Белые и злые

Толерантность, мультикультурализм, максимальная умеренность и мягкотелость в политических решениях — это, с точки зрения современного российского стереотипа, неотъемлемые признаки современной Европы. На самом деле ситуация гораздо сложнее: в Евросоюзе есть страны, которые вовсе не соответствуют этим критериям. Им не чужд здоровый национализм, их вариант демократии не слишком либерален, а население единодушно против приема беженцев. С каждым годом они становятся все влиятельнее, и не исключено, что именно им суждено определять картину дня в ближайшем будущем. «Лента.ру» решила выяснить, как выглядит альтернативная Европа.

В ноябре 1335 года венгерский город Вишеград кипел: в древний замок на холме над Дунаем съехались короли Чехии, Венгрии и Польши. Их величества хотели договориться о сотрудничестве против могущественной династии Габсбургов и наладить более выгодные торговые пути в обход Вены. Переговоры прошли с размахом — участники встречи выпили 180 бочек вина и съели 2,5 тысячи караваев хлеба. Политические результаты тоже впечатляли: было положено начало долговременному союзу, который по сей день влияет на европейскую политику.

Семь веков спустя в том же городе собрались представители тех же стран, составивших так называемый Вишеградский треугольник: президент Польши Лех Валенса, президент Чехословакии Вацлав Гавел и премьер Венгрии Йожеф Антал. Все три государства были участниками Варшавского договора и переживали крушение системы социалистических республик.

Объединяло их, однако, не только это: одной из целей создания группы была скорейшая интеграция в европейское общество. Чехословакия распалась на Чехию и Словакию, и Вишеградский треугольник превратился в Вишеградскую группу. В 2004 году все четыре страны вступили в Европейский союз.

С самого начала эти государства развивались не так, как предполагали эксперты. Немецкий философ и социолог Юрген Хабермас утверждал, что глобализация окончательно отвязала гражданство от национальной идентичности. Бывшие центральноевропейские ССР, однако, пошли наперекор его теории и установили отчетливый курс на национальные государства.

«Я не хочу видеть мусульманское сообщество в Словакии. Я не хочу, чтобы здесь находилось несколько десятков тысяч мусульман, постепенно продвигающих свою идеологию. Мы не хотим менять традиции нашей страны, выстроенные на христианской основе. Так было веками. Суверенитет и национальная гордость важны для нашей правящей коалиции. Мы должны начать говорить правду о миграции», — говорил Роберт Фицо, премьер-министр Словакии, столкнувшейся с массовым наплывом беженцев.

За 2015-2016 годы границу Евросоюза перешли более 2,5 миллиона мигрантов из Сирии, Пакистана, Ирака и других мусульманских стран. В 2017-м — еще 700 тысяч. Добравшись до Европы по морю или по суше, незваные гости (в основном мужчины и юноши) потребовали у ЕС содержания и жилья. Многие получили то, чего хотели. Но Вишеградская четверка с самого начала заняла отнюдь не толерантную позицию: правительства этих стран просто отказались пускать на свою территорию мигрантов, распределяемых по квотам из Брюсселя.

Венгрия выстроила стену с колючей проволокой на южной границе после того, как по ее территории прошли в направлении Германии 400 тысяч беженцев. Другие страны тоже ужесточили пограничный контроль, ломая всю концепцию «Европы без границ», так долго выстраиваемую Евросоюзом. «Собратья по Вишеграду», глядя на возросший уровень преступности, гетто и теракты, называют текущую миграционную политику ЕС не иначе как самоубийственной. За несколько лет кризиса каждая из стран приняла не более нескольких сотен мигрантов, а чешские власти даже специально указывали, что предпочитают мигрантов-христиан.

Такие действия и высказывания не могли не вызвать праведный гнев прогрессивного европейского сообщества. Типичное мнение западного интеллектуала кристаллизовалось в словах декана факультета социальных наук Брюссельского свободного университета Жан-Мишеля де Вэля. Как он считает, позиция лидеров Вишеградской группы «…прямо-таки сочится нутряной ксенофобией, неприятием другого, непониманием мира и националистическим отторжением».

Официальные лица ЕС, конечно, более сдержанны в выражениях, зато пригрозили неуступчивым соседям экономическими санкциями. Но они не сдают позиции: ни одна из стран четверки до сих пор не согласилась на распределение беженцев по квотам.

