Черный день черного золота

Саудовский принц Мухаммад ибн Салман вдруг заговорил в духе Алексея Кудрина в бытность его министром финансов России в 2003 году, предложив создать в королевстве стабилизационный фонд. По словам августейшей особы, наступают «сумерки нефтяного века», поэтому стране нужны деньги, чтобы слезть с «нефтяной иглы». Насколько серьезно стоит отнестись к словам принца, сказанным 1 апреля, попыталась разобраться «Лента.ру».

В бюджет королевства на текущий год заложен дефицит в 87 миллиардов долларов. Это меньше, чем прошлогодний дефицит в 98 миллиардов, тем не менее превышение расходов над доходами остается значительным. По сравнению с прошлым годом доходы страны сократятся на 25 миллиардов долларов, а расходы — на 36 миллиардов.

Любопытно, что саудовский Минфин указал в своем сообщении, что бюджет планировался с учетом «очень низких цен» на нефть, но не уточнил, каких именно. Относительно заложенной в бюджет цены эксперты разошлись в оценках: экономист фонда Ashmore Group Джон Сфакианакис предположил, что такому размеру дефицита соответствует средневзвешенная цена 37 долларов за баррель нефти Brent, а главный экономист Jadwa Investment Фахад ат-Турки считает, что саудовский Минфин перестраховался еще радикальнее, заложив цену 29 долларов за баррель.

Российское финансовое ведомство оказалось, напротив, слишком оптимистичным, предположив цену в 50 долларов за баррель. При этом независимые аналитики в России сходятся во мнении, что среднегодовая цена составит 45 долларов.

Так или иначе монархия озаботилась созданием суверенного фонда объемом два триллиона долларов для преодоления «нефтяного проклятия». Для сравнения: объем российского стабилизационного фонда (пока он еще не был разделен на Резервный фонд и Фонд национального благосостояния) достиг максимального объема в пересчете на доллары в январе 2008 года, но и тогда не превышал 157 миллиардов долларов. Нынешний объем резервного фонда России составляет три триллиона 747,06 миллиарда рублей, то есть почти 55 миллиардов долларов в пересчете на текущий курс.

Откуда возьмутся деньги, учитывая необходимость как-то покрывать бюджетный дефицит? Монархия намерена в 2017 году выставить на продажу до пяти процентов акций государственной нефтяной компании Saudi Aramco. Ежедневно госкомпания добывает более 10 процентов общемирового предложения нефти, контролирует крупную сеть нефтеперерабатывающих заводов и нефтехимических предприятий. Доказанные запасы нефти Saudi Aramco в 2014 году превысили 260 миллиардов баррелей. Весь бизнес компании, по экспертным оценкам, может стоить более 10 триллионов долларов. Если эта оценка совпадет с рыночной оценкой акций нефтяного гиганта, то саудовская казна сможет рассчитывать по крайней мере на полтриллиона.

Речь идет о колоссальных средствах. Для сравнения: рыночная стоимость крупнейшего негосударственного нефтепроизводителя — американской Exxon Mobil — достигает только 317 миллиардов долларов.

Свой план «отказа от нефти» Саудовская Аравия презентовала потенциальным инвесторам еще в январе текущего года. Тогда министр промышленности и торговли страны Тауфик ар-Рабиа признал в ходе презентации, что королевство стало жертвой «голландской болезни» — острой зависимости экономики от экспорта одного-двух видов сырья. Теперь Эр-Рияд готов мобилизовать силы на исправление ситуации.

То, что крупнейший нефтеэкспортер осознал вред зависимости от одного ресурса, безусловно, положительный момент для дальнейшего развития экономики государства. Но возникают вопросы: есть ли у одной из наиболее нефтезависимых экономик возможность диверсифицироваться и хватит ли для этого просто большого денежного мешка. По мнению аналитиков, страна слишком традиционна для радикальной перестройки экономики, в обществе слишком сильны кланово-семейные отношения, в экономике доминирует государство, а культура предпринимательства, мягко говоря, оставляет желать лучшего.

В преддверии назначенной на 17 апреля встречи крупнейших производителей нефти, на которой предполагается договориться о заморозке добычи, принц Мухаммад ибн Салман заявил, что пойдет на эту меру только с оглядкой на Иран. Если Тегеран заморозит свое производство — Эр-Рияд присоединится к соглашению; нет — значит, все останется по-прежнему. Это заявление принца обрушило котировки на мировых рынках нефти более чем на два процента. Если два крупных игрока нефтяного рынка откажутся заморозить добычу, соглашение, которого так настойчиво добиваются Россия, Венесуэла и Эквадор, окажется бессмысленным.

