Ватники и коммунальные плейбои

Писатель Александр Кабаков, автор романов «Невозвращенец» и «Беглецъ», младший друг Василия Аксенова, выпустил книгу воспоминаний «Камера хранения». Воспоминаний особых: рассказывая об одежде, аксессуарах и предметах советского быта, он говорит об истории России ХХ века. В книге есть главы, посвященные фарфоровым слонам и игрушкам, «треникам» и «олимпийкам», патефону и ботинкам-румынкам. По просьбе «Ленты.ру» Александр Кабаков составил список ярких примет жизни в СССР.

«Шапочка из эластичной нитки, предназначенная для поддержания в идеальном виде короткой мужской прически. Обычно ее надевали, когда волосы еще были сырые после мытья. На прямой пробор мужчины носили волосы редко, на косой или, как тогда говорили, английский, — чаще. Большинство же зачесывали гладко назад. Но все-таки сеточка — признак фатовства. В каждой коммунальной квартире был старый холостяк, такой коммунальный плейбой. Вот его-то и можно было увидеть по утрам с сеточкой на голове».

«Сейчас курение становится все более экзотическим занятием. А 30-50 лет назад все курили. Чему свидетельство — советские фильмы, где герои, тяжело переживая перед решающим партсобранием, курят в постели, что довольно пожароопасно. Вот лежит герой в майке, которую теперь называют «алкоголичкой», что оскорбительно, потому что такую майку носили все в России, да и Европе. Ти-шортки были только у американцев. Там они считались частью военной формы. Так вот человек в майке-алкоголичке, со стрижкой бокс или полубокс и с папиросой "Беломор" или, кто побогаче, "Казбек" лежит и курит одну за одной. На животе у него стоит блюдце вместо пепельницы — переживает. В те времена, когда все курили не только в кино, но и в жизни, у каждого был портсигар.

Папиросы — вещь хрупкая, и в кармане они ломались. Поэтому их перекладывали в портсигар. Портсигары носили самые разнообразные: от жестяных самодельных фронтовых с чеканкой на крышке (чаще всего это была морда овчарки) до старинных, попадавших в руки богатых людей через комиссионные магазины. Серебряные, дореволюционного изготовления, с самоцветными камнями, рисунками и иногда с довольно комичными надписями. Можно было купить и золотой портсигар. Вещь очень дорогая. Настолько, что Ильф и Петров, написавшие по идее Катаева "Двенадцать стульев", должны были купить ему, как договаривались, золотой портсигар. Они, как люди честные, его купили. Но как люди по-южному экономные, купили портсигар дамский, то есть маленький, узкий и длинный.

Люди с хорошим вкусом носили кожаные портсигары, как правило трофейные. Потом по мере того, как в моду вошли сигареты, портсигары исчезли. А теперь и само курение едва ли не приравнено к уголовному преступлению».

«Я офицерский сын, и многие мои воспоминания связаны со специфическим бытом военного городка. Целлулоидный воротничок был интересным устройством. Это такая тонкая пластиковая полоска, которая подшивалась под воротник офицерского мундира. Примечательно, что продавались целлулоидные воротнички в Военторге, но командиры запрещали их носить. Дело в том, что эта пластмассовая полоска сильно натирала шею. Зато ее было просто, быстро и удобно пришивать».

«Высокие сшитые из толстого фетра сапоги, как правило светло-кремовые. Швы (сзади, спереди и по бокам) закрыты кожаными полосками красновато-коричневого цвета. Внизу союзка (то, что на голенище) сплошь обшита кожей. И обычная для сапог подошва. В сущности, это были валенки, только тонкие и сшитые, а не свалянные. Носили их в основном снабженцы — то есть агенты по снабжению, рыщущие непрерывно по просторам социалистической родины. Их задачей было найти производство, которое выпускает товары, нужные для предприятия, которое их командировало. Такие производственные «свахи» восполняли ущербность плановой экономики».