На встрече в 2017 году лидеры четверки договорились, что не станут поддаваться на шантаж и не позволят Брюсселю диктовать им свою волю. «Троянский конь терроризма» — так назвал массовую иммиграцию венгерский премьер Виктор Орбан — остался за воротами. Группа заявила о готовности отстаивать свои интересы всеми легальными путями, а также предложила альтернативный путь решения проблемы: начинать работу с беженцами еще за пределами ЕС.

Конечно, нежелание вишеградцев принимать беженцев вызвано не генетически свойственным им расизмом и не какими-то сверхъестественными причинами. У наций Вишеградской четверки, как у любых европейцев, богатая история, уходящая корнями в мифологизированное Средневековье, но при этом нет оснований для того, что англоязычные правые называют «стыд белых» (white guilt) — раскаяние белых людей за грехи предков. Им чуждо свойственное западным соседям покаяние за колониальное (или, в случае Германии, нацистское) прошлое.

К тому же те принимают мигрантов у себя уже много десятилетий, развивая механизмы интеграции в европейское общество. Государства Центральной Европы не имеют столь продвинутых институтов, но и не горят желанием их создавать.

Мнение о том, что интегрировать мусульман не удается даже самым развитым странам, легко понять по результатам некоторых исследований: к примеру, четверть магометан Британии симпатизируют напавшим на редакцию сатирического журнала «Шарли Эбдо», а каждый третий французский мусульманин считает, что шариат важнее государственных законов.

По словам чешского министра иностранных дел Любомира Заоралека, «прибывающие не заинтересованы в интеграции» и «хотят жить в окружении людей со схожим культурным, этническим и религиозным багажом». И добавил, что «среди украинцев или вьетнамцев не встречается террористов-смертников».

Заоралек упомянул украинцев неслучайно: с 2014 года, когда в стране началась война, поток эмигрантов с территории Украины заметно усилился. Около половины из них едет работать в Россию, но Польша, Венгрия и Чехия тоже принимают у себя солидную часть украинских работников и беженцев. Вот и выходит, что у вишеградцев уже есть свои иммигранты — куда более близкие по культуре и вере.

Последними аргументами сторонников гостеприимства для уроженцев Северной Африки и Ближнего Востока остаются экономические выгоды, которые могут принести мигранты, и вливание «свежей крови» в население стареющей Европы. Однако польза для экономики от массовой иммиграции пока неясна. О методах же демографической поддержки европейцев приезжими можно судить, например, по массовым нападениям на женщин в Кельне в канун 2016 года или по статистике изнасилований, тщательно скрываемой властями Швеции.

Не добавляет уверенности в том, что в отношении беженцев ведется правильная политика, и недавнее расследование израильского журналиста Цви Иехезкели. За 1,25 тысячи долларов он приобрел в Стамбуле поддельный сирийский паспорт и под видом мигранта въехал в Германию, успешно при этом проникнув в скрытые исламистские структуры. Сотрудник центра для беженцев рассказал ему о способах обмануть миграционные службы, затем Иехезкели вышел на «Братьев-мусульман», действующих через мечети по всей Европе. После общения с большим количеством новых гостей Европы журналист сделал вывод, подтверждающий слова чешского министра: никто из них не собирается интегрироваться — речь скорее идет о «бесшумном завоевании» и формировании на Западе нового общества — мусульманского.

Желая объяснить поведение непонятных им вишеградцев с помощью понятных стереотипов, западные медиа называют тамошних политиков популистами. Согласно классификации Мельбурнского университета, политическую партию можно назвать популистской, если она негативно относится к мигрантам, этническим меньшинствам, финансовым и политическим элитам; если она зависит от харизматического лидера и не приемлет норм либеральной демократии.

По мнению Рут Водак, эксперта по этой теме из университета Ланкастера, политики-популисты обращаются к «обычному» человеку, который чувствует, что истеблишмент игнорирует его мнение. Как правило, отмечает она, популисты при этом стоят на националистических и консервативных позициях, с редкими исключениями в виде левых популистов, критикующих капитализм и глобализацию.

