку. Ее насильно удерживали восемь дней — в дело пришлось вмешаться эстонскому МВД и МИДу, после чего Аминат отпустили. Как выяснилось, заказчиком похищения был уроженец того же села, что и Махмудовы, девятнадцатилетний Рустам, сын местного олигарха Хамиля Магомедова, которому ранее обещали Аминат в жены. Похитителя отпустили под расписку, о расследовании заведенного уголовного дела ничего неизвестно, хотя эстонская прокуратура отправляла в Россию ходатайство о продолжении следствия.

Вскоре отец Аминат объявил о ее счастливом браке. Несмотря на то что браки по договоренности между семьями на Кавказе не редкость, союз получился слишком близкородственным: Махмудову выдали замуж за 20-летнего Магомеда Ахмедова — ее двоюродного дядю, кузена отца. Союз заключили в Эстонии.

Летом 2015 года Аминат заявила, что разводится. «Мой муж вырос в Дагестане. Физическое насилие считалось нормальным в его семье. Но я росла в другой среде. Для меня это не норма терпеть агрессию и угрозы», — скупо пояснила она причины такого решения, отказавшись рассказать в подробностях, что именно происходило все годы брака, в котором у нее родились двое сыновей.

Родные аварки не поддержали ее. Одним из самых ярых противников развода стал ее отец. В ноябре 2015 года он приехал в Таллин из Дагестана, подкараулил Аминат на подземной парковке и избил ее, рассказывает ее адвокатесса Оксана Садчикова. Нападение зафиксировали камеры видеонаблюдения. Эстонский суд выдал ему запрет на приближение к дочери и общение с ней на полтора года.

Мать Аминат погибла в Дагестане при таинственных обстоятельствах. Она скончалась от 11 ножевых ранений. В момент ее гибели в квартире присутствовали трое: отец и две младших дочери (сестры Аминат), одна из которых передвигается с помощью инвалидного кресла. В семье Махмудовых придерживаются мнения, что женщина якобы убила себя сама из-за некоего психического расстройства. Так или иначе, дело по факту ее гибели не возбуждалось, тело захоронили в тот же день. Спустя несколько недель младшую сестру Аминат выдали замуж, не дожидаясь окончания траура.

Все это время семью обеспечивала Аминат.

Процедура развода заняла полгода. Эстонский суд передал детей под опеку матери с неограниченным правом отца видеться и общаться с ними. Ахмедов, юрист по профессии, имел вид на жительство в Эстонии, но так и не смог выучить язык и найти работу в стране и вернулся в Дагестан.

4 февраля 2016 года он обманом забрал детей из детского сада и вывез из Евросоюза, после чего поселил их у своих родителей в Махачкале, рассказывает Садчикова. В тот же вечер Аминат заявила в полицию о похищении. 9 февраля 2016 года суд обязал Ахмедова вернуть детей (имеющих российское и эстонское гражданства) обратно.

Аминат также воспользовалась гражданской процедурой Гаагской конвенции о международном похищении детей, которая предусматривает обращение в Минюст Эстонии и Министерство просвещения России для взаимодействия в вопросе их возвращения. Однако до сих пор, более трех лет, она разлучена с сыновьями, муж отказал ей в праве общаться с ними даже по телефону. Сейчас мальчикам уже восемь и пять лет.

Женщина оказалась вынуждена самостоятельно находить контакты детсадов и школы, куда водят детей, чтобы общаться с учителями и директорами. Несколько раз она присылала аниматоров в школу и в садик, чтобы в ответ ей отправляли видеозаписи утренников.

Кто-то из родственников украдкой присылает ей фотографии детей: семья Аминат заявила, что против возвращения ее сыновей в Эстонию, поскольку боится потерять с ними связь. Хотя Ахмедов, похитивший детей, имеет в Таллине собственность, а сестры Аминат, гражданки этой страны, регулярно там бывают.

Тем не менее, несмотря на противостояние родных, 20 июля 2016 года ей удалось выиграть российский суд в Пятигорске — один из восьми, которые рассматривают дела о международных похищениях детей. Аргументы Ахмедова о том, что он не хотел, чтобы их воспитывал новый муж Махмудовой (если он появится), не убедили судью. На процессе Аминат пришлось рассказать о тяжелых отношениях не только с бывшим супругом, но и отцом, а также о гибели матери, уточняет Садчикова. Детей постановили вернуть в Эстонию.

На апелляции в Ставропольском краевом суде в январе 2017 года родственники Аминат продолжали настаивать, чтобы она переехала в Махачкалу — тогда ей позволят видеться с детьми. Во время процесса они звонили ей и угрожали расправой.

