Если не Каримов, то кто?

В Узбекистане распространяются слухи о том, что с конца января президент Ислам Каримов «впал в кому и не ходит на работу». Накануне очередных президентских выборов все острее вопрос с преемником Каримова, способного сохранить в стране политическую стабильность и не допустить серьезного межкланового противостояния.

Подобное происходило не раз. Так, в марте 2003 года «Независимая газета» опубликовала статью с заголовком «В Узбекистане "похоронили" президента». «Радио "Азаттык/Свобода" (как и в нынешнем случае, со ссылкой на узбекскую эмигрантскую оппозицию) сообщало о том, что в 2009 году Каримов дважды впадал в кому и выжил лишь благодаря биостимуляторам. В 2013-м эмигрантские узбекские сетевые ресурсы утверждали, что президент перенес обширный инфаркт и практически «одной ногой в могиле». Правда, через неделю Ислам Абдуганиевич прибыл с рабочим визитом в Москву. И так далее и тому подобное...

Да, 30 января 2015-го президенту Каримову исполнилось 77 лет, что немало. Меньше, правда, чем Роберту Мугабе (90 лет), Дэн Сяопину (93 года) или Хосни Мубараку (на момент отрешения от власти ему было 83). Но современная VIP-медицина — и восточная, и западная — способна на чудеса. Поэтому не стоит удивляться, что в минувшие выходные Ислам Каримов был не только выдвинут кандидатом в президенты на съезде Либерально-демократической партии, но даже выступил на этом мероприятии с речью.

Есть, кстати, и индикатор, позволяющий с высокой точностью оценивать, происходит ли в Узбекистане что-то необычное — это активность силовиков в столице и крупнейших городах. Сейчас ничего похожего ни на улицах Ташкента, ни в Самарканде или Фергане не замечено. Армия — в казармах, работники МВД и СНБ не переходили на усиленный режим службы.

И все же Каримов не вечен. Так что же будет дальше и состоятся ли выборы?

Во-первых, президентские выборы в Узбекистане должны состояться 29 марта, и разыграть в данной ситуации азербайджанскую или венесуэльскую комбинацию (то есть скрывать смерть ключевой фигуры в течение долгого времени) не получится. Узбекистан, при всей закрытости этой страны, — общество восточное, традиционное, живущее базаром и слухами на нем циркулирующими. Важнее даже то, что ближайшему окружению президента в данной гипотетической ситуации в силу внутренних противоречий и всплеска конкуренции не удастся сохранить тишину вокруг состояния здоровья главного претендента на высший пост страны.

Во-вторых, ситуация в ближнем круге президента Узбекистана смотрится на сегодня не слишком оптимистично. С первых дней независимости, когда Ислам Каримов получил полную свободу в кадровой политике, он успел поменять вокруг себя несколько групп или поколений политиков. Эпоха влиятельных Исмаила Джурабекова (бывший вице-премьер, курировавший сельскохозяйственный блок экономики в 1991-2003 годах, неформальный лидер самаркандского клана, получивший прозвище Узбекский Танк), Тимура Алимова (советник президента по кадровым вопросам в 1997-2003 годах, лидер ташкентского клана), Закиржона Алматова (бессменный шеф МВД с 1991 по 2006 годы), Мираброра Усманова, Козима Туляганова и прочих миновала.

Сейчас вокруг Каримова нет таких «титанов», которые по влиятельности и контролируемым ресурсам в определенной мере могли как-то сдерживать, уравновешивать президента. Ислам Абдуганиевич к началу нулевых остался один, а его команда 90-х, за исключением шефа СНБ Рустама Иноятова и начальника управления делами аппарата президента Зелимхана Хайдарова, почти полностью обновлена. Ныне все окружение Каримова состоит из относительно молодых и не самых авторитетных персон.

Именно Рустам Иноятов сейчас является номером два в Узбекистане. Министр внутренних дел Адхам Ахмедбаев, министр обороны Кабул Бердиев, премьер-министр Шавкат Мирзияев, первый вице-премьер/министр финансов Рустам Азимов, генпрокурор Рашид Кадыров и хоким Ташкентской области Ахмаджон Усманов — люди из ближайшего круга президента — слабее Иноятова, уступают ему во влиятельности (в том числе и на президента) и контролируемых ресурсах. У технократов, Мирзияева и Азимова, есть немалые административные ресурсы, хотя мериться силами с группировкой СНБ они не смогут. У силовиков — министра обороны, главы МВД и генпрокурора — есть мощный силовой ресурс, но в административном плане и в аспекте потенциала личного влияния они также слабее «группы чекистов».

