Высокие отношения Леонида Зорина

3 ноября автор «Покровских ворот», «Варшавской мелодии» и многих других популярных пьес отметил 90-летний юбилей. Леонид Зорин — это наш словарный запас последних 30 с лишним лет. А заодно — немалая часть лучших текстов послевоенной отечественной драматургии.

90-летию Леонида Генриховича Зорина в день юбилея было посвящено четыре строчки в новостном разделе Google. Включая сообщения о телеграмме от Дмитрия Медведева: «Знаменитый фильм “Покровские ворота”, в создании которого Вы принимали участие, не сходит с экранов, а монологи его героев знают буквально наизусть. Ваш неизменный ритм — одна публикация ждет своего выхода в свет, а другая доводится до совершенства на Вашем писательском столе, и это отличный пример для молодых авторов».

Сайт РИА Новости дал биографическую справку: «Когда будущему драматургу было девять лет, вышла его первая книга. Стихи юного автора понравились Максиму Горькому, и он написал о нем в статье "Мальчик", которую напечатали в газете "Правда"». В целом верно, только очерк назывался «Советские дети» и опубликовали его одновременно «Правда» и «Известия» 8 августа 1934 года — чуть больше, чем 80 лет назад:

«И вот явился поэт. Очень крепкий, красивый мальчик, возраст его — девять лет с половиной, но он казался года на три старше. Уже в том, как он поздоровался со мною, я отметил нечто незнакомое мне и трудноопределимое. Уверенные в своей талантливости, так же как и робкие, здороваются не так. В нем не чувствовалось той развязности, которая как бы говорит: “Вот я какой, любуйтесь!” Незаметно было и смущения, свойственного тем юным поэтам, которые приходят к писателю, точно школьники на экзамен. Можно было подумать, что этот девятилетний спокойно сознает свою равноценность со взрослым…»

Телеканал «Культура» показал «Варшавскую мелодию» и документальный фильм об авторе пьесы, по которой был снят этот фильм-спектакль (на основе Вахтанговской постановки) в 1969 году.

Культовых текстов, разошедшихся на цитаты, было и есть множество. Но именно Зорин в постановке Михаила Козакова (речь, конечно же, о «Покровских воротах») научил зрителя тому, что в каждый момент времени можно быть — вне опыта, знаний, званий, привычек, возраста и даже пола — кем угодно в пространстве коммунального очага у Покровских ворот, и ничего странного и стыдного в этом нет.

Дело ведь не только во фразах, которыми в нужный момент жизни мы,как птицы, поемабсолютно за всех героев. Но и в веселой науке, как на полном ходу въехать в катастрофический брак; ибо так ли напрасно возлюбленную Костика зовут Ритой, и с какого просмотра лично вы заметили, что она — более совершенная модель все той же Маргариты Павловны. И в истории о том, как сладостен бывает интеллектуальный мезальянс — вне ее возраста и его образовательного ценза; пожалуйста, пусть у них получится за кадром. И в главном споре, не разрешенном до сих пор: «Поверьте историку, осчастливить насильно невозможно». А несчастлив ли Савва Игнатьич, который, конечно, по стойке смирно? И не рознь ли счастье счастью, словно штихель штихелю? Одно дело — шпицсчастье, и совсем другое дело — боль-счастье…

Фарс, смешение жанров. Нигде кроме — только там, в написанном Зориным мире. «В этом фильме — атмосфера непредвиденных потерь. В ней живется не так серо, как живется нам теперь», — вечный Давид Самойлов, которого принято вспоминать на эту тему. И все верно через много лет, кроме, пожалуй, окраски: яркости нынче столько, как будто наши играют французскую жизнь. И все чаще хочется «Кафе-бар. Я догоню».

Леонид Зорин — это наш словарный запас последних 30 с лишним лет. А заодно — немалая часть лучших текстов послевоенной отечественной драматургии. «Талантливый мальчик, надо бы помочь», — сказал о нем Сталин Горькому. Помочь так и не собрался, чему юбиляр рад до сих пор.

С остальной властью — от царской в многочисленных пьесах до современной — ему еще интереснее. И дело даже не в том, что Зорин, слава Богу, успешный драматург: даже если что-то из полусотни с лишним его пьес не выходило, к примеру в БДТ у Георгия Товстоногова, то Рубен Симонов шел к Михаилу Суслову и ставил то же самое в Театре Вахтангова (так произошло с «Римской комедией»).

«Пускай даже ты прав, и в нем гений. У Пушкина может быть свое развитие, а у империи моей иное. Они ведь могут и не совпасть. Россия идет своей дорогой, и плохо тому, кто встанет ей поперек. Когда я принимал венец, не Пушкину я присягал, но державе». Этому тексту, который Зорин написал для роли Николая I в пьесе «Медная бабушка», наверняка симпатизировали функционеры середины 1970-х, благополучно зарубившие Зорину и Олегу Ефремову эту постановку с Пушкиным — Роланом Быковым. «Они бы хотели, чтобы Пушкина играл Дантес», — постоянно вспоминает Зорин слова пушкиноведа Натана Эйдельмана, сказанные ему шепотом на роковом для быковской работы худсовете. Тем ярче выглядит метаморфоза, произошедшая с зоринским пониманием природы власти после падения СССР.

«Я за тебя страшусь», — говорит умирающий Николай I сыну Александру в драме «Граф Алексей Константинович». «Ты должен сначала понять народ, которым будешь повелевать. Сначала пойми, а уж там благодетельствуй. Все, что я делал на сей земле, я делал единственно для него, единственно для его величия, но я свободен от обольщений. Он с наслажденьем откусит руку, которую, кажется, рад лизать. Дай лишь почувствовать ему, что в этой руке дрожит хоть мизинец».

Это уже 1992-й. Честный страх честного человека, увидевшего перемены, очередные на своем долгом веку. Кажется, единственный страх человека, на финише девятого десятка готового — «мы же с вами взрослые и трезвые люди» — встретить неизбежное каждый день. С фирменным ироническим взглядом поверх тяжелых очков, над ежедневными листиками, исписанными бисерным четким почерком: «Если при вас кто-то из литераторов скажет “мое творчество” — бегите. Даже не прощаясь».

Впрочем, своего Костика из «Покровских ворот» он отправил в небытие очень давно, проведя через несколько книг и покончив с ним самоубийством. Объясняет двумя вариантами, на выбор. Не увидел для него места в последующей жизни, еще советской — первый. Второй — «откупился».

В свои 90 Зорин безумно похож — со всеми поправками — на собственный портрет девяти лет от роду, оставленный для нас Максимом Горьким: «Прощаясь, я сказал ему, что не буду хвалить его и не дам ему никаких советов, кроме одного: учитесь, не особенно утомляя себя, не забывая, что вы еще ребенок. Он поблагодарил и, улыбнувшись умненькой улыбкой, проговорил:

— А меня какие-то профессора все убеждают не зазнаваться. Но я не дурачок. Я очень хочу и люблю учиться. Все знать и хорошо работать — такое счастье».

Счастья вам и нам, Леонид Генрихович! Мы, как Аркадий Велюров, были не на высоте. Пожалуйста, дайте возможность исправиться.

Юрий Васильев