Икры патриотов

Канал «Россия 1» начал показ «Родины» Павла Лунгина — отечественной версии того же формата, по которому снят хитовый американский телетриллер Homeland. Машков и Исакова вместо Льюиса и Дэйнс, глянцевый мир наших спецслужб, миф о взрывах 1999-го — «Лента.ру» разбирается, что потерял при переносе на российскую почву знакомый всем любителям качественных сериалов сюжет.

После нескольких лет плена возвращается давно похороненный родиной офицер морской пехоты. Дома его ждут статус национального героя, повышенное внимание политиков и медиа, успевшая начать новую жизнь с близким для супруга человеком жена, выросшие без отца дети. А главное — службистка, несмотря на возмущение начальства убежденная, что вернувшийся с того света пленник завербован исламистами и рано или поздно возьмется за подготовку теракта. При ближайшем рассмотрении она, впрочем, оказывается соткана из не меньшего числа противоречий, чем объект ее наблюдения, — например, глушит биполярное расстройство таблетками и то и дело поступается должностными инструкциями.

Это эффективный, мощный сюжет — доказавший свою универсальную силу сначала в израильском сериале «Военнопленные», а затем и в американской «Родине» (Homeland). Та же история теперь разворачивается на российской почве, в «Родине» режиссера Павла Лунгина и продюсера Тимура Вайнштейна — заявлявшейся как экранизация именно израильского формата, но на деле почти дословно опирающейся на англоязычную его версию, сгущавшую двоих освобожденных пленников в одного персонажа и делавшую не менее важным героем третьестепенную в ближневосточном оригинале оперативницу. То же, по итогам первых трех серий, пока делает и отечественная «Родина», выстраивая психологически-следственную дуэль между майором морской пехоты Алексеем Брагиным (Владимир Машков) и агентом ФСБ Анной Зиминой (Виктория Исакова), уверенной, что Брагина в плену завербовал международный террорист №1 Бен Джалид.

Что уже понятно по трем сериям, показанным на «России 1»? Что сама сюжетная основа демонстрирует свою живучесть более-менее в любых декорациях: почти покадрово копируя завязку Homeland, «Родина» наследует и ее ритмичный, дерганный, быстро вовлекающий темп. Что перипетии фабулы так универсальны, что на них никак не сказываются даже отчаянные допущения по части реализма — например, всесилие российских спецслужб, мало того, что обретающихся в глянцевых дизайнерских интерьерах, так еще и способных внедрить агента в окружение катарского принца. Что Машков и Исакова способны придать определенной уникальности персонажам, позаимствованным у американского сериала вплоть до прически и вкуса в одежде, — правда, Машков с его плутовским, идущим этой роли обаянием в несколько большей степени, чем Исакова. Что все это не имеет ровно никакого значения — хотя бы потому, что происходящему в кадре, даже когда оно точно попадает в жанровый регистр и легко смотрится, не веришь ни на секунду.

Почему так? В чем врет «Родина»? Странным образом, меньше всего в ней раздражают значительные вольности в обращении с жанровой фактурой — обстоятельствами контртеррористической работы по-русски, условиями содержания пленных на абстрактном «Северном Кавказе» или правилами поведения разведчиков за границей (хотя ливанский эпизод из карьеры агента Зиминой стоит показывать в киношколах в качестве примера того, как нельзя снимать кино). С выхолощенностью, неизбывной корявостью языка, на котором разговаривают абсолютно все персонажи, смириться труднее — хотя и к ней не сразу, но привыкаешь, благо отечественное кино и телевидение, по крайней мере, в массовом сегменте, уже приучили нас к этому мутному неправдоподобному суржику и оборотам вроде того, что проскальзывает в общении Брагина с толком не знающим его сыном: «Сынок, запомни: ты не клоун».

Нет, самое возмутительное вранье в тех играх патриотов, которые выстраивают Лунгин и компания, всеми силами опираясь на костыли более качественного оригинала, неразрывно связано с ключевым решением авторов русской «Родины» — переносом действия из нашего времени в 1999-й. Дело даже не в очевидном — и не мне судить, насколько уместном — желании подверстать вымышленный сюжет к реальной трагедии того исторического момента, взрывам в Москве, Буйнакске и Волгодонске, которые в версии Лунгина, похоже станут делом рук международного исламистского заговора.

Нет, проблема «Родины» в том, что этот автоматический перенос на пятнадцать лет назад никак не отрефлексирован авторами на уровне быта, биографий, поведения персонажей — и невозможно компенсировать отсутствие этой рефлексии несколькими старыми «жигулями» в кадре. Герои Homeland живут в пространстве, с одной стороны, давно местным кино осмысленном, а с другой, отражающем их собственные характеристики — проще говоря, увидя квартиру Кэрри Мэтисон, ты про нее сразу многое понимаешь. Герои нашей «Родины» обитают на территории, к реальности не имеющей ни малейшего отношения — что только заметнее из-за того, что действие происходит в конце девяностых. Квартира Брагиных, лишенная каких бы то ни было примет времени и следов людской жизни, жилплощадь Зиминой, оформленная хипстером из 2010-х, а уж никак не женщиной из органов, чье становление прошло в Советском Союзе. И речь не только об интерьерах — но и манере одеваться (где мешковатые, плохо сидящие чиновничьи костюмы из 90-х?), говорить, существовать в кадре, наконец.

Все это вроде бы мелочи — как будто менее значимые, чем правда персонажей, диалогов и сюжетных поворотов. Но они же и составляют букву киноязыка, ее элементарную частицу. Когда же сериал врет на этом уровне, в части устройства отдельного кадра, какая разница, фальшивит ли он, пытаясь на свой, каким бы тот ни был, манер пересказать целый текст? Все равно смотреть невозможно.

Денис Рузаев