Постпоп

Шок от победы Трампа на выборах, смерть Дэвида Боуи, Леонарда Коэна и Джорджа Майкла, сумасшествие Канье Уэста и истерики Джастина Бибера — 2016 год навсегда изменил облик поп-музыки. И дело не только в том, что исполнители ведут себя странно, уделяя больше внимания выступлениям в рамках предвыборных кампаний, чем участию в фестивалях. Мейнстрим претерпевает метаморфозы. Стираются границы между андеграундом и попсой, кассовые стадионные звезды теряют фанатов и намеренно отказываются от популярности, а те, кто раньше был известен в узком кругу, вдруг начинают собирать полные арены. Что творится с музыкальной индустрией и почему мы вошли в эпоху постпопа — в материале «Ленты.ру».

Словом года Оксфордский словарь объявил термин «постправда» — в основном в связи с ситуацией вокруг предвыборной гонки в США. Постпоп тоже многим обязан Трампу. Рианна, Бейонсе, Мадонна и многие другие активно поддерживали кандидата демократов Хиллари Клинтон, регулярно выступая на мероприятиях, связанных с ее кампанией. С одной стороны, на саму музыку этот процесс не особо повлиял — за редким исключением вроде разгромного трека Эминема, посвященного победе республиканца. С другой стороны, столь явная политическая ангажированность исполнителей приводит к тому, что от них отворачиваются те, кто с ними не согласны. Но ни Рианна, ни Бейонсе, ни Кэти Перри почему-то не боятся потерять слушателей, у них теперь есть что-то важнее. И это нечто действительно новое.

А вот у Канье Уэста все наоборот. Он в числе очень немногих из мира шоу-бизнеса поддержал Трампа (и это вскоре после выхода суперуспешного The Life Of Pablo), а потом сошел с ума. Уэст отменил 21 концерт своего тура в поддержку альбома и лег в психушку, потеряв десятки миллионов долларов и разозлив фанатов, которые и так были весьма раздосадованы известием о том, что рэпер вдруг встал на сторону республиканца. Этого от Канье Уэста не ожидал никто — даже те, кто всегда знали, что от певца можно ожидать чего угодно. Что произошло, не совсем понятно, тем не менее теперь для поклонников Канье Уэст — не просто американский рэпер и 21-кратный лауреат «Грэмми», но и пациент психбольницы, а по совместительству сторонник Трампа. Но Уэсту все равно, что отныне часть демократов не будет слушать его музыку по политическим соображениям.

Политизация — не единственная особенность постпопа. Есть и более формальные признаки, такие как качество текстов и звука. Та же Рианна, которая раньше ничем не выделялась из ряда старлеток, с некоторых пор творит что-то совершенно необъяснимое. Bitch Better Have My Money — безусловный шедевр, по всем параметрам, ее последний альбом ANTI — тоже, от начала и до конца.

Проходные стандартизированные тексты куда-то исчезли, а про клип с Мадсом Миккельсеном и говорить нечего — это короткометражный «Неоновый демон», предсказавший фильм за год до его выхода на экраны. И актер даже тот же, что обычно снимается у Николаса Виндинга Рефна: Миккельсен исполнил главные роли в «Дилере» и «Вальгалле». Раньше в коммерческой музыке подобное случалось редко, настоящий стиль всегда был уделом андеграунда. Но теперь все смешалось.

В феврале канадский рэпер Дрейк объявил, что заключил соглашение с британским лейблом Boy Better Know (BBK). То есть суперпопулярный певец, обладатель «Грэмми», выпускающий исключительно платиновые альбомы, вдруг подписался на независимый лондонский грайм-лейбл — «грайм», от слова «грязь». О грайме, не самом кассовом течении, возникшем в начале 2000-х и распространявшемся в основном через пиратское радио и микстейпы, вроде бы все уже забыли, но у него вдруг открылось второе дыхание, и дело, конечно, не в Дрейке.

Скепта, один из основателей BBK и идеолог жанра, после пятилетнего перерыва выпустил новую пластинку, Konnichiwa, которая попала во все чарты и принесла исполнителю Mercury Prize. Заговорили о возрождении грайма, хотя уместнее было бы говорить о перерождении — из некоммерческого подпольного течения в полноценное массовое. Раньше кому-то вряд ли пришло бы в голову поставить Дрейка и Скепту в один ряд, а сейчас — можно.

У Джастина Бибера выдалась непростая осень. Сначала его достали визжащие фанатки, и он попросил их заткнуться. Когда это не сработало, он выдал раздраженную тираду и со скандалом ушел со сцены — и это повторилось на нескольких шоу в Англии. Потом он расплакался на концерте в Германии. А через пару дней — ударил поклонника в лицо в Испании, разбив тому губу в кровь. Эксперты подозревают нервный срыв, вызванный чрезмерной популярностью, но более вероятно, что Биберу надоело быть кумиром малолеток, и он решил стать серьезным артистом.

Ему важно то, что он пытается сказать, но его неправильно понимают. Джастин Бибер уже не мальчик с милым голосом, он выходит на следующий уровень, свидетельством тому — ремиксы Tronicbox на его хиты, которые охотно используют в своих миксах электронные артисты типа Аиши Деви.

2016-й убил поп-музыку в привычном понимании. В прямом смысле: за год мы потеряли столько поп-звезд, что проще перечислить тех, кто остался в живых. Из жизни ушли Дэвид Боуи, Кит Эмерсон, Принс, Алан Вега, Пит Бернс, Леонард Коэн, Леон Расселл, Грег Лейк, Рик Парфитт, Джордж Майкл — конечно, многих из них относят к рок-музыкантам, но ведь поп-музыка в свое время включала в себя и рок. Да и граница эта стерлась. Еще в начале года смерть Дэвида Боуи породила множество трибьютов: та же Леди Гага объявила себя его последовательницей и перепела несколько его песен в образе Зигги Стардаста.

Очертания поп-музыки в 2016 году размылись настолько, что уже нельзя делить исполнителей на мейнстримовых и андеграундных, под мейнстримовыми подразумевая «развлекательных» и «несерьезных», а под андеграундными — знающих жизнь и поднимающих социальные проблемы. Начинается эра постпопа, которая по стечению обстоятельств оказалась закодирована в названии альбома Игги Попа, вышедшего в 2016-м, — Post Pop Depression.

Алена Кожевникова