Носи и сохрани

Долгие столетия все, что касалось христианской религии — официальной и государственной в большинстве стран Европы, — было сакральным и неприкосновенным. Любые шутки на религиозные темы и пародирование элементов культа могло дорого обойтись вольнодумцу: хорошо, если бог брал деньгами, можно было и жизнью поплатиться. Но в прошлом веке все изменилось: церковное — причем как католическое, так и православное — стало модным.

Доказательство этому — тема недавно прошедшего в Нью-Йорке бала Института костюма Met Gala: он был посвящен влиянию католицизма на fashion-индустрию. После бала в музее Метрополитан открылась выставка на ту же тему. «Лента.ру» проследила историю взаимоотношений христианства и моды.

Изначально нестяжательство, смирение и бедность были обязательными требованиями к хорошим христианам. Причем если для мирян они смягчались снисходительностью к слабостям человеческой природы, то со служителей культа спрос был построже: предполагалось, что монахи, священники и высокопоставленные церковные чины не должны украшать себя золотом и драгоценными камнями. В конце концов, Иисус Христос, хоть и был «царем Иудейским» и получил при рождении в дар от волхвов материальные ценности, провел земную жизнь в бедности.

Однако на помощь любящим роскошь священникам пришла софистика: расширительное толкование любого запрета вполне способно рано или поздно превратить его в разрешение и даже долженствование. Поэтому уже в Средние века обета бедности с сопутствующими ему скромностью в одежде и других мирских благах придерживались только монахи и монахини (да и то не все: аббаты и аббатисы монастырей отнюдь не бедствовали), а церковные иерархи, получившие в Западной Европе неофициальный титул «князей церкви», ни в чем себя не ограничивали.

Католические епископы, кардиналы и, конечно, Папа Римский получали немалые доходы с церковных владений, налоги деньгами и натурой с проживавших на этих землях крестьян, церковную десятину (добровольно-принудительный налог на нужды церкви), а также плату за индульгенции, выплаты по обетам и при вступлении в церковные ордена, а также имущество людей, завещавших его после своей смерти религиозной организации. Последний пункт стал одной из причин, породивших Инквизицию: все имущество казненных еретиков — как действительных, так и мнимых — поступало в собственность церкви, за вычетом особо оговоренной мзды доносчику. Считалось, что раскаявшиеся грешники таким образом искупают свою вину перед матерью-церковью.

Сходная ситуация была и в православии. Константинопольский патриарх, фактически единоличный глава православной церкви до падения Константинополя в XV столетии, был не только очень могущественным, но и очень богатым человеком. И тот софистический постулат, что парчовые облачения, золотые кресты и панагии (украшенные камнями, финифтью и сканью образки) не принадлежат ему как частному лицу, а только Церкви, и используются исключительно как символы религиозной власти, сути дела не меняли: ни патриарх, ни митрополиты (должности «религиозных управляющих» крупными регионами или отдельными странами, сходные с должностями кардиналов) все время пребывания у церковного кормила могли свободно пользоваться доступными им предметами роскоши. Ограничения накладывала разве что их собственная совесть.

Необходимыми частями облачения крупного иерарха — что православного, что католического — были богато украшенные золотом головные уборы, мантии, накидки-епитрахили и прочие, избыточные в мирской жизни предметы одежды. Католические кардиналы и епископы носили на руке драгоценные пастырские перстни с рубинами или аметистами соответственно. Повседневная ряса — длиннополое одеяние монашествующего, восходящее еще к одеяниям апостолов библейских времен, у кардиналов и епископов, патриархов и митрополитов шилась из шелковой ткани. Кардиналы ходили в алых рясах, епископы — в лиловых, папы — в белоснежных. Православные монашествующие, в отличие от «белого» духовенства, ходили только в черных рясах, но и они у патриарха или митрополита могли быть и бывали шелковыми.

Любой интересующийся историей и читавший научно-популярную литературу знает, что кардинал Ришелье жил в роскоши, сравнимой с роскошью королевского двора. Любой сколько-нибудь амбициозный «князь церкви» стремился к такому же благосостоянию. Да и рядовые священники и монахини, при наличии возможностей, избегали носить власяницу, оставляя ее, как и грубые сандалии, представителям бенедиктинского ордена, проповедовавшего и исповедовавшего крайнюю бедность.

В XIX столетии священническая и монашеская «униформа» окончательно оформилась: священники носили приталенные рясы с белым воротничком (по-польски они назывались «колоратками») и широкополые шляпы-сатурно с невысокой округлой тульей, монахини — рясы светлых оттенков, часто бежевые или серые, с белым головным убором — «апостольником». Форма апостольника разнилась в зависимости от ордена. Православные священники и монахини одевались в черное (летом допускались светлые рясы во избежание перегрева).