«Если кто знает это слово, то благодаря Гоголю, который упоминает этот предмет в "Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем". У одного из героев изумительная по красоте и качеству бекеша. Это такая шуба мехом внутрь, крытая сукном, специфического покроя: сильно приталенная с широким низом. Это была кавалерийская одежда, поэтому и расширялась книзу — чтобы было удобно сидеть на лошади. Кавалерийская одежда на некавалерийском, нестройном теле, бурки и рыжеватая пыжиковая шапка — примета экипировки советского снабженца 1940-50-х годов».

«Я хочу пропеть гимн и одновременно выразить горькую обиду на то, как несправедливо сложилась судьба русской телогрейки. Это одежда, которая по многим своим качествам аналогична американским джинсам: по практичности, универсальности, удобству. Было бы прекрасное сочетание: джинсы и телогрейка. Я знаю только одного человека, который правильно носил это сочетание, — это Юра Рост. Он ходил в хороших американских джинсах, правда, подпоясанных веревкой, и в телогрейке. Но массовым такое сочетание не стало. Это обидно: джинсы завоевали весь мир, а телогрейка, в сущности, так и не вышла за пределы ГУЛАГа. Горькая судьба телогрейки созвучна горькой судьбе ее родины. Это одежда солдатская — она входила в военную форму. В ней ходили зэки, правда они носили телогрейки настолько рваные, что трудно было в них определить телогрейку. Происхождение телогрейки сыграло с ней злую шутку».

«Настольные лампы, зеленые или гораздо реже темно-красные, с цилиндрическим плоским абажуром, с металлическим медальоном по периметру цилиндра, были во всех казенных и особенно следовательских кабинетах. Обязательная примета делового помещения советского времени. Они исчезли, но некоторые удачливые любители советской стилистики находят их на чердаках и помойках и восстанавливают. Могу похвастаться, что у меня такая лампа есть».

«Галоши, за редким исключением, даже у состоятельных людей были поношенные и рваные. Причина в том, что их часто снимали и надевали, вколачивая в них ногу в ботинке. Поэтому у них быстро (буквально недели через две) отдиралась их ярко красная суконная подкладка. А потом на пятке, куда входил каблук ботинка, резина рвалась, и галоши начинали выглядеть довольно неряшливо. Деревня тогда нищенствовала и деревенские жители бежали в город. Женщины устраивались в городские семьи домработницами. Вот они-то обычно и следили за внешним видом мужской обуви и указывали владельцу галош, что те пришли в негодность и их пора бы сменить».

«Обязательный предмет меблировки середины прошлого века, точнее ее полного отсутствия. Они выполняли функцию книжного шкафа (библиотека вполне в них умещалась).

Большие библиотеки стали появляться в конце 1950-х годов вместе с так называемыми подписными изданиями, то есть собраниями сочинений. Тогда возникли большие библиотеки и чешские книжные полки, которые трудно было достать. Они перекашивались, и в них всегда застревало стекло. Но все равно купить такие было большой удачей.

А в 1920-40-е этажерка была обязательным предметом: книги, какие-то безделушки, на особо почетном месте коробочка красная с золотом, в которой флакон духов "Красная Москва", принадлежащих хозяйке. Иногда там стояли семь слонов из резного алебастра или фарфора. Чаще всего этажерка была сделана из палок бамбука с фанерными полками и скоро расшатывалась. Ее легко было опрокинуть со всеми вытекающими из этого события последствиями».

«До начала 1950-х годов по центральным улицам Москвы ходили двухэтажные троллейбусы. Это было странное устройство с очень короткими рогами. Думаю, что они были не вполне безопасны — не могло такое устройство быть устойчивым. Хорошо помню, как такой троллейбус ходил по улице Горького от центра в сторону "Динамо" и обратно. Когда на "Динамо" был футбольный матч, троллейбусы ходили обвешанные болельщиками со всех сторон».

