«Мы стали большими барахольщиками, чем любой народ Запада»

Подходит к завершению Год литературы в России, и «Лента.ру» поговорила с Михаилом Веллером — писателем, философом и человеком безукоризненного вкуса — о том, как важно уметь сочетать в себе, по известному чеховскому завету, все прекрасное: от лица и одежды до мыслей и души.

«Что мне было всегда непонятно: идет человек в магазин с целью приодеться. Предположим, он приехал откуда-то с деньгами, и у него нет ничего, но он имеет возможность в каком-то торговом центре привести себя в порядок. Там есть пиджаки, пальто и плащи, брюки и обувь, сорочки и галстуки, но в большинстве случаев он выйдет оттуда одетый немного нелепо. В чем здесь дело — я объяснить не могу. Существует некоторая буквально-таки этническая нелепость, потому что никогда я не видел мужчин, одетых настолько безвкусно, как сплошь и рядом англичане. Может быть, у них иные представления о том, как надо одеваться, но сочетание твидового светло-синего пиджака с сорочкой в красно-зеленую крупную клетку и галстуком от вечернего костюма, который напоминает попугая, выскочившего из горячего супа, для англичанина совершенно естественно. Я думаю, что умение стричься, бриться, следить за длиной ногтей и вообще мыть шею по утрам в основном воспитывается в детстве. Но умение одеваться и носить одежду, вероятно, врожденное. Конечно, говорят, что встречают по одежке, а провожают по уму, но в жизни нас часто и провожают по одежке. Потому что обычная жизнь далеко не всегда позволяет разглядеть в человеке ум».

«Будучи, как сейчас говорят, "натуралом" старого разлива, я никогда не обращал внимания на бренды одежды, которые носят другие мужчины. Я знаю, что Brioni и прочие Armani — это все очень круто, но меня это обычно смешило. Потому что платить удесятеренную цену только за этикетку, которую пристрочили на полукустарной китайской фабрике перед тем, как отправлять в бутики, — по-моему, это для немного неразумных людей. Это дешевая, пошлая, снобистская разновидность глупости. Ведь известно, что люди, вращающиеся на самом верху материальной пирамиды, любят носить неброские костюмы за 10 тысяч долларов. Иногда эту цену невозможно определить на глаз, так они определяют ее на ощупь. При рукопожатии они незаметно вытягивают указательный палец и чуть-чуть щупают край рукава.

Покупать надо то, что отличается хорошим вкусом. То, что тебе идет и хорошо на тебе сидит. То, что сочетается с остальным, что на тебе надето. И, в конце концов, то, что тебе нравится и доставляет удовольствие. И не имеет ни малейшего значения, где это сделано, — хоть в подвале тети Мани. С одним единственным исключением. Если вы хотите быть светским львом, вращаться в свете — там, если вы одеты недостаточно дорого, будете выглядеть белой вороной. Но мне эта ярмарка тщеславия всегда была смешна. Я никогда не мог понять сути так называемой светской жизни. Там люди не умеют разговаривать друг с другом, потому что не знают, о чем говорить. Там можно напиться, но там нет веселья».

«Возможно ли в России возрождение аристократии? Сложный вопрос. С тех пор как короли перестали возводить в рыцарское, баронское, дворянское достоинство лучших бойцов и любимых друзей, процесс формирования аристократии стал постепенным. Аристократов в первом поколении уже не существует — и не может существовать. Первое поколение некрасивыми способами делает большие деньги и добивается какого-то положения. Второе поколение являет собою "золоченую" молодежь. Как правило, это отвязанные снобы, необыкновенные пошляки, которые полагают, что им все можно, потому что у них богатые папы. Вот эта "золоченая" шелупонь, пожалуй, самая пустая и неприятная разновидность населения. А вот следующие поколения, которые воспринимают достаток как нечто естественное, которые не должны думать о деньгах, которые живут на некоем уровне признания и комфорта, а энергия у них есть — во многом унаследованная, начинают задумываться о том, как же она устроена, жизнь, и что в ней можно делать. К третьему поколению складывается определенная этика поведения, складываются некоторые аристократические обычаи и привычки, складывается определенный кодекс достоинства и благородства. Вопрос в том, будет ли у России время (начиная от олигархов 1990-х) непрерывного постепенного развития для трех поколений. Вот в этом у меня есть огромные сомнения. Я боюсь, что российская действительность не позволит возникнуть российской аристократии. Как ее перестреляли в восемнадцатом году, так с тех пор ничего у нас и не получается».

