«Это Бог помогает беженцам моими руками»

Несмотря на то что никаких государственных программ пока не существует, Поволжье продолжает принимать беженцев из Украины. Сюда едут за лучшей долей люди, которые бежали от войны. Таковых в Поволжье уже около 24 тысяч, и это только официальные цифры. Главная проблема для них сейчас заключается даже не в отсутствии работы и бытовых неудобствах. Главное — это скорое закрытие пункта временного размещения (ПВР). Квота Нижнего Новгорода составляет 5081 человек, и она уже закрыта, а ПВР сворачивают по причине антисанитарных условий и отсутствия элементарных удобств.

Мы договорились, что она подъедет за мной к гостинице, где я остановилась. Мария Щербаченко — симпатичная девушка-волонтер лет 25, которая занимается проблемами тех, кто, спасаясь от войны на Украине, бежал в Россию. В ее машине уже сидит парень из Донецка. Он три дня жил на вокзале, не зная куда податься, пока не нашел в интернете контакты Марии. «Константин переночевал у нас, а сейчас мне нужно доставить его в дирекцию по временному размещению беженцев, — говорит она извиняющимся тоном. — Потом мы сразу отправимся в Заволжье, в санаторий, который временно приютил несколько семей — там вы сможете с ними поговорить».

По дороге пытаюсь узнать, какова обстановка в Донецке и почему парень-украинец ищет приют в России, а не, скажем, в Европе. «Много трупов на улицах. Очень много раненых в госпиталях, — говорит Костя. — Без рук, без ног, с контузиями. У меня вообще-то есть друг во Франции, но он сказал, что работу я там не найду». Мы подъезжаем к месту, и парень выходит. Небольшая матерчатая котомка с вещами да сумка с документами — все, что успел взять с собой, когда уезжал с Украины.

Мы продолжаем путь. Машина забита коробками и детскими колясками — Мария везет гуманитарную помощь беженцам, ее телефон не смолкает ни на минуту. Успешная бизнес-леди в области продаж в интернете с клиентурой в 60 тысяч, бросив свое дело, она вот уже несколько месяцев безвозмездно занимается проблемами беженцев. Я интересуюсь, зачем ей это все? «Это не я, — улыбается Маша. — Это Бог помогает моими руками». Началось все с того, что она приютила девушку, которая, приехав в Нижний Новгород, попала в публичный дом. Люди, с которыми она переписывалась в интернете и позже перезванивалась, обещали обеспечить ее жильем и работой, правда, не уточнили какой именно. Когда она поняла, что именно ей придется делать, естественно, не согласилась — началось психологическое давление: «ты здесь никому не нужна и никого не знаешь, так что выбирай». Девушка нашла контакты Марии и какое-то время жила у нее.

Вообще, иногда такое случается, говорит волонтер. Недавно группу мужчин-беженцев пригласили на работу на строительный объект, но платили чисто символическую сумму, которой не хватало даже на обед. «Жаловаться люди не могли потому, что у них пока не было документов, разрешающих работать на территории России. С тех пор работодателей тщательно проверяют», — подчеркивает Мария.

Наконец, мы на месте. Санаторий-профилакторий НПО «Забота и здоровье» в городе Заволжье предоставил жилье беженцам на срок до месяца, пока те не оформят необходимые документы и не найдут работу и жилье. Подробнее выяснить не получается — появляется слегка заспанная и не очень дружелюбная Татьяна Порядина, заместитель директора санатория. Она отказывается что-либо рассказать и запрещает делать фото, грозит нарядом полиции, на командировочное удостоверение даже не смотрит. Ситуация в итоге разрешается, но настроение сильно испорчено.

Семья Дьяченко, как и большинство «местных жителей», живет в одной комнате. Две кровати, телевизор и пара стульев — вся мебель, что уместилась на площади в 12 квадратных метров. Восьмилетний Владик серьезен не по годам — у него взгляд волчонка, он никогда не улыбается и хочет домой, потому что там остались все его друзья. Он верит, что скоро все закончится. Его мама не может сдержать слез, рассказывая, как им пришлось бежать: две семьи в одной машине по лесному бездорожью и громкая музыка при закрытых окнах, чтоб не пугать детей звуками стрельбы и взрывов.

Наталья скоро родит. Уже пошла последняя неделя, и поэтому ей сделали свидетельство беженца вне очереди — раньше, чем всем остальным. Там, на Украине, остались ее мать-инвалид по зрению и отчим, они сейчас прячутся в подвале и готовят еду на керосинке. Связи с ними нет вот уже несколько дней. «Они до последнего не верили, что будет война, — плачет Наталья. — Мать отдала нам все свои сбережения, чтоб мы могли выехать». Ее мужа сейчас нет — он на поденной работе. Большинство беженцев подрабатывает, пока ждут оформления документов, благо предложений достаточно — доска с вакансиями висит в фойе санатория. Свидетельство беженца даст людям легальный статус на год, а потом нужно снова оформлять документы. Кроме того, пока не пройдет полгода, придется платить двойной налог с зарплаты — а это значит минус 30 процентов. При средней зарплате в 20 тысяч рублей нужно еще снять квартиру и содержать семью. Там, в прошлой жизни, у них осталась новая, обставленная хорошей мебелью и техникой квартира со свежим ремонтом.

К разговору присоединяется Денис Лебедев. Он тоже здесь с семьей — женой и маленькой дочкой. Им пришлось жить в подвале, когда начались активные боевые действия. Лена показывает фото: вот они пережидают бомбежку, а вот отмечают день рождения — праздничный торт со свечами в мрачном помещении как надежда на лучшее. Однако в итоге им все же пришлось уехать. Рассказывая об этом, они смеются и шутят, но мне почему-то совсем не весело — от всех этих историй становится жутко. Денис подрабатывает в похоронном агентстве и строит планы на будущее. На Украину они теперь не вернутся.

Волонтер Мария тем временем опрашивает вновь прибывших и составляет список предметов и пожеланий. В основном всех интересуют вопросы трудоустройства. Один из них — Николай (имя вымышленное, так как дома остался брат и у него могут быть проблемы, если узнают, что родственники бежали в Россию) — ищет работу массажиста. У него медицинское образование, а это значит, что, по украинским законам, он военнообязанный. «Да даже если бы я и не был военнообязанным, все равно пришлось бы идти или в ополчение или в подразделение национальной гвардии, — поясняет он. — В стороне остаться невозможно, могут расстрелять». При пересечении границы Николая спросили, надолго ли он едет, и предупредили, что если не вернется через 10 дней, то будет считаться предателем. «В общем, назад дороги нет», — разводит руками мужчина.

Уже стемнело, и нам пора возвращаться в Нижний Новгород. Мы едем обратно. Телефон Марии снова звонит без перерыва, я не отвлекаю ее расспросами, а просто слушаю, о чем она говорит: «Что? Трое взрослых и один шестилетний слабослышащий ребенок? Сейчас узнаю». Обзвонив дюжину мест и чиновников, она устало говорит мне: «Представляешь, квота Нижнего Новгорода на беженцев — 5081 человек уже закрыта, мест нет. А единственная школа в области для слабослышащих детей только у нас в городе». Через минуту Мария перезванивает: «Скажите, пусть приезжают, я оплачу им квартиру на месяц. А что дальше? Дальше, может, что-нибудь найдут»…

…По данным представителя президента РФ в ПФО Михаила Бабича, на 31 июля в Поволжском районе находятся 24 тысячи беженцев с Украины, из которых 18 тысяч прибыли самостоятельно.

Наида Алиева