Несмотря на выигранные процессы, судебные приставы в Махачкале не торопятся выполнять судебное решение. «Что вы за мать? Почему вы уехали, жили бы рядом с детьми в Дагестане!» — говорят они Аминат. Ей также намекнули, что ей не позволят покинуть республику с сыновьями.

«Три с половиной года я пытаюсь забрать детей к себе в Эстонию, но противоположная сторона тянет время, чтобы дети достигли возраста, когда по закону будет учитываться их решение. Недавно я смогла немного побыть с сыновьями. Они охотно общались — рассказывали о своих делах, интересах. Но ситуация напряженного конфликта, конечно, влияет и на них. Угрозы, оскорбления и все это при детях. Мальчики растут в такой атмосфере, впитывают ее. Я объясняла многочисленной родне, что конфликт касается только меня, детей и их отца. Но в Дагестане большую роль играет клановость», — говорит Аминат.

20 мая в квартире родителей Ахмедова ее младшему сыну сделали хирургическую операцию по удалению крайней плоти. На ней присутствовала педиатр из поликлиники. Она и заявила очередным судебным приставам о том, что ребенка нельзя транспортировать, потому что у него может подняться температура.

Садчикова написала замечание, что процедуру использовали как повод не отдавать детей матери. Аминат заявила отвод всем участвующим в исполнительных действиях и подала заявление о причиненном здоровью ребенка вреде. Но последнее приставы не приняли.

22 мая Аминат, ее адвокатесса и пристав управления ФССП по Дагестану, уполномоченный обеспечить передачу детей матери, вновь приехали за детьми. Однако пристав снова составил акт о невозможности этого, причем по тем же причинам, и покинул квартиру Ахмедова, оставив женщину наедине с родственниками: бывшим мужем, его родителями и младшей сестрой Аминат.

Все, кто был в квартире, начали подходить к Садчиковой и замахиваться на нее. «Ударить готов был почти каждый, я чувствовала опасность. Я сидела на стуле и боялась двинуться, чтобы никого не провоцировать. Каждый домочадец подошел, замахнулся и накричал на меня. Кричали: "Убирайся отсюда", "Последний раз предупреждаем", и это только на русском, — так же они выкрикивали ругательства на аварском. Аминат выводили в другую комнату разговаривать, я ее ждала», — рассказывает она.

Садчикова вызвала полицию. Родственники Аминат заявили, что она и ее защитница «ворвались» в квартиру, хотя женщины пришли по повестке. Их вывели из квартиры и доставили в отдел полиции по Кировскому району. Сопровождал женщин отец Аминат, который после того, как ее и адвокатессу отпустили, вновь призвал дочь вернуться в Махачкалу. В ответ на отказ спросил: «А вы не думаете о своей безопасности? Вдруг с вами что-то случится».

Следующий день отчаявшаяся мать и юристка провели в здании службы судебных приставов из опасения выйти на улицу и встретить родственников Аминат.

«За три года с момента похищения мы прошли все. Добились первого в Северо-Кавказском округе решения о возвращении детей в государство постоянного проживания, Ставропольский краевой суд согласился с нашими доводами. Дважды блокировали процессы в Дагестане об определении места жительства детей с отцом, один из них был затеян с нарушением правил подсудности, дважды добились признания незаконным бездействия судебных приставов, сначала Верховным Судом Республики Дагестан 13 марта 2018 года, затем Московским городским судом 20 ноября 2018 года. Эстония регулярно направляет ноты России по этому делу», — перечисляет Садчикова.

Однако ни эти меры, ни обращение в Европейский суд по правам человека не помогли вернуть детей в семью.

Далеко не все матери на Кавказе, лишившись детей, идут в суд. Чаще пытаются решить дело силами родственников и муфтията, но даже когда надежды на успех нет, все равно не обращаются к официальным правовым институтам. Во-первых, полагают, что это бесполезно, а во-вторых — силен предрассудок, что в будущем это отразится на детях. «Девочкам замуж выходить, а о них будут говорить, что их мать с отцом судилась», — анонимно объясняет со слезами жительница Грозного, демонстрируя записки от детей, которые они успевают передать матери, забежав к ней на работу по дороге из школы. Отец и родные строго запрещают им видеться с разведенной матерью.

