По сценарию Боснии

Относительное затишье в боях на юго-востоке Украины позволило группировке Вооруженных сил Украины (ВСУ) существенно вырасти — причем наращивание сил продолжалось даже после того, как число бойцов, принимающих участие в антитеррористической операции (АТО — так в Киеве называют боевые действия в Донбассе), превысило отметку в 50 тысяч человек. Еще важнее, что психологически военные в Донбассе уже привыкли к постоянному режиму войны, а диспропорция в количестве и составе войск и сложившаяся линия фронта попросту вынуждает обе стороны перейти в наступление. Появившиеся на этом фоне слухи об изменении формата соглашений до «Минска-3», а также очевидное нежелание Киева договариваться — накануне Петр Порошенко заявил, что никакого особого статуса Донбассу не предусмотрено, — только подстегивают ситуацию к развитию по негативному сценарию. «Лента.ру» взвесила, каким он может быть.

Разговоры о третьих Минских соглашениях отчасти провоцируются и самим руководством ополчения. Дело в том, что психологическая атмосфера в Донецке за время последнего перемирия накалилась даже сильнее, чем за зимнюю кампанию. В конце концов ополчению пришлось переселять чуть ли не весь Куйбышевский район города, более других страдавший от обстрелов со стороны ВСУ. В информационных вбросах о возможных рамках нового соглашения как раз чаще всего мелькают пункты о новом механизме отвода тяжелого вооружения.

Однако есть большие сомнения в том, что в принципе возможно выработать действующий механизм такого отвода и мониторинга. Это еще ни разу не получалось ни в одной точке мира, а уж в обстановке такого рода войны это абсолютно нереально. Тем не менее все это красноречиво подтверждает, что у вооруженных сил Новороссии (ВСН) существуют сложности чисто военного характера, из-за которых они, так же как украинская сторона, вынуждены не «разгонять» конфликт, а временно деэскалировать его. Но только временно.

Большим гуманитарным достижением считается то, что на данный момент нет боестолкновений интенсивности Дебальцево или Иловайска. То, что творилось в Марьинке и Песках, уже не считается чем-то из ряда вон выходящим, что само по себе характеризует степень привыкания общественного сознания к войне и переход военных действий на другой, более сложный уровень, требующий более объемных военных решений. Размениваться на локальные операции не хочет ни одна из сторон, но если наступательные планы ВСУ очевидны, то выбор у ВСН более разнообразен, хотя их готовность к масштабным боевым действиям нельзя назвать идеальной. Рассмотрим расстановку сил.

Преимущество планирования ВСН в том, что они могут не строить масштабных, «долгоиграющих» наступательных операций, имея перед собой вполне локальные цели, которые в то же время вполне тянут на крупные психологические и стратегические победы. Первостепенная задача руководства ДНР/ЛНР состоит в простой тактике: максимально отогнать ВСУ, а особенно дальнобойную артиллерию от Донецка, что, само собой, может привести к прорыву фронта на западном направлении, а это для Киева смерти подобно. Любой, кто знает карту местности, понимает, что за Марьинкой и Курахово на запад страны — голая степь с редкими хуторами и небольшими селами. Такую картину можно наблюдать вплоть до Днепропетровска и Запорожья, где нет никакой обороны.

Поэтому операция, которая может начаться как обычная для этой части фронта контрбатарейная дуэль, в потенциале способна перерасти в масштабное контрнаступление. Однако необходимо оговориться, что в реальности создать на этом участке перевес сил или хотя бы равенство ВСН будет крайне трудно.

Если Киев в состоянии бесконечно долго наращивать количество войск на линии фронта, то у ВСН таких возможностей нет. Даже если всем жителям ДНР/ЛНР выдать по танку, все равно равновесие достигнуто не будет. Мобилизационные возможности Киева в разы больше, сколько бы добровольцев ни прибывало в ВСН. Не уравнивает положение даже лучшая подготовка солдат ВСН и их арсенал.

В настоящий момент численность группировки Киева в регионе уже превысила 50 тысяч человек и продолжает увеличиваться. Даже если все это мобилизованные, плохо вооруженные солдаты на разваливающейся технике, количеством они все равно удерживают нужные участки фронта в постоянном напряжении.

Все нестандартные решения этой проблемы были использованы еще весной, когда наиболее боеспособные части ВСН метались по всему фронту, фактически создавая видимость большого количества войск. В силу выучки и лучшего, чем в ВСУ, положения с транспортом, эта стратегия была до определенного момента вполне эффективной. Иногда даже десять человек могли противостоять крупным украинским частям (как в Широкино), просто перемещаясь из одной части села в другую. В такой круговерти немудрено, что люди устают, старослужащие вынуждены оставаться на передовой сверхсрочно, чтобы как-то ввести в курс дела новобранцев из тыла. Помимо прочего, чрезмерно напрягается снабжение, на пустом месте растет расход топлива, а бойцов преследует множество мелких неприятностей, которые, накапливаясь, могут привести к одной, но крупной.

