«Человека убивали за неправильную считалочку»

«Война. Война никогда не меняется» — справедливость этой легендарной фразы корреспондент «Ленты.ру» Игорь Ротарь познал на собственном опыте, побывав почти на каждой гражданской войне на территории бывшего Советского Союза. В издательстве ЭКСМО вышла его книга «Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина», в которой Ротарь вспоминает ярчайшие эпизоды своей двадцатилетней карьеры военного корреспондента. С согласия автора «Лента.ру» публикует отрывки из этого произведения.

Любопытный парадокс, проявившийся во многих «горячих точках», — неожиданный антисемитизм местных жителей, которые зачастую даже и не видели евреев. Так, до войны чеченцы относились к этому народу нейтрально, однако после ввода в 1994 году в республику российских войск ситуация изменилась кардинально.

Автору неоднократно приходилось слышать от самых разных людей в республике, что «чеченцы стали жертвой мирового сионистского заговора», и «евреи руками глупых русских убивают мусульман». После вторжения чеченских боевиков в Дагестан главный идеолог республики Мовлади Удугов заявил, что чеченцы борются не с русскими, а с мировым сионизмом, и что конечная цель нынешней войны — «освобождение Иерусалима».

Показательно, что как только муфтий Чечни Ахмат Кадыров (отец Рамзана) согласился на сотрудничество с федеральными властями, на сайте сепаратистов kavkaz.org появилась статья, в которой «убедительно» доказывалось, что тейп «предателя» принимал в свое сообщество горских евреев и по существу уже не является чеченским.

Наиболее убежденными антисемитами в Чечне стали так называемые «ваххабиты». Вот как описывает их отношение к евреям грузинский политик Георгий Заалишвили, просидевший год в заложниках у чеченцев: «Больше всего фундаменталисты ненавидели почему-то не русских, а евреев. Они снабжали меня литературой, практически неотличимой от той, что распространяет в Москве общество "Память" и ему подобные организации. Жидомасонский заговор был одной из любимейших тем их разговоров».

Самое интересное, что евреев обвиняют в своих бедах даже африканцы. Так, в далекой африканской стране Руанде в 1994 году произошла кровавая бойня между народностями хуту и тутси, стоившая жизни почти миллиону человек. На сегодняшний день это одна из наиболее широкомасштабных гуманитарных катастроф в мире.

Легенды тутси утверждают, что раньше они жили в стране Миср, то есть в Египте. Переселившись на территорию современной Руанды, кочевники-тутси покорили земледельцев хуту и создали феодальное государство. Захватившие Руанду в середине XIX века немецкие колонизаторы и вскоре сменившие их бельгийцы не стали ничего менять в устоявшейся системе и управляли колонией с помощью тутси.

Сегодня в африканской прессе уже появились статьи, доказывающие, что тутси являются потомками евреев. При этом публицисты делают акцент на том, что «пришлые евреи эксплуатируют коренных африканцев». Авторов этих «научных изысканий» не смущает, что исповедующие христианство (а не иудаизм!) тутси обладают даже более темным цветом кожи, чем средний африканец, а территорию современного Египта они покинули через много веков после исхода оттуда евреев.

Несколько необычна ситуация с еврейским вопросом в сегодняшней Украине. Так, нынешние украинские власти — в противовес обвинений их Кремлем в фашизме — подчеркнуто дружелюбно относятся к евреям. Борющиеся с «коричневой чумой» ополченцы тоже вроде бы не могут быть антисемитами. Однако в реальности обе стороны периодически «не выдерживают», и потаенные антисемитские инстинкты пробиваются наружу. Например, на националистических митингах как в Киеве, так и в Западной Украине периодически появляются лозунги: «Евреи — вон из властных структур!». В частных неформальных беседах многие рядовые украинские националисты порой сетуют о «засильи евреев».

Поддержка многими украинскими евреями сторонников Майдана вызывает скрытое раздражение и у сепаратистов. Так, если почитать их сайты, нетрудно убедиться, что многие из них наполнены антисемитской риторикой. Там тиражируется даже такая забавная версия, что первоначально евреям за поддержку Майдана была обещана автономия в Крыму! Бывший лидер самопровозглашенной ДНР Александр Захарченко во всеуслышание заявлял, что сегодня Украиной правят «жалкие представители очень большого великого народа». Вроде как перед всеми евреями и расшаркался, но в антисемиты все равно был тут же записан, тем более что ряд СМИ с удовольствием процитировали его не дословно.

Однако такие отдельные антисемитские выпады работают в первую очередь в пользу противоборствующей стороны. Это прекрасно понимают как Киев, так и сепаратисты. По сути, сегодня евреи стали в Украине «священной коровой».