«В советское время существовало несколько стилей моды — говорю о поздней хрущевской и брежневской эпохах. Была мода молодежная — двух сортов. Первый сорт — это то, что позволяли себе дети дипломатов и высокопоставленных сотрудников. Потому что настоящие американские джинсы, замшевые куртки и тому подобное простой смертный вообще не мог купить. Но простой смертный мог заузить брюки до 16 сантиметров или наоборот — в другую эпоху — "построить" клеши до 36 сантиметров; купить пиджак длинный — и укоротить его, если сейчас носят короткое, и тому подобное. Если же взять людей в более солидном возрасте, то был партийный стиль, который диктовал абсолютный консерватизм: темный костюм, белая — только белая! — сорочка, галстук. Цветные сорочки пошли уже позднее, под конец советской власти.

Творческие люди, хоть и не имели такой свободы в одежде, как на Западе, но старались. Художник мог отрастить длинные волосы, ходить в растянутом свитере и вообще быть крайне небрежным. Писатели же были несравненно ближе к простому народу, чем художники. Я помню, как в конце 1970-х в гости к ленинградской писательской организации приехал один писатель из Азербайджана. А в это время пиком стиля были американские синие джинсы, черный кожаный пиджак — о, это был верх мужской моды! — и белый "банлон", он же водолазка. Но самый писк был тонкий свитер с воротником в мелкую резинку под горло, такого светло-зеленого, чуть буроватого цвета, под этот черный кожаный пиджак с этими синими джинсами. И вот маститые писатели, убеленные сединами и блестящие лысинами мужи, встречая этого столпа азербайджанской литературы, постарались принарядиться. Они же знали, что в Азербайджане цеховики, негласные богатства — вот, мол, и мы тоже не лыком шиты. И все оделись таким образом. Я-то, молодой и бедный, оказался там с краю случайно. Но когда начали выпивать, то азербайджанский гость спросил русских коллег: "Послушайте, а почему у вас все известные писатели одеты как у нас в Баку завмаги?" Такие происходили вещи в советские времена».

«Что касается знаменитого портрета Хемингуэя, на который, как принято считать, равнялась советская интеллигенция в отношении стиля, то таких портретов на самом деле было два. Один — в светлой кремовой рубашечке с пластронами, другой — самый знаменитый — в морском свитере грубой вязки в широкий рубчик. Когда я первый раз попал в Америку, я немедленно купил себе такой свитер, он на рождественской распродаже стоил всего 20 долларов, потому что был из чистой синтетики. Но на вид — глаз не оторвать. У меня на стене ведь тоже висела такая фотография… Но "под Хемингуэя" никто не одевался, потому что это было невозможно. Этот кумир был где-то там, на тех уровнях, которым невозможно подражать.

Когда вошли в силу и в славу "шестидесятники", когда поколение Вознесенского, Евтушенко, Аксенова начали выпускать за границу, они стали бешено хорошо одеваться. Надо понимать, что советский человек жил в стандартной квартире — и счастье тому, у кого квартира была отдельная. Советский человек ездил на "москвиче", а уж у кого была "волга" — так это было как сейчас если не "майбах", то уж точно "мерседес". Поэтому все старались одеваться. У них могли быть маленькие зарплаты, они могли жить в маленьких квартирах, но во что-то же надо было вкладываться, если хочешь хорошо выглядеть, хорошо жить. Только одеваться. И вот писатели, которых "выпускали", стали вкладывать свои гонорары в вещи, которыми потом щеголяли всем на зависть. Вознесенский стал ходить в пиджаках от Кардена и шелковых шейных платках. Вася Аксенов купил в Лондоне какой-то пиджак, за который отдал 300 фунтов, что в те времена было безумными деньгами. Сегодня это было бы почти шесть тысяч фунтов. Нечеловеческая сумма — но такой пиджак был один в Москве. Но так одевались только звезды. А простые писатели ходили в чем бог послал».