Сам Иноятов вряд ли станет претендовать на высший пост в стране — его политические амбиции абсолютно не ощущаются (иначе он и не возглавлял бы спецслужбу столько лет). Он будет «делателем королей», но, безусловно, учтет уроки своего туркменского коллеги, главы СОПа Туркменбаши Реджепа Сапарова и подстрахуется от любой вероятной опалы в максимально возможной степени. От его поддержки, в конечном итоге, и зависит победа нового преемника, а основными фаворитами на сегодня выглядят либо премьер, либо его первый заместитель. По инерции первого часто называют представителем так называемого самаркандского клана, а второго (в силу его происхождения из ташкентской номенклатурной семьи, бизнес-интересов и имиджа «узбекского Чубайса») — выразителем интереса клана столичного. Хотя в реальности клановая система Узбекистана, опирающаяся в своей основе на исторически сложившееся региональное деление, в нулевые годы усложнилась — прежняя структура «самаркандских», «ташкентских», «ферганских», «хорезмийских» и прочих «сурхандарьинских» не так ярко выражена, как десятилетие назад. Границы кланов постепенно утрачивают прежнюю герметичность, возникают новые ситуативные союзы, семейные и бизнес-связки.

Именно Иноятова, Мирзияева и Азимова вот уже лет десять в разных конфигурациях эксперты и упоминают в качестве возможных наследников Ислама Каримова, но, в общем-то, без особых на то оснований. Просто они ближе всего к президенту, а следующий глава государства будет избран из числа наиболее влиятельных фигур, входящих в ближний круг. Наследует президенту тот, кто окажется ближе всего к Каримову в момент его ухода (другие варианты передачи власти — российский или азербайджанский — представляются гораздо менее вероятными), и сумеет подавить или склонить к сотрудничеству ближайших и сильнейших конкурентов.

Еще два года назад список преемников разбавляли старшей дочерью президента Гульнарой (особенно эта идея нравилась западным экспертам), но после известных событий с ее опалой, домашним арестом, осуждением ее ближайшего окружения и разделом между другими узбекскими элитариями бизнес-империи «принцессы» стало ясно, что дочь президента окончательно лишена любой возможности играть какую-то политическую роль. Недавнее заявление Генпрокуратуры Узбекистана о том, что против нее возбуждено дело по обвинению в мошенничестве и участии в ОПГ, — еще один гвоздь в гроб репутации и перспектив узбекской «принцессы». Никакого политического будущего у нее нет.

Если процесс передачи верховной власти пойдет сравнительно плавно (президент медленно, постепенно отходит от дел, передавая их по частям наиболее приемлемому для себя фавориту), скорее всего, узбекская элита остановится на компромиссной фигуре, устраивающей разные кланы и группы влияния.

Проблема в том, что Каримов создал систему, которая держится лишь на нем. Если этот стержень вытащить быстро, резко, все почти наверняка рухнет с большим шумом и серьезными последствиями и для Узбекистана, и для всей Центральной Азии. Но при действующем президенте не может быть какого-то дублера. Есть серьезный риск того, что Ислам Каримов затянет с выбором преемника до последнего и может просто не успеть.

Узбекистан — государство, «сшитое» из трех составных частей: Кокандского и Хивинвского ханств и Бухарского эмирата. В республике есть проблема перенаселенной и традиционалистской Ферганской долины, вопрос Бухары и Самарканда с их многонациональным населением, «отложенный сепаратизм» Республики Каракалпакстан. И поверх всего этого — вызов политизированного исламизма и угрозы из Афганистана, а в последний год — и с территории Сирии и Иракского Курдистана.

Узбекистану все острее необходим преемник, способный не допустить серьезного межкланового противостояния. Определенные надежды внушает то, что узбекским элитам есть что терять в случае любого силового конфликта, а опыт Украины и соседних Таджикистана (гражданская война) и Киргизии (два государственных переворота) заставляет искать и находить механизмы реального консенсуса.

Андрей Грозинзаведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