До Первой мировой войны каким-то образом пародировать одежду священников и монахов у добропорядочных мирян считалось неприличным. Однако война, наряду со все убыстряющимся техническим прогрессом, расшатала моральные устои: церковь отделялась от государства, атеизм стал если и не популярной в западном обществе, то вполне допустимой системой ценностей. Кроме того, на карте мира возник СССР, где религию откровенно притесняли на грани запрета и высмеивали ранее неприкосновенные в своей сакральности понятия.

Одновременно с этим мода из сугубо прикладной деятельности стала все больше превращаться в род самостоятельного изобразительного искусства. Модельеры перестали заниматься исключительно легким, хотя и поступательным видоизмененением привычных женских и мужских фасонов, а занялись ниспровержением основ. И доселе заповедные пределы мало-помалу стали вполне доступными.

Одними из первых «ниспровергательниц» стали модельеры-женщины, чей взгляд на мир, в том числе мир моды, сейчас бы назвали феминистическим: Габриэль Шанель и Эльза Скьяпарелли. Скьяпарелли в 1930-е годы сшила платье — лиловое, как епископская ряса (она вообще питала пристрастие к ярким, насыщенным оттенкам), с вышитыми золотом ключами. Они напоминали герб Ватикана, в котором изображены символические ключи от рая, вверенные апостолу Петру, только перевернутые бородками вниз (в оригинале бородки смотрят вверх).

Шанель же обожала Венецию и тамошнюю базилику Святого Марка, выложенную мозаиками в стиле православной Византии. Мотивы пышного византийского декора, церковных драгоценностей и риз не раз появлялись в бижутерии и фурнитуре из коллекций Шанель; историки моды считают, что и ее особая любовь к черному цвету связана с детством, проведенным в монастыре — аббатстве Обазин. Впоследствии, уже после смерти Великой мадемуазель, креативный директор дома Chanel Карл Лагерфельд воплотил византийские и русские мотивы церковных риз в коллекции Paris-Moscou 2009 года и тему декора базилики Сант-Аполлинаре-Нуово — в осенней коллекции 2011 года.

Еще смелее стали дизайнеры после Второй мировой. Так, итальянский модный дом Sorelle Fontana в середине 1950-х предложил женщинам одеться в практически копию католического священнического облачения, в том числе и в круглую шляпу-сатурно. Однако сестры-дизайнеры дома Зое, Миколь и Джованна были добрыми католичками и, прежде чем выставить платье на продажу, испросили на то благословение Ватикана.

Если коллекции Chanel и Sorelle Fontana были вполне комплиментарны традиционной церковной доктрине и не стремились к антиклерикальной провокации, то другие модные дома в конце прошлого — начале нынешнего века позволяли себе некоторые вольности. Так, на показе осенней коллекции 1997 года Atelier Versace (одной из последних, созданных при жизни Джанни Версаче), по подиуму разгуливали модели в экстремально коротких туниках с крестами и подобиях апостольников из тафты, а также в облегающих, как вторая кожа, золотистых платьях с гигантской крестообразной вышивкой.

Что-то очень похожее (только еще более откровенное) и тоже от Versace было на балу Met Gala на Ким Кардашьян. У Versace в весенне-летней коллекции 2018 года появились также ультракороткие мини-платья и сапоги-ботфорты с массивными крестами из стразов.

Показ коллекции Dior Couture сезона осень-зима 2000 Джон Гальяно, бывший тогда креативным директором дома Dior, завершил не традиционным выходом красавицы в свадебном платье, а появлением на подиуме мужчины в тиаре и мантии, как у Папы Римского. В 2006-м он вернулся к католической теме, создав пышное кроваво-красное платье, напоминающее кардинальское облачение: модель вышла в нем на подиум с громадным черным крестом из кованых гвоздей на шее.

В одной из коллекций Александра Маккуина по подиуму ходили модели в масках с распятием между глаз; в другой, под названием Dante, фигурировал серебряный терновый венец, третья была посвящена Жанне д'Арк — французской героине, причисленной католической церковью к лику святых. Довольно мрачные готические коллекции показывал в конце 1990-х Оливье Тейскенс. У Жана-Поля Готье в коллекции весна-лето 2007 были принты по мотивам витражей и головные уборы, похожие на многолучевые нимбы барочных статуй Девы Марии и святых.

Религиозная тема периодически всплывает и в коллекциях Dolce & Gabbana. В сезоне осень-зима 2013-2014 Доменико Дольче и Стефано Габбану вдохновили мозаики сицилийского собора Monreale. У Рика Оуэнса в 2015 году по подиуму прошел манекенщик в чем-то вроде бенедиктинского плаща с возмутительно-провокационным отверстием в районе паха. А Демна Гвасалия в 2017 году показал в коллекции Balenciaga мужчин в брутальных, как у бандитов 1990-х, пальто с желтым атласным шарфом, напоминающим епитрахиль: этакое слияние религии и преступления. Критики, привыкшие за два десятилетия к подобным парадоксам, восприняли его как должное.

Вероника Гудкова