Политика стран Вишеградской группы соответствует этим критериям в разной степени. Венгрия, где у партии Виктора Орбана самый высокий во всем Евросоюзе процент голосов, является идеальным примером: риторике борьбы за национальную идентичность и «обороны» от тлетворного влияния миллиардера Джорджа Сороса там сопутствует ужесточение контроля над медиа и даже попытки закрыть Центрально-Европейский университет. Предубеждение против мусульман у венгров сформировалось в том числе в результате многолетних войн с Османской империей.

За Венгрией следует Польша, где правящая национал-консервативная партия «Право и Справедливость» пытается подмять под себя судебную власть, за что Еврокомиссии пришлось угрожать ей санкциями за нарушение принципов демократии. Националисты в Польше и во власти, и в оппозиции: наиболее радикальные польские консерваторы недавно пытались полностью запретить в стране аборты.

Куда спокойнее дела обстоят в Чехии: ни у одной партии в парламенте страны нет такого перевеса, как у популистов Венгрии и Польши, — здесь и социал-демократы, и умеренные правые спокойно и уверенно выступают против миграционной политики Брюсселя, а популисты из ANO, победившие на выборах в 2017 году, попадают под приведенные выше критерии весьма условно — их идеологию описывают с помощью таких оксюморонов, как «правоцентристы с левым уклоном».

Самая скромная по количеству населения и экономическому весу страна четверки — Словакия, — пожалуй, меньше остальных соответствует стереотипам: это единственное государство Вишеградской группы, использующее евро в качестве денежной единицы. Большинство в парламенте — у социал-демократов, входящих в Социалистический интернационал. Это, впрочем, не помешало словакам принять закон, фактически запрещающий ислам.

Стоит отметить, что популизм набирает силу не только у вишеградцев. За последние годы популистские партии взяли высокую планку в Греции, Италии, Эстонии, Болгарии и других странах. Число их сторонников растет почти во всех странах ЕС, поэтому, как отмечает Филипп Марльер — политолог из Университетского колледжа Лондона, традиционные партии оказываются в тяжелой ситуации не только на востоке объединения, но и в «грандах»: Германии, Франции и Испании.

По его словам, традиционные партии будут вынуждены обратить внимание на проблемы, которые реально волнуют электорат, и таким образом перехватить часть повестки популистов. Это приведет к переменам, но, как он считает, «изменения необходимы, если ЕС хочет выжить».

Кроме прочего, популистов отличает от остальной Европы отношение к России: делегация немецкой «Альтернативы для Германии» посетила Крым, итальянские популисты давно выступают против антироссийских санкций. О доброжелательных отношениях Виктора Орбана и Владимира Путина известно давно, а Австрия даже отказалась высылать российских дипломатов, несмотря на давление Великобритании.

У возможных перемен в ЕС молодое лицо и внушительные уши — Себастьян Курц, 31-летний федеральный канцлер Австрии, намерен решить проблему, раскалывающую Евросоюз. «Ясно, что за последние годы было совершено много ошибок в миграционной политике. Неограниченная миграция — причина многих проблем, с которыми мы сталкиваемся сейчас, поэтому федеральное правительство хочет исправить ошибки последних лет», — заявил он после суда над афганцем-наркокурьером, который напал на прохожих на улице и ранил четырех человек.

Еще до его назначения на главную должность Австрия и Хорватия объединились с Вишеградской группой в так называемую Центральноевропейскую оборонительную кооперацию, цель которой — контроль над проблемами миграции.

С приходом к власти Курца и победой в парламенте коалиции националистических партий удачно совпало грядущее председательство Австрии в ЕС. Период максимального усиления своей власти канцлер планирует посвятить переосмыслению миграционной политики Евросоюза. Курц находится в доброжелательных отношениях с Виктором Орбаном и считает, что обсуждать квоты распределения мигрантов бесполезно, ведь с ними никогда не согласится Вишеградская четверка. В его планах — создание новой системы, приоритетом которой будет возвращение беженцев в Африку и прекращение нелегальной иммиграции как таковой.

Британский политолог Мэттью Гудвин, наблюдая за последними событиями, утверждает, что внутри Евросоюза формируется новый альянс — с фундаментально иным подходом к вопросам миграции. Вполне возможно, что рано или поздно экономически окрепшие вишеградцы начнут играть первую скрипку в Евросоюзе, и понятие «европейских ценностей» изменится с нынешних на диаметрально противоположные.

Степан Костецкий