«Евреев считали эксплуататорами русского народа»

«Лента.ру» продолжает цикл публикаций, посвященных революционному прошлому нашей страны. Вместе с российскими историками, политиками и политологами мы вспоминаем ключевые события, фигуры и явления тех лет. Как случилось, что монархическое движение черносотенцев, пользовавшееся поддержкой всех сословий русского общества, к февралю 1917 года растеряло и сторонников, и влияние? Почему слово «черносотенец» стало жупелом и как сложились судьбы лидеров черносотенных организаций после Февральской и Октябрьской революций? Об этом «Ленте.ру» рассказал доктор исторических наук Игорь Омельянчук, профессор Владимирского государственного университета.

«Лента.ру»: Что объединяло и что различало между собой организации, которые сейчас принято называть черносотенными? Насколько многочисленными они были?

Омельянчук:Очень многочисленными. «Союз русского народа», например, был вообще самой многочисленной среди всех политических партий.

Их всех объединяла вера в перспективность самодержавия и неприятие капитализма. Большинство правых говорили от случая к случаю, что больше уважают социалистов — за их цельность, за идею (которая хороша, но не реализуема). А вот капиталисты — либералы, кадеты, — по их мнению, это ужасно.

Ну и, конечно, у них у всех была определенная ненависть к инородцам — и к евреям, и к полякам. Их, и особенно евреев, считали эксплуататорами русского народа. Антисемитизм объединял черносотенцев на сто процентов. Что касается различий, то они в первую очередь связаны с тем, были ли те или иные партии центральными или региональными.

Когда вспыхнула первая русская революция, на местах, не дожидаясь никаких указаний сверху или агитаторов из Петербурга, начали создаваться местные монархические организации. Они в большой степени состояли из низов: приказчики, извозчики, лавочники.

В дальнейшем эти организации вошли в состав «Союза русского народа» на правах отделов, сохраняя свое название. То есть, например, «Ивано-Вознесенская самодержавно-монархическая партия — Союз русского народа».

Затем — центральные организации: «Русское Собрание» и «Союз русского народа» (СРН).

«Русское Собрание» изначально было просветительской организацией. Она состояла из бомонда: там были товарищи министров, князья, профессура, академики (например, А.И. Соболевский); в «Русское Собрание» входил также Николай Рерих. Они очень хорошо себя чувствовали и хотели сохранить тот мир, который считали для себя правильным.

Вторая организация — это объединявший низы «Союз русского народа». Он возник в 1905 году сразу после Манифеста 17 октября. «Русское Собрание» брало на себя интеллектуальное обеспечение правого движения — лозунги, программы, руководство, а СРН был массовой партией. На пике своего развития он насчитывал 400 тысяч человек по всей России.

Территориальное распределение, однако, было очень неравномерным. Например, монархистов было очень мало в Сибири, зато очень много — на Украине. Помещиками там были в основном поляки-католики, а крестьянство составляли православные. Монархисты воспользовались этим конфликтом, объявив, что они на стороне православных людей и что поляки — враги самодержавия. Поэтому крестьяне действительно целыми селами вступали в «Союз русского народа».

Считается, что власть поддержала раскол СРН, поскольку он был организацией уличного действия. Но она нуждалась в партиях парламентского типа. Радикальные организации, которые не получалось приручить, ей были ни к чему.

Затем последовал еще один раскол — уже на «дубровинцев» и «обновленцев». Позднее и Марков (Николай Марков, он же Марков Второй, монархист, один из лидеров черносотенцев, радикальный антисемит —прим. «Ленты.ру»), и Дубровин (Александр Дубровин, один из лидеров Союза русского народа — прим.«Ленты.ру») будут говорить, что раскол инициировал П.А. Столыпин (премьер-министр Российской империи —прим. «Ленты.ру»). Марков отмечал, что Столыпин поддерживал то одних, то других, то есть специально стравливал и ослаблял их.

На самом деле, это классическая с точки зрения политической науки ситуация. Идея у них у всех была одна. По логике, должна была быть и одна партия. Но их было 20 или 30. Это говорит о том, что такие партии — не инструмент реализации идеи, а личной борьбы за власть, что и наблюдалось.

В итоге вследствие всех этих событий к 1917 году черносотенцев остались в лучшем случае десятки тысяч, и из них — лишь тысячи тех, кто готов был активно отстаивать свои интересы. Остальные числились лишь номинально.

В чем состояла программа черносотенцев? Были ли у них какие-то прогрессивные аспекты или все ограничивалось «охранением старого мира»?

Некоторые лидеры допускали изменения, но очень не любили слово «прогресс», они полагали, что изменения должны были быть направлены на сохранение и улучшение старого. Что касается отношения к монархии, то все они выступали за сохранение самодержавия, хотя и с вариациями. Например, у С.Ф. Шарапова, члена «Союза русских людей», была очень интересная программа: он предлагал передать монарху роль арбитра, а все дела управления передать правительству и земской Думе (парламенту).

Что собой представляли черносотенцы в канун Февральской революции, то есть на границе 1916-1917 годов?