«В городах далеко не все дома были газифицированы и пищу готовили на керосинках или примусах — таких форсунках, в которых горел керосин. Они были более или менее одинаковой конструкции. Потом появилось устройство под названием керогаз. В сущности та же форсунка, только более эффективно распыляющая горящий керосин. Примус, керосинка, керогаз выстраивались на коммунальных кухнях. Когда все приходили вечером с работы и наступало время ужина, можно было услышать ровный гул. Гудение примуса — характерная примета советской коммунальной жизни».

«Обязательный элемент декорирования той комнаты, которая была как бы гостиной, хотя какая гостиная в коммунальной квартире. Несмотря на жуткую тесноту на видном месте часто стоял фикус, а также растение, на котором созревали так называемые китайские яблочки. Коротко его называли "китайка"».

«Особого рода отношения человека времен классического советского средневековья (1930-е — начало 1950-х годов) с автомобилем. Владельцы автомобиля назывались частниками. Автомобиль покупался один на всю жизнь, и иногда он и правда всю жизнь эксплуатировался. Его довольно аккуратно собирали, он мало был подвержен коррозии, даже несмотря на очень плохую краску — железо было толстым. Вообще, советский автомобиль доказывал, что при советской системе хозяйствования возможно изготовление приличных и, как бы сейчас сказали, конкурентоспособных предметов. Но для этого нужно было, чтобы в отделе технического контроля сидел товарищ Страх. И история советского автомобиля — от вечных и по-своему элегантных "Побед" и ЗИМов к разваливающимся "Москвичам" и «Волгам» конца советского декаданса — это убедительно демонстрирует.

Когда на излете советского социализма разрешили кооперативы, прямо к забору Московского завода малолитражных автомобилей, где собирали Москвичи, пристроили сарай — кооператив, где эти же "Москвичи", вышедшие с завода и только что купленные, доводились до ума. То есть те же самые рабочие, которые работали на АЗЛК, машины разбирали и собирали заново. После этого на них какое-то время можно было ездить».

«В витринах никогда не демонстрировались товары, которыми магазин торговал. Всегда выставлялись муляжи или изображения на картоне. Что, в общем, понятно: агитировать советского человека за то, чтобы он зашел, скажем, в магазин "Мясо", не было нужды. Поэтому в витрине лежали муляжи колбас из папье-маше. Особенно узнаваемым был муляж колбасы языковой, сейчас она немного по-другому выглядит — ее срез был изображен в виде шахматной доски, в которой черные клетки символизировали кусочки печени, а белые — кусочки сала.

В витрине "Елисеева" кое-что было не муляжным, а настоящим. Например, стояли огромные фаянсовые корыта с икрой — красная двух-трех сортов, черная, зернистая, белужья, осетровая, паюсная. Но выглядела эта витрина не очень презентабельно, поскольку икра была продуктом относительно дорогим, покупали ее редко, и она засыхала.

На 1-й Тверской-Ямской до 1960-х был магазин игрушек. В его витрине стоял многоэтажный кукольный дом, в окнах которого были видны маленькие куклы. Это был такой огромный кукольный мир. Помню, что оттащить меня от этой витрины было невозможно. Разумеется, купить ни этот дом, ни его часть тоже было невозможно. Вообще, прежде всего, советский человек, придя в магазин, узнавал, что того, что он хотел купить, в наличии нет. А дальше он уже решал, как ему с этим быть».

«Автоматы с газированной водой, без сиропа и с сиропом, специальный круг с фонтанчиком, чтобы мыть стаканы. Правда, стаканов на месте никогда не было — воровали пьяницы или они бились и их не сразу заменяли. Автомат нужно было колотить о железный бок, чтобы заработал. Была газированная вода и у продавцов с тележками. Еще на улицах можно было увидеть тележки-термосы с сухим льдом внутри у мороженщиков. Реже, но встречались и тележки с пирожками. Одна такая, известная всем московским аборигенам, стояла на углу Неглинки и Пушечной улицы напротив ЦУМа. Жареные пирожки как бы с мясом, а на самом деле со всякими мясными отходами, превращенными в фарш, и с повидлом. Та еще еда, конечно, но ели с чрезвычайным удовольствием».

Записала Наталья Кочеткова