Мое знакомство с повадками грузинских «солдат» во время абхазской войны произошло практически тотчас же, как я пересек российскую границу и оказался в курортном поселке Леселидзе. Подошедший ко мне «воин» едва держался на ногах под воздействием наркотиков. Направив на меня автомат, боец потребовал сигареты, и я протянул ему одну. «Нет, давай пачку!» — с трудом выговорил вояка. В силу молодости у меня отсутствовал инстинкт самосохранения, и я спокойно объяснил, что я журналист, и грабить меня не рекомендуется. Как ни странно, аргумент подействовал, боец потерял ко мне интерес и, дико хохоча, стал расстреливать из автомата дорожный знак с надписью «Леселидзе».

Вторгшиеся в 1992 году в Абхазию грузинские войска по существу представляли собой полууголовные формирования. Их костяк составляли боевики вооруженного соединения «Мхедриони», возглавляемые вором в законе и по совместительству профессором искусствоведения Джабой Иоселиани. Эти «воины», одетые в самую разнообразную и нелепую одежду (мне приходилось видеть даже боевиков, выряженных в ковбоев), занимались не столько восстановлением территориальной целостности, сколько личным обогащением. «КамАЗы» с награбленным непрерывным потоком шли в сторону Тбилиси.

Расположившись в домах предусмотрительно сбежавших местных жителей, «солдаты» растапливали печки хозяйской мебелью. Степень блаженства была столь велика, что защитники территориальной целостности ленились выходить на улицу и справляли нужду прямо в комнате. Джаба Иоселиани в открытую оправдывал мародерство своих подчиненных. «Война есть война. Нам нужно думать не о таких мелочах, а о том, как уничтожить главного мародера — Ардзинбу», — убеждал меня искусствовед.

Как это ни парадоксально, лидер «Мхедриони» действительно производил впечатление интеллигентного и по-своему обаятельного человека. Я искренне верю, что его диплом искусствоведа не был куплен. Но именно «благодаря» этой противоречивой и, несомненно, очень неординарной личности против грузин стали воевать и абхазские армяне, придерживавшиеся сначала нейтралитета в конфликте, и даже местные русские.

Как только успех перешел на сторону абхазов, они сторицей отплатили своим недавним мучителям. После того как Сухуми был взят абхазскими войсками, местные жители вывесили на дверях домов платки: зеленый — если их хозяева абхазы и красный — если их хозяева армяне или русские. Дома же, принадлежавшие грузинам, теперь считались ничейными.

До войны 90 процентов населения города Гали составляли грузины, и практически все они бежали из республики. Больше всего в городе поражала тишина: безлюдные улицы, вымершие дома. Во многих опустевших жилищах горел свет, из крана лилась вода — создавалось впечатление, что на город сбросили нейтронную бомбу, которая, уничтожив все живое, оставила в целости и сохранности материальные ценности.

Однако эта иллюзия развеивалась достаточно быстро. Иногда к какому-нибудь дому подъезжал грузовик, и вышедшие оттуда абхазские крестьяне начинали деловито снимать шифер с крыши, выносить понравившуюся им мебель. На многих домах висели записки «Братья! Этот дом уже занят нами. С уважением (подпись кого-то из полевых командиров абхазской армии)». Город оказался поделен между победителями.

В качестве журналиста я был на гражданской войне в Таджикистане с ее первых дней и вплоть до ее окончания. Человеческая память избирательна и, конечно, многие впечатления уже попросту забылись. Однако и тех историй, что я помню, достаточно, чтобы показать ужас происходившего.

Зимой 93-го года в Душанбе не топили, и в каждой квартире стояли печки-буржуйки. Газа в городе тоже не было, готовили во дворе на кострах. В качестве топлива пилили деревья на улицах: до войны Душанбе был очень зеленым. Цена на квартиры в Душанбе в те дни приблизительно равнялась стоимости отправки контейнера с вещами в Россию. На душанбинских барахолках торговали по смехотворным для Москвы ценам.

Лично меня поразила даже не торговля золотом за треть московской стоимости, а товары наименее удачливых коммерсантов. Продавали все: сломанные будильники, откровенно рваные ботинки. В городе процветала проституция. Девушка на ночь здесь стоила около 10 долларов, но можно было в обмен на «услуги» попросту купить женщине продуктов. Не знаю, правда ли это, но приходилось слышать, что в горах, где из-за войны с продуктами было особенно туго, женщину можно было купить и за банку тушенки. Возможно, это преувеличение, но в кишлаках было действительно очень тяжело.