Однако те немногочисленные женщины, которые решили судиться, обычно идут до конца. Таким стало дело жительницы Москвы Лейлы Муружевой. Она вышла замуж за уроженца Ингушетии в 2008 году, родила в браке двоих детей, а в 2014 году пара решила развестись. За два месяца до оформления развода супруг тайком от Муружевой увез полуторагодовалую дочь и четырехлетнего сына к своим родителям в Ингушетию. Женщина обратилась в Измайловский районный суд столицы, который определил место жительства детей с ней и обязал бывшего мужа вернуть их. В связи с неисполнением этого решения суд выдал исполнительный лист, который был направлен в Ингушетию. Однако приставы республики отказали в возбуждении исполнительного производства, поскольку отец похищенных детей проживал в Москве, а родственники отца детей не позволяли им видеть мать. В 2015 году Муружева обратилась в суд с иском против сотрудников ФССП, оспаривая законность их действий. Вплоть до апреля 2016 года на ее мужа накладывали штрафы, а затем исполнительное производство приостановили.

После этого Муружева подала жалобу в Европейский суд по правам человека. Она указывала на нарушение статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод («Право на уважение частной и семейной жизни») в связи с многолетним неисполнением решения суда, определившего, что ее дети должны жить с ней, а не с бывшим супругом. ЕСПЧ рассмотрел жалобу Муружевой в приоритетном порядке. Вмешательство международных судей сыграло роль: дочь Муружевой вернули. Женщине также присудили денежную компенсацию морального вреда в размере 12,5 тысяч евро. Однако родственники бывшего мужа продолжают удерживать ее сына: мальчику 10 лет, пять из которых он разлучен с матерью.

Как поясняла представлявшая интересы Муружевой в ЕСПЧ Ванесса Коган, проблема неисполнения решений суда об определении места жительства ребенка после развода является системной для России (и тем более — для регионов Северного Кавказа) по трем причинам: недостаточная ответственность для должника (максимальный штраф за неисполнение не превышает 2500 рублей, а административный арест или уголовная ответственность не предусмотрены), ограниченная территориальная юрисдикция подразделений судебных приставов, а также отсутствие жестких сроков исполнения решений суда. «Процедура может длиться годами. Известны случаи, когда доходило до 10 лет. Если должник постоянно переезжает из одного субъекта России, или даже района, в другой, исполнительное производство передается. Все это занимает много времени», — отмечала Коган.

Европейский суд по правам человека также помог вернуть ребенка жительнице Чечни Элите Магомадовой. Она развелась с мужем в 2010 году, когда их сыну исполнился год. Мальчику нужно было серьезное лечение, и женщина переехала из Грозного в Москву. Отец сначала навещал ребенка в столице, а затем, после ссоры с женой осенью 2013 года, похитил трехлетнего малыша, когда тот с няней шел домой из садика.

Несколько раз она пыталась увидеть сына, однако встречала от мужа и его родни решительный отпор. Сначала женщина обратилась за поддержкой в муфтият Чечни. Законы шариата были на ее стороне, но это не сработало. Тогда Магомадова обратилась в суд с заявлением об определении места жительства ребенка. Суд встал на сторону отца, даже не рассмотрев доводы матери. В 2014 году мужчина погиб в ДТП, и ребенка передали родственникам. Магомадова снова обратилась в суд, который наконец вынес решение в ее пользу. Но родные бывшего мужа прятали ребенка в подвале, и все разбирательство в итоге затянулось на несколько лет.

«В Чеченской Республике я выиграла суды, но это никак не решало мою проблему. Обращалась даже к Уполномоченному по правам ребенка в России. Но мне не отдавали сына, постоянно прятали его от судебных приставов», — рассказывала Магомадова.

Вновь увидеть сына женщине удалось лишь в апреле 2016-го, когда она дошла до ЕСПЧ. Мальчику на тот момент исполнилось семь лет.

По словам сотрудницы организации «Правовая инициатива» Ольги Гнездиловой, занимающейся двумя десятками аналогичных дел, похищение детей у матерей на Кавказе — это старая проблема, но говорить о ней стали недавно.

«Это практикуется довольно часто из-за традиции, что ребенок должен воспитываться в семье отца. Мы также работаем с делами, когда детей удерживает даже не отец, а его родители или братья. То есть если отец погиб, матери все равно не отдают детей. Часто приводится аргумент, что мать не должна брать детей в новый брак. Но наши заявительницы замуж так и не вышли, годами пытаются вернуть детей, но безрезультатно», — поясняет она.

Местные чиновники также придерживаются мнения, что детей должна воспитывать семья отца — иначе мать может прийти к государству за поддержкой, отмечает Гнездилова. «Европейский суд по правам человека поставил перед правительством России вопрос о системной дискриминации женщин на Северном Кавказе в вопросе опеки над детьми. Правительство не прислало содержательных возражений по дискриминации», — заключает она.

Лидия Михальченко