Ракетное лето сорок шестого

10 мая 1946 года на ракетном полигоне Уайт Сэндз в американском штате Нью-Мексико состоялся первый пуск немецкой ракеты V-2 (Фау-2). Испытания трофейной техники велись и в других странах, получивших в свое распоряжение немецкую технику. Ракетное лето 1946 года дало старт гонке, продолжающейся и сегодня.

Дорогу американской программе испытаний, впрочем, проложили британцы. Активно охотившиеся за немецкими ракетами, регулярно падавшими на Лондон и другие города страны, англичане сумели в последние дни войны получить несколько (три или четыре, по разным оценкам) экземпляров V-2, а также, во взаимодействии с американцами, захватить материалы и комплектующие, достаточные для сборки восьми таких ракет. Центром поисков был подземный завод Миттельверк близ города Нордхаузен в Тюрингии, но уже летом район заняли советские войска — по соглашению между союзниками, Тюрингия входила в советскую зону оккупации.

Три захваченные ракеты стартовали в октябре 1945 года с пусковой установки близ Куксхафена в Нижней Саксонии. Первый и третий пуски 2 и 15 октября завершились успешно, трофейные «Фау» преодолели 249 и 233 километра соответственно, достигнув высоты в 69,4 и 64 километра. Вторая ракета взорвалась вскоре после старта на высоте 17 километров, пролетев только 24 километра. Пуски, ставшие кульминацией британской операции Backfire, познакомили английских и американских военных с особенностями трофейных ракет и послужили прологом последующей ракетной гонки.

На новый полигон Уайт Сэндз первые компоненты захваченных в Европе немецких ракет и пусковой инфраструктуры поступили летом 1945 года. В общей сложности к весне 1946 года сюда прибыло 300 железнодорожных вагонов. 10 мая 1946 года V-2, собранная из немецких комплектующих, стартовала. Теперь пуски проводились не только для знакомства с ранее неизвестной техникой, но и с исследовательскими целями. В октябре 1946 года были получены первые снимки Земли из космоса — на очередную ракету, запущенную с Уайт Сэндз, поставили фотокамеру. Аппарат в прочной защитной оболочке остался цел после падения V-2, продемонстрировав принципиальную возможность использования новой техники в разведке. Ракеты также помогали собирать данные о верхних слоях атмосферы, изученных тогда очень слабо.

Важную роль в развитии американской программы сыграла операция Paperclip («Скрепка») по вербовке немецких ученых для работы в США. Официальный приказ Гарри Трумэна запрещал сотрудничество с членами нацистской партии и теми, кто «был более чем формальным участником ее деятельности или активно поддерживал нацистский милитаризм». Но практика применения этого приказа была весьма специфической. Во всяком случае, на члена НСДАП и штурмбаннфюрера СС Вернера Магнуса Максимилиана фрайхерра фон Брауна он явно не распространялся. Захваченный американцами в будущей советской зоне оккупации, фон Браун был вывезен в американскую зону, а затем и в США, став одним из ценнейших «трофеев».

В общей сложности до конца 1947 года в рамках «Скрепки» и соседствующей с ней «Сплошной облачности» (Overcast) в США из Германии были доставлены более 1800 инженеров и ученых, а также 3700 членов их семей. Помимо фон Брауна и ряда его сотрудников, американцам удалось заполучить специалистов в области разработки управляемого вооружения, синтетического топлива, авиационных инженеров, оптиков, физиков различного профиля и других специалистов, подготовка которых заняла бы десятилетия и стоила бы огромных средств.

Всего за последующие шесть лет, до сентября 1952 года, в США провели как минимум 64 пуска V2, но уже в 1946-м было ясно, что возможности этой ракеты исчерпаны, не устраивают ни ученых, ни военных. На основе данных, собранных в ходе пусков немецких ракет и собственных разработок, была сформирована первая собственная американская ракетная программа Hermes («Гермес»), в рамках которой разрабатывались ракеты разных типов — тактические «поверхность-поверхность», исследовательские и зенитные.

По сравнению со своими союзниками по Второй мировой войне, а впоследствии — противниками в войне холодной, СССР находился в более сложном положении. Довоенное отставание в развитии промышленности, особенно в таких высокотехнологичных сферах, критичных для ракетостроения, как цветная металлургия, электроника, разработка ракетных и реактивных двигателей, усугубилось военными потерями. Выход на военную сцену реактивной авиации, ракетного вооружения и ядерной бомбы грозил отстающему неминуемой гибелью. Разрыв предстояло компенсировать в кратчайший срок.

