Грязные тапки

Мода часто совершает невероятные кульбиты, одномоментно отказываясь от того, что еще совсем недавно казалось и эстетичным, и удобным. Но повальное увлечение последних двух сезонов — «уродливые» кроссовки — нарушает, пожалуй, все правила существования fashion-сообщества.

Многое из того, что было модно в прошлом, сегодня кажется нам некрасивым или как минимум странным. Средневековые гульфики, штаны с матросским клапаном начала прошлого века и пиджаки с набивными плечами его же конца воспринимаются в современном контексте как отчасти забавные, но довольно уродливые недоразумения. Однако в свое время все эти изыски моды не просто принимались на ура, но считались в высшей степени эстетичными. Но кроссовки, силуэт которых провозгласил модным в начале 2017 года главный дизайнер Balenciaga Демна Гвасалия, не просто отчаянно некрасивы — они вполне осознанно и расчетливо уродливы. Собственно, на этом Гвасалия и его эпигоны и строят продвижение силуэта — потребителям предлагается не просто идти на поводу у моды, а осознанно надеть на ноги что-то, едва ли не более антиэстетичное, чем знаменитые угги.

Угги, впрочем, хотя бы комфортны — чего нельзя так уж уверенно сказать о Balenciaga Triple S, ставшие моделью, возвестившей о новой эре повседневной люксовой обуви. Хитроумный уроженец Сухуми, обосновавшийся в Париже, к тому времени уже успел обозначить ориентиры в одежде — как нетрудно догадаться, лейтмотивом коллекций Гвасалии и для Balenciaga, и для его собственного бренда Vetements стал все тот же яростно декламируемый протест против традиционного для покупателей высокой моды «сделайте нам красиво».

Перекошенный крой, нарочито деконструктивированные вещи из коллабораций (вроде разрезанных на куски и грубо сшитых заново джинсов и курток Levi’s), «грязная» цветовая гамма и пародийное воспроизведение кургузых пальто и мешковатых штанов из позднесоветского детства модельера. Добавим к этому язвительную насмешку над бренд-фетишизмом — абсолютно черные худи с крошечным логотипом за 850 евро разлетались при этом на «ура» — и на выходе получаем вполне законченное художественное высказывание, для мира моды значащее, пожалуй, не меньше, чем когда-то мини-юбки и «маленькое черное платье». Впрочем, для многих мода от Гвасалии явно стала откровением культурным, не меньшим, чем когда-то были «Фонтан» Марселя Дюшана и «Черный квадрат» Малевича.

Сходства с дада и футуризмом добавляет и то, что Гвасалия — как и художники-революционеры начала ХХ столетия — ничего нового, собственно, не придумал. Черные квадраты рисовали задолго до Малевича, а Дюшан и вовсе не отливал собственноручно в металле свой знаменитый писсуар — но они провозгласили свои творения искусством. Бесформенные кроссовки no name или каких-нибудь диковинных китайских брендов десятилетиями продавались в дешевых супермаркетах Запада и на вещевых рынках Востока (в Америке для них даже придумали название dad’s sneakers, «папашины кроссы»). Гвасалия гипертрофировал силуэт — увеличил подошву до совсем уж карикатурных размеров, добавил аляповатых накладок — и преподнес это миру как новейший писк моды. Мир благодарно бросился покупать его творения — по цене около 1000 долларов за пару.

Спрос на Balenciaga Triple S настолько опережает производственные мощности дома в Италии, что в конце прошлого года пошив перенесли в Китай, к негодованию многих покупателей. Впрочем, нельзя исключать и того, что ярлычок made in China на коробке с обувью ценой больше средней месячной зарплаты россиянина — еще одна хулиганская выходка Гвасалия. Он не перестает издеваться над своими поклонниками, так почему бы не добавить дополнительный штрих. «Вы покупаете за дикие деньги вещи, которые выглядят так, будто их носили бомжи. Так почему бы не сделать их еще более аутентичными "нищебродскому" стилю?» — как бы говорит он.