Они представляли собой душераздирающее зрелище. В своем развитии черносотенное движение пережило пик в 1906-м, может быть, в 1907 году, и дальше оно медленно, но уверенно шло к своему концу.

Где-то в 1912 году после выборов в Государственную Думу черносотенцы начали понимать бессмысленность своей деятельности, направленной на сохранение монархии. Рядовые члены уже не видели смысла в активной деятельности и просто перестали ходить на собрания своих организаций, перестали платить взносы, предпочли жить своей жизнью.

В 1914 году на фоне общего патриотического подъема начался своего рода ренессанс: черносотенцы вспомнили о монархии, о своих претензиях на звание первой опоры монархии, но этот подъем длился буквально несколько месяцев, затем продолжился упадок.

Причин тому было несколько. Первая — это призыв огромного количества монархистов в армию. То есть организации просто обезлюдели. Кроме того, монархические организации соблюдали провозглашенный в том же году принцип патриотического единения — никакой политической борьбы они до конца войны не вели. Любая политическая деятельность в военное время воспринималась как подрыв целостности страны и подрыв внутренней обороноспособности.

Владимир Митрофанович Пуришкевич, один из видных лидеров, вообще отказался от политической деятельности как таковой. Заявив, что надо помогать фронту, он создал свой санитарный отряд, возил на фронт медикаменты, забирал оттуда раненых.

Когда в 1915 году произошло знаменитое поражение русской армии — Горлицкий прорыв и прочее, патриотическую тревогу забили уже оппозиционные силы. В Думе был создан так называемый прогрессивный блок, и он взял курс если не на захват власти, то хотя бы на ее коррекцию. В ответ монархисты попытались защитить тогдашнюю систему монархии, но ничего сделать не смогли. Все ограничилось тремя частными совещаниями — в Саратове, Нижнем Новгороде и Петербурге.

Эти собрания показали, что монархисты очень слабы. На самом деле, уже к 1916 году они разочаровались во всем. Дубровин произнес очень знаменательную фразу: «Нельзя быть роялистами больше, чем король. Мы защищаем власть монарха, который сам не хочет ее сохранять».

Постоянно наблюдавшийся либеральный дрейф власти привел к тому, что монархисты оказались далеко справа от нее и перестали быть ей нужны. К концу 1916 года монархические организации практически перестали существовать. Раскол правой фракции в Думе лишил их даже условного представительства в государственных органах.

Кто обеспечивал поддержку черносотенцам в обществе в целом? Власть их не поддерживала, большинства в Госдуме у них не было и в помине.

Тут достаточно странная ситуация. Во время выборов в Думу монархисты были единственной силой, которая пользовалась поддержкой всех курий, они получали голоса и помещиков, и горожан, и рабочих, и крестьян. На деле же у них не было четкой социальной базы. Они делали ставку на социальные силы уходящего общества: помещики как таковые исчезали тоже, крестьяне уступали место либо кулакам, либо промышленным рабочим, доверие которых черносотенцы быстро потеряли.

Но поначалу рабочие как раз очень активно поддерживали это движение. Многие из них были выходцами из крестьян, которые лишь относительно недавно пришли в город, наконец-то устроились и начали получать какую-то зарплату. И тут вдруг начинаются забастовки, из-за которых они теряют средства к существованию. Черносотенцы выступали против забастовок как способа отстаивать интересы рабочих, так что те охотно поддержали Черную сотню.

Однако в результате на тех предприятиях, где черносотенцы были сильны, забастовок не было, и их владельцы, пользуясь этим, снижали расценки. Получилось, что там, где рабочие демонстрировали верность монархии, в ответ они получали снижение зарплаты и усиление эксплуатации.

Если говорить о высших слоях общества, то традиционное дворянство к тому моменту было бессильно и политически, и экономически, а самый политически активный класс составляли помещики, нашедшие себе место в капиталистической системе. Они составили основу обновленческого движения.

Государственная бюрократия высказывала признательность правым за помощь в подавлении революции, но этим поддержка и ограничивалась: власть опасалась усиления черносотенцев. Марков Второй уже после Февральской революции скажет, что ее делали «самые заправские российские помещики, богатейшие купцы, чиновники, адвокаты, инженеры, священники, князья, графы, камергеры и всех российских орденов кавалеры».

Финансовые круги не поддерживали черносотенцев, поскольку правые не считали рыночные отношения и капитализм идеальным общественным строем.

Наконец, церковь в 1917 году тоже не выступила в защиту монархии, как и государственный аппарат. В результате монархисты оказались совершенно одни. Их и так было уже очень мало, и практически все они были в глубоко пессимистичном настроении.

Что случилось с черносотенцами после Февральской революции?

К февралю 1917 года черносотенцы исчезли. По выражению меньшевика Суханова, они «сгинули в подполье», а фактически — спрятались. Марков Второй говорил потом: «Мы разгромлены, отделы наши сожжены». И действительно, революционная толпа сожгла их отделы со всеми архивами, перепиской и документами, что очень расстраивает историков. Сейчас нам сложно восстанавливать некоторые детали событий.

Их так серьезно громили?

Сжигали отделы, сжигали архивы, но без убийств. Лидеров черносотенцев после Февральской революции арестовали — даже тех, кто уже отошел от политической деятельности, например Дубровина или Никольского.