Отчасти ситуация облегчалась тем, что значительная часть немецкой промышленной инфраструктуры, завязанной на производство ракет, оказалась в советской зоне оккупации. В Советском Союзе была своя программа поиска элементов этой инфраструктуры, а также технических специалистов — ОСОАВИАХИМ, названная в честь Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству, предшественника ДОСААФ.

В Германию были направлены ведущие советские специалисты по ракетной технике, включая Сергея Королева и Валентина Глушко. Летом 1945 года там был сформирован научно-исследовательский институт «Рабе». Как поясняет в своем исчерпывающем труде по истории советской ракетной программы «Ракеты и люди» Борис Черток, слово Rabe, в точном переводе означавшее «ворон», одновременно было сокращением от Raketenbau — ракетостроение.

В общей сложности под руководством генерал-полковника госбезопасности Ивана Серова — заместителя главы Советской военной администрации Германии и уполномоченного НКВД СССР по ГСВГ (группе советских войск в Германии) — для работы на СССР было завербовано более 2000 немецких технических специалистов самых разных сфер. Специалисты вербовались в том числе и в западных зонах оккупации — для чего была запущена специальная операция «Ост». Самый ценный «трофей» этой кампании — Гельмут Греттруп, заместитель фон Брауна по радиоуправлению и электротехнике. Завербовать его, по воспоминаниям Бориса Чертока, удалось через жену — Ирмгардт Греттруп, которую убедили в целесообразности и безопасности работы на СССР.

В феврале 1946 года изучение V-2 возложили на институт «Нордхаузен» — рядом с немецким городом Нордхаузен располагался основной завод по производству ракет. Директором института стал генерал-лейтенант Лев Гайдуков, главным инженером — Сергей Королев, а начальником отдела по изучению двигателей — Валентин Глушко.

Параллельно в Советском Союзе был создан НИИ-1 Минсельхозмашиностроения, будущий Московский институт теплотехники. Впрочем, до «Тополя», «Булавы» и «Ярса» было еще очень далеко: НИИ-1 занялся разработкой тактических ракет малой дальности, авиационных неуправляемых реактивных снарядов, противотанковых реактивных гранат и зенитных управляемых ракет, в том числе — с использованием немецких наработок.

Официально первый пуск ракеты V-2 в СССР состоялся 14 октября 1947 года, однако уже зимой 1946-го над Балтикой фиксировались странные НЛО с траекторией, напоминающей немецкие баллистические и крылатые ракеты, запускавшиеся с полигона Пенемюнде. В западной прессе заговорили о «ракетах-призраках» — Ghost Rocket. Почти 200 раз НЛО наблюдались радарами на территории Германии и скандинавских стран. Точного объяснения этому явлению пока не дано, однако вероятно, что часть радарных «засечек» была оставлена запускавшимися советскими специалистами с полигона Пенемюнде трофейными ракетами, прежде всего крылатыми V-1 (Фау-1) и создававшимися на основе немецких наработок ракетами 10Х («10-икс») Владимира Челомея.

V-2 в СССР, так же как и в США, довольно быстро была сочтена бесперспективной, однако созданная на ее основе советская ракета Р-1 пошла в серию. На ней отрабатывалась кооперация и инфраструктура новой отрасли. Впервые Р-1 стартовала в октябре 1948 года. На вооружение ее не приняли, ограничившись опытной эксплуатацией. Основу ракетных войск и артиллерии Советской армии, а затем и выделившихся из них РВСН составили уже ракеты, созданные НИИ-88, известным сегодня как Центральный НИИ машиностроения Роскосмоса, и другими возникшими впоследствии институтами и КБ.

Роль немецких наработок оказалась примерно одинаковой и для США, и для СССР — они были внимательно изучены по обе стороны океана и сравнительно быстро ушли на второй план. Наверное, для США, безусловного лидера технологической цивилизации Запада, это было вполне естественно.

А вот деятельность советских ученых, инженеров и организаторов работ по ракетостроению, сумевших в течение трех-четырех послевоенных лет создать абсолютно новую отрасль промышленности, которая в следующие полтора десятилетия принесла Советскому Союзу лавры первой космической державы, трудно назвать иначе, чем подвиг.

Илья Крамник