В гражданской войне в Таджикистане участвовали две противоборствующие стороны: «прокоммунистический» «Народный фронт» и «Объединенная таджикская оппозиция», костяк которой составляли исламисты, слегка разбавленные «демократами»…

Однако «Восток — дело тонкое», и в гражданской войне в Таджикистане значение имела не только идеология. Дело в том, что таджики так и не сформировались в единую нацию: каждый регион имеет свой диалект и свои особые обычаи. Во время войны выходцы из Худжанда и Куляба воевали за «красных», а гармцы и памирцы — за «исламо-демократов». При этом этническими чистками не гнушались обе противоборствующие стороны. Очень популярной тогда была проверка с помощью детской считалочки, выявлявшей диалект того или иного региона. Если «экзаменуемый» произносил считалочку «неправильно», его тут же убивали.

Непосредственным свидетелем зверств я не был, но наблюдал, как вели себя боевики во враждебных им регионах. А вели они себя здесь как откровенные оккупанты. Так, при мне «кулябцы» избили торговца прикладом автомата только за то, что у того не было нужной марки сигарет. Я видел, как боевик «Народного фронта», угрожая автоматом, заставил водителя автобуса ехать по очень опасной дороге в гору, совершенно не заботясь о том, что спуститься обратно (вниз ехать гораздо труднее) для него будет чрезвычайно рискованно. О таких «мелочах», как мародерство и грабежи, я даже не упоминаю.

Не отличалась мягкостью и оппозиция. Когда в 1996 году исламистам удалось выбить из Гарма правительственные войска, они установили здесь режим средневековья. Даже внешний вид спустившихся с гор партизан вызывал у их односельчан ужас: все они носили длинные, до груди бороды и волосы ниже плеч. Под угрозой наказания моджахеды заставляли всех местных жителей ходить на пятничную молитву в мечеть.

Женщины были обязаны появляться в общественных местах в платках, закрывающих шею и волосы. Категорически была запрещена продажа спиртных напитков и сигарет. Провинившихся били в мечетях, причем почему-то не палкой, как полагается по шариату, а снарядом от ручного гранатомета. За курение полагалось двадцать ударов, за употребление алкоголя — сорок, за прелюбодеяние — сто. Другим распространенным наказанием было посадить человека в закрытую цистерну, а потом бросать в нее камни. Как правило, у несчастного лопались барабанные перепонки.

В пресс-центре СБУ мне без проблем дали аккредитационное удостоверение, где слово журналист по-английски было написано с ошибкой: «zhurnalist», а также пропуск на «временно оккупированную зону» (в ДНР), и я прямиком отправился на подконтрольную Украине часть Донбасса. Увы, чувствовал я себя все равно не слишком комфортно...

— Тихо! Не говорите громко, что вы российский журналист. Вон за соседним столом эсбэушник (сотрудник Службы безопасности Украины) сидит, — вполголоса предупредил меня бармен Влад в кафе города Славянска.

Славянск для Украины — город знаковый. Именно здесь началось активное сопротивление армии Украины, и как раз здесь держал оборону ставший ныне легендарным Игорь Стрелков. Потом город перешел под контроль киевских властей, но местные жители не забыли, что, освобождая его, украинская армия сносила с лица земли целые кварталы на окраинах, не слишком задумываясь о потерях среди гражданского населения.

Центр города, где разрушения во время войны были незначительными, более или менее залатали, и здесь Славянск выглядит вполне симпатичным провинциальном городком. Но чтобы избавиться от этих иллюзий, достаточно отъехать от центра на несколько километров. Пригород Славянска Семеновка — как Сталинград времен Великой Отечественной.

Впечатление от Семеновки жуткое, напоминает Грозный в 1995-м, но, пожалуй, даже хуже. Разрушено приблизительно 70 процентов домов, но среди этих развалин копошатся какие-то старики, продолжается жизнь. Люди предельно напуганы и раздражены: «Я не знаю, кто нас бомбил. Оставьте меня». Им почему-то кажется, что не все знают, кто в реальности разрушил село, и что если они откроют эту тайну, то у них могут быть неприятности.

К своему удивлению, обнаруживаю среди развалин вполне добротный магазин. Продавщица лет 50 Галина очень охотно описывала мне местное бытие на ломаном украинском вперемежку с сочным русским матом: «Ни копейки нам государство за разбомбленные дома не дало, а вот протестанты-западенцы — те и правда помогают оставшимся без жилья старикам». О времени, когда у власти были ополченцы, Галина отзывается хорошо: «Серьезные люди были, и порядок при них был». В то же время она соглашается с тем, что «сепаратисты» зря пугали людей «бандеровцами»: «Мы их так боялись, а украинские солдаты тоже нормальными хлопцами оказались».

По мнению Галины, за «стрелковцев» летом в Славянске было больше половины населения, но сегодня людям уже важнее, чтобы эта «долбаная война кончилась, а то сейчас же ополченцы вернутся, и что ж опять !» — закончила свой монолог очень эмоциональным и нецензурным выражением эта уставшая от всего происходящего, но не потерявшая бодрости духа украинка.

Игорь Ротарь