«Студенческая мода, манера одеваться — это совершенно отдельный вопрос. В советские времена молодежь, как и во все времена, старалась одеваться как можно лучше. Потому что молодой человек придает гораздо больше значения своему внешнему виду, чем старик. Пенсионеру много уже не надо, он и что купил уже сносить, может, не успеет. А молодому, чтобы куда-то пойти, надо выглядеть не хуже других. Чтобы девушки смотрели на него соответствующими глазами, а не как на плохо одетого лоха. И мы, будучи студентами, в 1960-70-е годы старались по возможности одеваться хорошо. Не то чтобы аккуратно и опрятно, но модно и привлекательно. В силу возможностей каждого — как собственных, обычно скромных, так и родительских. И когда к нам в Ленинградский университет приехали американские студенты-слависты, мы, первокурсники, увидев их, просто не могли понять: они были одеты как вахлаки. Как будто они на кухне мыли посуду. Они были в вельветовых штанах — в те времена это было круто, но на что были похожи эти вельветовые штаны! Мятые и бесформенные. Они были во фланелевых рубашках навыпуск, которые по цвету и стилю абсолютно не подходили к этим штанам. Под рубашками у них были какие-то футболки — тоже не пришей кобыле хвост. Я уж не говорю о том, что практически никто из них не курил, не жевал резинку и не пил. Они не были похожи на американцев в нашем представлении — так, как монгол может быть не похож на марсианина.

Теперь пришли новые времена, когда студент может одеваться как угодно — были б деньги. Может ходить в костюме, сорочке и при галстуке на занятия хоть каждый день. Но так уже не принято — начиная с 1968-го, великого революционного года, студенчество на Западе считало хорошим тоном одеваться небрежно, с некой нарочитой неряшливостью. Эта мода понемногу распространилась и на наше отечество тоже. И нынче студенты одеты кто во что горазд — не потому, что нет вкуса, а потому, что сегодня так принято».

«Говоря о нашем слиянии с Западом или наоборот — о том, как мы противопоставляем себя Западу, никогда нельзя упускать из виду, что, во-первых, Москва и Петербург — это еще отнюдь не Россия, а во-вторых, расставшись с советским прошлым и хлебнув возможности выбора, мы стали гораздо большими барахольщиками и потребителями, чем народ любой западной страны.

Последние годы приходится часто бывать на международных научных конференциях. Западная профессура одета стандартно и очень скромно. Это какие-то тяжелые всепогодные черные туфли, унылые темные костюмы, напоминающие советский партийный стиль 1960-х годов, нелепых расцветок галстуки — хотя они, как правило, получают стандартные приличные зарплаты западного среднего класса.

У нас стараются одеваться как можно лучше и выглядеть как можно лучше — и вы нигде не найдете на Западе уважающего себя серьезного человека, который будет носить часы за 50 тысяч долларов. Такие часы носят разбогатевшие выходцы из стран Ближнего и Среднего Востока или Африки. Нормальные люди этого не носят, это дурной тон. Заметьте: президент США носит часы за 250 долларов, американской сборки, с японским механизмом. У меня тоже часы за 250 долларов — только российской сборки. Так что мы сблизились с Западом, промахнувшись мимо него. Идущие навстречу тоннели не сомкнулись, а разошлись в пространстве. С точки зрения потребления мы стали более западными, чем сам Запад. Мы еще не дожили до скромности, неброскости и непритязательности. Мы пока еще жадно потребляем, как бы отыгрываясь за времена советского аскетизма».

Записал Владислав Крылов