Война, отложенная до войны

Донецкие блогеры обмениваются в Facebook предположениями, надеждами, прогнозами.

«Кажется, все. Война закончилась», — пишет один.

Кто-то согласен, кто-то возражает, но по сути ни тем, ни другим сказать особо нечего. Никаких официальных заявлений об окончании боевых действий не было — пушки вдруг замолчали все и сразу за несколько дней до начала учебного года. Без всякой видимой причины. Воцарилась оглушающая, неправдоподобная тишина, какой нынешняя гражданская война на Украине еще не знала. Прекращение огня кажется не просто странным, а еще и в высшей степени нелогичным. Киев загнал на линию соприкосновения гигантское количество боевой техники, доведя численность своей группировки до 80-90 тысяч человек. И для чего? Чтобы в один момент обездвижить эту гигантскую машину? Ополчение тоже не дремало — в ответ на действия украинской стороны Донбасс укреплял свою оборону. Как получилось, что после столь внушительных приготовлений к войне, она возьми да и закончись? Никаких внятных ответов на этот вопрос нет, никакой мало-мальски пригодной для анализа информации тоже.

Попробуем понять, почему так произошло, используя не оперативную информацию, которой совсем мало, а более широкий срез стратегических усилий сторон, еще совсем недавно готовившихся к широкомасштабным боевым действиям.

Увеличив свои наступательные возможности почти в два раза, руководство вооруженных сил Украины не только не предприняло попытки наступления, но и свернуло до чистого нуля всякую военную активность, что ранее казалось невозможным по техническим причинам. На линии соприкосновения танки и пушки стоять без дела не могут по определению. И донбасское ополчение перешло в режим полного молчания, что также ранее представлялось маловероятным.

Честно говоря, я не думаю, что война закончилась. Закончился тот ее этап, на котором украинская сторона терпела одно позорное поражением за другим. И нынешний штурм, а он явно планировался (в противном случае следует предположить, что огромные силы сгоняли к линии фронта из чисто спортивного интереса), должен был закончиться очередным разгромом. Мне кажется, недостаток ресурсов для полноценного наступления и стал главной причиной затишья. Перебросив дополнительные подразделения в район боевых действий, украинский генералитет просто засел за арифмометр и попытался подсчитать, хватит ли ресурса для успешной операции. Выяснилось (ведь воюют уже почти полтора года и считать кое-как научились), что нет — ресурса не хватает, и если войска пойдут вперед, то они понесут огромные и бессмысленные потери, как при Иловайске или Дебальцево.

Еще один вопрос: продолжавшиеся более года почти ежедневные артиллерийские дуэли, вошедшие в плоть и кровь архитектуры конфликта, — имели ли они смысл? Если нет, то почему длились так долго? Если да, то почему пушки умолкли как по мановению руки, словно кто-то нажал на кнопку, отключившую сразу все пусковые механизмы.

Смысл в дуэли, как мне представляется, вкладывался очень анахроничный, а потому перестрелки не дали никакого результата. Стороны, демонстрируя свою военную мощь, пытались деморализовать противника. Возможно, украинцы, расстреливая города и населенные пункты, еще и пытались лишить ополчение социальной поддержки, рассчитывая разрушением коммуникаций, жилого фонда и гибелью гражданского населения сделать жизнь людей невыносимой. Расчет делался на то, что эти самые люди рано или поздно повернут вилы против ополченцев.

Ничего из этого не сработало. Огневой натиск не впечатлил ни одну из сторон — мотивация ВСУ и ополчения не то чтобы оказалась подорвана, она, напротив, окрепла, пройдя через горнило боевых действий. Это понятно. Мифология войны складывается таким образом, что если в начале человеческие лица на той стороне еще различимы, то по ходу дела, когда гнев, вызванный гибелью товарищей, слухами о пытках, разрушением стоящих за спиной городов и сел, нарастает, ничего кроме звериных рож уже не видно.

Таким образом, стороны, думаю, пришли к похожим печальным выводам. Взаимные обстрелы — это всего лишь перевод боеприпасов и износ боевой техники, ну и потери в живой силе, что не слишком заботит военачальников. Напугать никого не удалось, нанести непоправимый урон — тоже. Но озлобить друг друга до состояния невменяемости — сколько угодно. А вот этого как раз уже и не надо — взаимной злобы и готовности воевать до победного конца сторонам хватит как минимум на несколько лет.

Поэтому ВСУ прекращают обстрелы, договариваясь об ответных действиях противной стороны.

Что это все означает? По-моему, очевидно, что командование украинской армии не предпримет больше никаких действий, если не будет уверено в том, что сможет добиться стопроцентного успеха.

Сочетание этих двух факторов должно обеспечить военную победу, от которой никто не собирается отказываться. Если кто-то предполагает, что Киев не пойдет на реванш и готов окончательно смириться с тем, что на юго-востоке образовался набитый под завязку оружием регион, населенный людьми, ненавидящими Украину, то он заблуждается. Может быть, искреннего желания вернуть Донбасс в состав страны действительно уже не осталось, но речь идет даже не о целостности, а о безопасности, ибо территория, вынашивающая планы рано или поздно распространиться в границах всей исторической Новороссии, будет источником постоянной угрозы.

Соответственно, следует набрать такой объем военного ресурса для следующего броска, чтобы он гарантированно был предельно точным и эффективным и дал возможность довести дело до полного разгрома врага. Врага, между тем, такой поворот тоже вполне устраивает, поскольку резервы ополчения позволяют ему держать оборону, но не более. Все грезы о взятии Мариуполя или даже о менее объемных операциях разбились о бездарный штурм Марьинки в июне сего года. Обстреливать же ту сторону никакой необходимости нет, ровно по тем же причинам, по которым украинская армия так легко отказалась от практики огневого воздействия на позиции противника. Что касается повышения боеспособности ВСУ, так это еще бабка надвое сказала — по эту линию фронта ответственные за оборону тоже расслабляться не собираются.

Мне могут возразить: дескать, опыт Молдавии противоречит описанной модели: там после кратковременных боевых действий воцарился мир — на 20 с лишним лет, и он, хотя сегодня менее устойчив, все же представляется ненарушимым. Да, в Молдавии мир, но исключительно потому, что там на линии разграничения удалось поставить миротворческие войска, и они стали непроницаемой стеной между противоборствующими сторонами.

Это оказалось невозможным во всех последующих конфликтах, и это принципиально невозможно на Украине. В Молдавии в группировку миротворцев вошли представители всех сторон конфликта плюс Россия и Украина как наблюдатель. Понятно, что сегодня миротворчество России в конфликте между Украиной и самопровозглашенными республиками исключено по умолчанию.

Москве складывающаяся ситуация просто выгодна, поскольку позволяет демонстрировать Западу свое миролюбие и умение поддерживать режим тишины, пользуясь своими рычагами влияния на руководство самопровозглашенных республик. Несомненно, Кремль на этом основании потребует снижения санкционного давления, хотя, по всей вероятности, без особого успеха.

Такова диспозиция сторон. Перемирие может оказаться долгим, очень долгим. Разрыв между первой и второй чеченскими войнами составил два года, но еще по завершении первой войны Владимир Лукин, в ту пору председатель международного комитета Госдумы РФ, сказал что-то вроде: «Мы все равно вернемся». Нечто подобное можно было бы сегодня услышать и из Киева. Пауза может затянуться — и на год, и на два — но любая пауза заканчивается.