«Даже кости там горят»

Вчера, 4 марта, в Воркуте простились с горноспасателями, погибшими 28 февраля в ходе поисковых работ на шахте «Северная». Всего в результате серии взрывов погибли 36 человек — пять горноспасателей, работник шахты и 30 горняков. 26 из них оказались под завалами, и теперь, похоже, ни у кого нет иллюзий насчет того, что после первого взрыва под землей могли оставаться выжившие. Вчера же в городе прошла церемония символического прощания с теми, кто так и остался в шахте. Возможно, навсегда. Корреспондент «Ленты.ру» побывал в заполярном городе и посмотрел, как Воркута переживает эту трагедию.

Главный храм Воркуты — церковь Иверской иконы Божией Матери. Отличительная особенность иконы — кровавая рана на правой щеке Богородицы, «пронзенный образ». Зимний день Иверской Богоматери по новому стилю приходился на 25 февраля. Настоятель храма отец Рафаил избегает разговоров о том, что первые взрывы, унесшие жизни тридцати горняков, пришлись на престольный праздник. Его можно понять. В самой Воркуте, где лагерное прошлое прорастает в свободное настоящее, духовная дисциплина не так крепка: о дурном знаке говорят повсюду, в том числе и на похоронах.

В пятницу, 4 марта, в Воркуте прощались с пятью спасателями и горняком — последними, кого удалось поднять на поверхность после взрывов на «Северной». Прощальная церемония проходила в Дворце культуры «Олимп», замыкающем собой Центральную площадь Воркуты: справа городская администрация, слева другой центр власти — офис АО «Воркутауголь». У бокового входа в «Олимп», через который люди проходят в траурный зал, табличка: «Бумагу оставлять здесь». Специфика Заполярья. Несколько слоев упаковочной бумаги или обычной газеты помогают тепличным растениям пережить дорогу от магазина до помещения.

В очереди на вход кто-то говорит о компенсациях. Их много: от федерального правительства, от Республики Коми, от «Северстали» — владельца «Воркутаугля», от Соцстраха... Что-то уже пришло, где-то — заминки, вызывающие раздражение. В целом, все как всегда: авария на «Северной» хоть и крупнейшая за полвека в Заполярье, но далеко не первая.

«Пункт 6.21» — слышится с другой стороны. Это самый актуальный для бывших сотрудников «Северной» параграф коллективного договора — о переводе на другие шахты и условиях этого перевода. Как всегда, есть нюансы — с возможностью выбора, позиции и, соответственно, зарплаты. Разница в оплате между вспомогательными должностями (в среднем около 50 тысяч рублей) и основными (96 600 рублей) — при московских ценах Воркуты — слишком велика, чтобы не задумываться о ближайшем будущем.

Рядом с гробами — портреты тех, кого так и не подняли из забоя. Под каждым портретом венок с траурной лентой.

«Вечная память погибшим 25-28.02.2016», сообщает плакат на проходной шахты «Северная». За ним другой плакат — конкурс детского рисунка «БезОпасность». Дальше серия плакатов социальной рекламы «Папа, береги себя».

«Жесть, пипец», — объясняет ситуацию телефонному собеседнику девушка-делопроизводитель. Судя по всему, она не успевает к ближайшему автобусу-челноку: от «Северной» до Воркуты около двадцати километров. Покинуть шахту она не может: ОМОН никого не выпускает до прихода следователя. «Мне бы на полчаса раньше выйти», — обращается девушка уже к товарищам по несчастью. Таковых — с бумагами, ноутбуками и съемными жесткими дисками — набралось в помещении около десятка.

На третьем этаже «Северной», где еще утром был штаб МЧС, руководитель управления по Республике Коми генерал Александр Князев прямо в коридоре ведет совещание по предстоящим похоронам горноспасателей — организация, транспорт, ответственные. Это последняя летучка, через час сотрудники МЧС должны покинуть шахтоуправление. Этот и другие этажи уже заполнены следователями и охраной. СКР опечатывает кабинеты, ОМОН досматривает сумки выходящих.

У турникетов проходной шахты «Северная» очередь на досмотр. К тем, кого завернули бойцы ОМОН, подходит один из следователей. «Переезжаем на "Заполярную", везем протоколы ознакомления сотрудников с приказами», — показывает девушка, опоздавшая на автобус, три пухлые папки. Подходят еще двое сотрудников СК и втроем начинают осматривать бумаги.

«Заявления, — поясняет делопроизводительница. — Анкеты. Старые графики под закрытие. Протоколы по охране труда, приказы по технике безопасности старые».

«Старые? — старший из тройки вглядывается в бумаги. — 2015 год — старые? И зачем же вы их выносите, раз они старые?»

«Это оригиналы, они должны храниться в центре», — пытается объяснить девушка.

«По ситуации получите копии, — невозмутимо отвечает следователь. — После описи. А опись будет часов через восемь, не раньше. Так что вы это заберите, а вот это и это оставьте. И идите домой, ждать смысла нет».

Ту же картину можно было наблюдать на следующий день в главном офисе «Воркутаугля» — с той лишь разницей, что всех сотрудников попросили выйти из кабинетов в закрытый внутренний двор с зимним садом. Требования те же: бумаги, оргтехника, носители — все оставить до особого распоряжения.

«А можно взять макет на диске? — спрашивает дизайнер корпоративной газеты. — Номер готов, надо выпускать».

«Нельзя, — подумав, отвечает следователь. — Оставляйте до завтра».

«Но это не терпит...»

«Только страдающий энурезом на самом деле не может терпеть», — прекращает дискуссию следователь.

Сумку корреспондента «Ленты.ру» осматривают трижды: на этаже, у лифта, на выходе. «Что, хард-диск!» — радуется находке омоновец. «Это зарядное устройство», — поправляет его коллега.