В реальности Гвасалия и впрямь довольно откровенно делится своими взглядами на моду и ее будущее. «Не думаю, что понятие "элегантности" релевантно нашему времени. Мир моды — не настоящий мир, а моя эстетика — это гиперреализм. Мне не интересно пытаться жить в какой-то там мечте. Я бы умер там от скуки», — сказал дизайнер в недавнем интервью The Guardian.

Чтобы не скучать, Гвасалия активно дорабатывает в рамках коллабораций и чужие кроссовки, подходящие под эстетику ugly. Reebok GM Pump, реинкарнированные для Vetements, не просто архаичны (модели уже четверть века) и бесформенны — они еще и предварительно покрыты грязью, что придает им совсем уж «бомжовый» вид (но, понятное дело, не цену).

Тренд на «грязную» обувь, справедливости ради, придумал не Гвасалия — тут его опередил итальянский бренд Golden Goose, еще в 2016 году предложивший заботливо испачканные, порванные и заклеенные скотчем кеды всего за 600 евро. Но то, что в исполнении нишевой марки смотрелось странноватым кокетством, будучи преподнесено хайповым персонажем, превратилось в культурный феномен.

Последним изыском Balenciaga стали не менее модные сейчас кроссовки-носки (сами по себе не особо эстетичные), скрещенные с огромной подошвой-ugly. На взгляд человека, привыкшего к лаконичной спортивной классике, Balenciaga Speed Trainer выглядят совсем уж чудовищными и сугубо непрактичными — бегать в них крайне затруднительно, да и носить можно только в сухую погоду. Поклонников (и, в особенности, поклонниц) brutto stil nuovo это, однако, мало смущает — людям, готовым выложить по тысяче с лишним евро за синтетический носок на пластиковой подошве, вряд ли столь уж часто приходится шлепать по лужам или преодолевать снежные завалы.

Успех Triple S и коллабораций с Vetements не остался без внимания конкурентов: люксовые марки бросились выпускать на рынок собственные вариации на тему «уродства». Fendi, Chanel, Dior, Gucci — последним сдался такой бастион консерватизма и тяжеловесного шика, как Louis Vuitton, выпустивший совсем недавно модель Archlight, напоминающую то ли обувь имперского штурмовика из «Звездных войн», то ли копыто какого-то апокалиптического зверя. Массовые бренды также присматриваются к тренду, но, судя по всему, их клиентура не очень готова сменить привычные лаконичные «кортесы» и «суперстары» на диковинные сооружения на массивной подошве.

Зато в восторге модные блогеры и критики. Некоторые из них видят в кроссовках-ugly даже метафизическое значение. «Эти кроссовки говорят: вот мои ноги, крепко стоят на земле, защищенные цветом нулевой скандальности. Их невзрачность честна, даже прозрачна. Они могут многое сказать о том, как найти свое место в мире», — несколько высокопарно делилась соображениями британский стилист и модный обозреватель Пандора Сайкс. Наиболее наблюдательные и памятливые (редкое свойство в мире моды) замечают, впрочем, что первые люксовые кроссовки, подпадающие под определение ugly, представил еще в 2013 году Раф Симонс. Но Raf Simons x adidas Originals Ozweego 1 все же не сумели сделать погоды и породить волну подражаний — хотя по мастерству в области хайпа Симонс, в ту пору креативный директор Dior, вполне может поспорить с Гвасалией.

Видимо, дело в том, что Симонс все же мыслит в категориях традиционной моды — допускающей хулиганство и даже локальный бунт, но никак не покушение на устои. Здесь снова уместна аналогия с искусством столетней давности.

Солидные буржуазные ценители прекрасного, уже смирившиеся с «мазней» импрессионистов и даже почти принявшие нефигуративное искусство, были шокированы манифестацией обыденности, того самого «реального мира», о котором говорит и Гвасалия, в качестве материала для арт-объектов. Спустя каких-то полстолетия копии «фонтана» Дюшана попали в главные музеи мира (оригинал утерян), а в 1999 году одна из них ушла с аукциона за 1,7 миллиона долларов. У моды, конечно, нет возможности ждать так долго, но кто знает — возможно, в 2068 году потомки будут благоговейно взирать на выставленную в витрине какого-нибудь музея дизайна пару аккуратно испачканных аляповатых кроссовок на огромной уродливой подошве.

Владислав Крылов