Им вспоминали прошлые грехи. Они участвовали в контрреволюционных выступлениях и столкновениях. Члены правых партий не участвовали в погромах 1905 года, поскольку этих партий тогда просто не существовало как таковых, однако впоследствии некоторые участники погромов вступали в эти партии, и в результате оппоненты обвиняли в погромах именно СРН.

Черносотенцы стояли горой на пути либерального преобразования политической системы, и либеральная печать прилагала все усилия, чтобы превратить слово «черносотенец» в жупел. Доходило до совсем уж некрасивого. Например, «Союз русского народа» образовался 8 ноября, а погромы проходили 18-22 октября. Но уже через год либеральные газеты писали, что СРН организовывал погромы.

Само определение «черносотенец» изначально ничего плохого не значило. «Черная сотня» в средневековой Руси — это ремесленно-торговый люд, который платил налоги в казну. Именно черные сотни составили основу ополчения Минина и Пожарского. И монархисты в итоге сказали: да, мы, как черносотенцы, пытаемся спасти самодержавие.

После Февральской революции с монархистами просто сводили счеты. Другое дело, что между февралем и октябрем никого из черносотенцев не расстреливали, не били, все ограничилось разгромами их отделов. Что-то черносотенцы сжигали и сами: возможно, там были документы об их сотрудничестве с царской охранкой, хотя среди них это было распространено не в большей степени, чем в других партиях.

Каковы были судьбы наиболее видных лидеров черносотенного движения после Октябрьского переворота?

Дубровин проболел два года, с 1918-го до конца 1919 года. Выздоровев, он стал врачом в 1-й Лефортовской больнице. В 1920-м году его арестовали и расстреляли как бывшего лидера «Союза русского народа», якобы боровшегося против освободительного движения. Никаких других обвинений ему не смогли подобрать.

Марков Второй, о котором либеральная пресса писала, что он якобы сбежал, пожалуй единственный, кто после Февральской революции еще пытался бороться и пытался спасти монарха. После Октябрьской революции он перешел границу и в Финляндии устроился служить в армию Юденича каким-то офицером при штабе. Боролся против большевиков, потом эмигрировал, поселился в Германии, где сотрудничал с нацистами. Скончался в 1945 году, за две недели до конца войны.

Взгляды Пуришкевича претерпели впечатляющую эволюцию. Изначально он был крайний правым: «Правей меня только стена», — говорил он. Когда началась мировая война, он отбросил все политические убеждения и занялся санитарной работой. А когда вспыхнула Февральская революция, он заявил, что монархия давно уже прогнила и он всеми силами готов служить Временному правительству, но очень скоро он оказался в оппозиции и к нему. После Октябрьской революции он попал к большевикам в тюрьму. Его приговорили всего к четырем годам, освободили по амнистии в честь пролетарского праздника. Пуришкевич перебрался в Киев, потом участвовал в Белом движении на юге России. В 1920 году умер от тифа.

Алексей Иванович Соболевский — академик, известнейший филолог, знаменит работами по древнеславянским и церковнославянским языкам. Он был товарищем председателя Дубровинского «Союза русского народа» и председателем «Союза русских людей», когда переехал в Москву. Но он тоже где-то с 1913-1914 годов отошел от политической деятельности, в 1915-м в основном занимался организацией помощи фронту. В 1917 году он объявил, что его симпатии теперь на стороне большевиков. При большевиках он сохранил звание академика, активно работал, правда, юбилеи его, как обычно у академиков, не справляли и вообще относились к нему достаточно настороженно.

Удивительно сложилась судьба Василия Витальевича Шульгина. Он сотрудничал с Деникиным, потом эмигрировал, жил в Югославии. В эмиграции у него вышла книга «Пояс Ориона», где он доказывал необходимость союза Германии и России (причем Германии именно нацистской, а России — не большевистской) для того, чтобы противостоять прогнившему англо-саксонскому миру.

В 1944 году его арестовали смершевцы и вывезли в Москву, где приговорили к 25 годам тюрьмы за антисоветскую деятельность. В тюрьме он провел 12 лет — в 1957 году его отпустили. Шульгин в итоге принял советскую власть, даже был гостем XXII съезда КПСС, стал членом Союза писателей и участвовал в съемках документального фильма «Перед судом истории» (1965 год). В этом фильме Шульгин говорил, что, хотя и не является поклонником коммунистической идеи, считает, что социалистический эксперимент, который был начат Лениным, в любом случае должен быть доведен до конца, чтобы убедиться, действительно ли это путь к спасению человечества, либо тупиковая ветвь. Сам он считал, что это путь к спасению.

Получается, к моменту Октябрьской революции черносотенного движения как такового уже практически не существовало?

Да даже не практически — его просто не было. Его даже к Февральской революции практически не существовало. Черносотенцы были одной из опор монархии, но монархия эту опору сама оттолкнула, и она разрушилась к февралю 1917 года. Как сказал Марков, не потому рухнула монархия, что сильны ее противники, а потому, что защитников не осталось.

Беседовал Юрий Ильин