Чем закончится эта процессуальная активность? «По факту не расследована даже трагедия 1998 года на шахте "Центральная"», — говорит Анатолий Куревский, в феврале покинувший пост председателя Воркутинского территориального комитета Росуглепрофа. Восемнадцать лет назад на «Центральной» в результате взрыва метана погибли 27 человек, тела семнадцати из них найдены не были. «Как и сейчас, говорили о горно-геологических условиях», — вспоминает бывший глава профсоюза. Впрочем, надежду на объективное разбирательство он не оставляет: «В конце концов, Путин попросил разобраться, не приводят ли нынешние технологии к таким взрывам. Да и про возможные манипуляции со счетчиками метана говорят теперь не только в оппозиционных газетах, но и на Первом канале».

Главная задача следствия — собрать доказательства по статье 216 УК «Нарушение правил безопасности при проведении горных работ». Главный вопрос, который задают жители Воркуты, — можно ли было спасти 26 горняков, оставшихся в шахте? «Если это метан, то шансов нет», — уверен депутат городского совета Валентин Копысов, работавший в забое в восьмидесятых. Начало его шахтерской карьеры совпало со взрывом метана и угольной пыли на шахте «Юр-Шор» в феврале 1980 года. Та авария унесла жизни 34 горняков. «Газ горит, уголь горит, даже кости там горят», — описывает Копысов происходящее на месте взрыва.

«После первого взрыва на «Северной» надежда на спасение двадцати шести горняков еще оставалась, как у всякого нормального человека, — говорит Анатолий Куревский. — Однако вскоре метан взорвался во второй раз. Дизелиста Яна Тучковского просто смело ударной волной. Ребра переломаны, в госпитале лежит. А Ян всего-то стоял у ствола — считай, снаружи, ждал спасателей, чтобы вести их к завалу. Вы представляете, что там внизу было, если такие последствия у ствола? Плюс температура там огромная, горит все».

Почему после двух взрывов надежда все еще оставалась? Как объясняет официальный представитель «Воркутауголь» Татьяна Бушкова, на тот момент еще не были обследованы все выработки, все подходы к аварийному участку. Когда все осмотрели, выяснилось, что на трех участках — завалы. Место взрывов было там внутри. И там же, разумеется, все их последствия. Эти знания были оплачены дорогой ценой — третий взрыв убил пять спасателей и еще одного шахтера.

«Этой ночью мы убедились, что шанса не было, — объяснял вице-премьер Аркадий Дворкович родным шахтеров после гибели спасателей 28 февраля. — И сейчас его нет. К сожалению, мы убедились в этом на очень жестоком и тяжелейшем развитии событий».

Вице-премьер не стал уточнять детали. Впрочем, скорее всего, на тот момент все подробности не были известны даже главе правительственной комиссии. В результате третьего взрыва метана от шестерых погибших осталось четыре десятка неопознанных «фрагментов». Не считая тех, что были спешно отправлены на ДНК-экспертизу в Москву бортом главы СК Александра Бастрыкина.

Помимо процессуальных требований, точность идентификации была необходима еще и потому, что только одного из спасателей хоронили в Воркуте. Остальные останки отправили на родину каждого из погибших. Вариант братской могилы, таким образом, был исключен — и бюрократически, и чисто по-человечески.

Сдавая дела в профсоюзе, за две недели до трагедии, Анатолий Куревский выступил с небольшим итоговым докладом: «Две главные вещи в борьбе за права шахтеров — заработная плата и охрана труда, — вспоминает он то выступление. — Все остальное к ним прикручивается. А что все же поставить на самое первое место? Мое мнение было: охрана труда превыше денег. И люди тогда со мной согласились».

В ночь на пятницу начались подготовительные работы по затоплению «Северной»: температура зашкаливает, поэтому щадящие варианты вроде закачки азота пришлось снять с рассмотрения. Сам процесс затопления может занять от двух месяцев до полугода. Чтобы потом откачать воду и ввести шахту в строй потребуется не менее двух лет. Впрочем, уже к вечеру 4 марта глава МЧС Владимир Пучков заявил, что последняя точка в вопросе затопления «Северной» пока не поставлена. Он дал понять, что при определенных условиях альтернативные варианты все же возможны.

В администрации шахт тем временем занялись переводами тысячи с лишним шахтеров и «вспомогательных» на другие шахты. По словам Татьяны Бушковой из «Воркутауголь», главная задача по возможности сохранять коллективы. Хотя бы на уровне звеньев: «Люди сработались, знают друг друга — нельзя их разбивать». Наталья Ушакова из профсоюза шахты «Заполярная» уже озаботилась тем, где будут стоять шкафчики для переодевания вновь прибывших, — «места очень мало, а вот фотарий для ультрафиолета стоит пустой, пусть бы там переодевались».

Остается один вопрос — безопасность. Точнее, ее обеспечение. «Не пора ли передать шахты от частных собственников обратно государству?» — всерьез задается вопросом Рамиль Гашигуллин, руководитель воркутинской ячейки Независимого профсоюза горняков (НПГ), созданного четверть века назад во время шахтерских забастовок на закате СССР.

Вопрос не праздный, если учесть, что серию горняцких стачек 1989-1991 года — Заполярье, Кузбасс, Донбасс — начали именно здесь, в Воркуте. И тоже в марте. Тогда бригада участка номер девять не вышла из забоя в знак протеста против условий оплаты труда. К ним приехали министр угольной промышленности СССР Щадов и глава обкома Мельников. Требования горняков были признаны обоснованными.

Участок номер девять находился на шахте «Северная».

Юрий Васильев Воркута — Москва