Отдельная проблема — ремонтные базы, которые невозможно передвинуть ближе к передовой, чтобы они не попали под огонь артиллерии. И если за период «бригадизирования» удалось хотя бы на бумаге создать две боеспособные бригады первого эшелона, то тыловые службы далеки от идеала. Это не вина, а беда ВСН, как любого воинского образования, которое формировалось с нуля. Дополнительно приходится держать довольно много людей в оперативном подчинении комендатур и службы безопасности, поскольку активность диверсионно-разведывательных групп (ДРГ) противника надо как-то пресекать. Да, в последнее время ополчение сумело резко сократить активность украинских ДРГ, но протяженность фронта и своеобразие местности все равно оставляют много возможностей для диверсий и шпионажа. В итоге работа ДРГ с обеих сторон переместилась ближе к линии фронта, где в ежедневном режиме переросла в классическую диверсионную деятельность малых групп.

Продолжаются бои за локальные, но стратегически важные объекты — в частности, объектом пристального внимания остается Луганская ТЭЦ в городе Счастье, которую до недавнего времени контролировал батальон «Айдар». Для Луганска, который так и не вышел из последствий гуманитарной катастрофы осени-зимы, стабильный контроль над ТЭЦ критично важен.

Таким образом, вся ситуация вынуждает командование ВСН искать непрямые ходы воздействия на ВСУ. Главной проблемой стала концентрация на выбранном участке фронта достаточно подготовленных сил для масштабной операции. По итогам боев за Марьинку эта концентрация происходит за счет механического втягивания в боестолкновения соседних и тыловых частей по ходу эскалации боя. В такой ситуации никакого стратегического планирования не осуществишь, бой превращается в мясорубку по схеме Первой мировой, только с другим вооружением и другими тактическими приемами.

В итоге у ополчения не остается иных вариантов, кроме как перейти к доктрине непрямого воздействия. На деле эта стратегия может означать оказание постоянного давления хорошо подготовленными частями при поддержке бронетехники одновременно на нескольких участках фронта. Дело здесь в том, что ВСУ не в состоянии определить направление главного удара. Концентрируя свои силы на двух (считая статичный участок Мариуполя, перенасыщенный войсками, — на трех), они автоматически считают весь остальной фронт «лишним». И одновременное начало боестолкновения, скажем, у Троицкого, Песков и в районе Дзержинска гарантированно введет в ступор украинских военных: ВСУ еще ни разу не удавалось успешно осуществить переброску значительных сил с одного участка фронта на другой. Начинается хаос. Кроме того, никто не даст гарантии, что бронетехника ВСУ способна пройти за раз более 150 километров, не заглохнув. Поэтому можно поставить под сомнение эффективность даже тех резервов, которые ВСУ от избытка эмоций упорно держат в Артемовске и Краматорске.

Вероятнее всего, такая атака поможет на время отучить ВСУ от попыток втягивать в локальные бои крупные силы ВСН на второстепенных участках, а кроме того, поставит под сомнение все наступательные планы Киева. Возможно и более активное использование диверсионных групп в тылу противника, особенно против артиллерийских батарей и РСЗО, а также в отношении дорогостоящих военных объектов, в частности, радарных комплексов и систем ПВО. В ряде случаев такая борьба даже более эффективна, чем прямое фронтальное столкновение.

К слову, похожая обстановка сложилась в 1994-1995 годах в Боснии, когда сербские части имели достаточно оружия и были весьма прилично подготовлены, а боснийские, наоборот, испытывали нехватку современного вооружения, но значительно превосходили сербов в живой силе. На отдельных участках такого же длинного, но очень сложного по рельефу и конфигурации фронта это соотношение порой было просто катастрофическим. Тогда генералу Ратко Младичу пришлось изобретать сложные схемы, чтобы добиться концентрации своих сил на одном выбранном для удара направлении за счет оголения других участков. В основном это давало результат, но всегда было крайне рискованным, если не авантюрным, учитывая еще и нестабильную политическую ситуацию, а иногда даже бесконтрольность некоторых отрядов.

Подобное маргинальное состояние на фронте вынуждает обе стороны к организации наступательных действий. Это только в теории подобные диспропорции ведут к ослаблению боевых действий. На практике они вынуждают одну сторону концентрировать большие массы войск на одном или двух выбранных стратегических участках (а это всегда заметно), а другую — маневрировать имеющимися резервами, чтобы точно так же нащупать у противника слабое место. Обе стороны при этом по диаметрально противоположным причинам полагают, что способны нанести противнику решающее поражение. В нашем случае к этому добавляется огромная политизация войны, когда отдельные населенные пункты приобретают чуть ли не сакральное значение и этим «притягивают» к себе войну, даже когда в ней нет практического смысла. Так было в Никишино, затем в аэропорту, сейчас в Широкино, где обе стороны несут неоправданные потери (в некоторых батальонах — до трети личного состава за последний месяц) в ничем не оправданной бойне. Это тот самый печальный случай, когда сама обстановка на фронте и вокруг него провоцирует войну, разгоняет военные действия вопреки существующим в параллельном мире политическим процессам.

Евгений Крутиков