Иран же, в свою очередь, заявил, что пойдет навстречу другим нефтеэкспортерам только после того, как его собственная добыча достигнет четырех миллионов баррелей в день. Сейчас, по данным ОПЕК, Иран добывает 3,1 миллиона баррелей в день. Ирану невыгодно замораживать производство в условиях, когда со страны совсем недавно сняли западные санкции, — надо наверстывать упущенное и вновь захватывать места на рынке, занятые Саудовской Аравией и Россией. Сделать это можно прежде всего путем предоставления хороших скидок. Фактически ирано-саудовская «война скидок» уже началась. Остановить ее крайне непросто.

Если же заявление саудовских властей о грядущей диверсификации экономики серьезны, то надежда на заморозку добычи оказывается еще более призрачной. В этом случае оба конкурента постараются выжать из нефтяного рынка максимум и как можно быстрее. В этих условиях остановка экспорта не на руку им обоим.

Низкая вероятность достижения соглашения между странами-нефтеэкспортерами подтверждается поведением крупнейших хеджевых фондов, которые «зашортили» нефтяные фьючерсы (то есть стали продавать контракты в надежде откупить их в будущем по более низкой цене). В результате доля «коротких» позиций (ставок на понижение) по нефти марки WTI выросла в последнюю неделю марта на 17 процентов. Это стало максимальным скачком с ноября — до 75 598 фьючерсов и опционов. Число чистых «длинных» позиций (то есть ставок на рост цен) по WTI уменьшилось на 6,3 процента — до 221 016 контрактов.

Если же говорить о возможности диверсификации экономики, то даже при значительных финансовых ресурсах, о наличии которых заявляет Эр-Рияд, способность переориентировать экономику вызывает сомнения. В этом смысле основной экономический конкурент и главный стратегический противник саудовской монархии — Иран — имеет куда больше шансов на успешную перестройку. Дело прежде всего в том, что на сегодняшний день Саудовской Аравии практически нечего продавать, кроме нефти. Элита страны (фактически члены многочисленного клана Аль Саудов) получила прекрасное образование в «тучные годы», однако этого явно недостаточно, чтобы перейти на высокотехнологичное производство других товаров.

То обстоятельство, что страна располагает четвертью мировых запасов нефти, фактически тормозило развитие технологичных отраслей промышленности. Нет смысла вкладывать в технологии, когда деньги просто бьют фонтаном из земли. Нефтяная отрасль до сих пор обеспечивала 45 процентов ВВП страны и три четверти бюджетных поступлений, а экспорт и вовсе на 90 процентов составляют нефтепродукты.

Профессиональное образование в стране практически не развито, подавляющее большинство потребительских товаров и промышленного сырья импортируется. Да и внутри страны основную часть занятого в промышленности населения составляли иностранные рабочие — выходцы из Пакистана, Бангладеш, Индии и других стран.

Геополитический конкурент королевства выглядит на этом фоне гораздо мощнее. Прежде всего, население Ирана вдвое больше — более 78 миллионов человек, согласно экспертным оценкам, по сравнению с почти 29 миллионами саудовцев. Помимо развитой нефтяной промышленности в стране добывается газ, уголь, медные, железные, марганцевые и свинцово-цинковые руды. Довольно неплохо развито машиностроение и металлообработка, пищевая и текстильная промышленность, производство ковров, метизов. Сельское хозяйство в Иране тоже на вполне достойном уровне: страна производит пшеницу, ячмень, рис, бобовые, хлопчатник, сахарную свеклу, сахарный тростник, табак, чай, орехи, фисташки. Орошается 7,5 миллиона гектаров земель.

Но главное — санкции, которые были наложены на Иран, по сути дали стране возможность избежать острой зависимости от нефтедолларов. Разумеется, нефть экспортировалась, и зависимость от ресурсов у Ирана есть — ведь это 45 процентов доходов бюджета. Но она не столь критична, как в Саудовской Аравии.

Избавиться от «голландской болезни» не так просто даже при большом желании. В России проблемой диверсификации экономики, развитием инновационных отраслей и уходом от нефтезависимости озадачились по крайней мере в 2003 году. С тех пор, прямо скажем, достигнуты скромные успехи. И дело вовсе не в размере государственного фонда, а в том, что, имея источник сравнительно легких доходов, искать иные источники нет достаточного стимула. Для реального отказа от энергетической зависимости должны произойти серьезные катаклизмы — чтобы деваться было действительно некуда.

Григорий Коган