Баба с возу

Модернизация системы обеспечения армии стала ключевым моментом начатой несколько лет назад военной реформы. Многие хозяйственные функции, ранее выполнявшиеся военнослужащими, были переданы на аутсорсинг структурам ОАО «Оборонсервис». В ближайшее время «Оборонсервис» планируется реструктуризировать. О целях этого процесса «Ленте.ру» рассказал заместитель министра обороны России Юрий Борисов.

Лента.ру: Юрий Иванович, насколько можно судить, реструктуризация будет сопровождаться оптимизацией структуры «Оборонсервиса». Сколько предприятий в итоге останется?

Всего в ОАО «Оборонсервис» насчитывается около 300 предприятий. Если говорить только о промышленных, то из 131 около 50 передадим, еще около 20, скорее всего, просто перестанут существовать как юридические лица. Сегодня есть понимание того, что в целом необходимо реорганизовать около 50 процентов всех предприятий. С реформами тянуть мы не собираемся: это займет года два-три. Добавлю, что еще в прошлом году состоялось заседание правительства, на котором дано поручение о фактической передаче предприятий от Минобороны в промышленность в 2014 году. Но тут возникли проблемы. Де-факто мы еще в конце 2013 года доверили промышленности управление этими предприятиями. То есть фактически отдали им на откуп формирование совета директоров, председателей советов директоров и т.п. И сначала все шло гладко. Более того, промышленность готова была забрать на этих условиях все предприятия. Но постепенно более глубокое знакомство с ними выявило, что их финансово-экономическое положение неустойчивое, долгов много. И... началось торможение.

Какова цель передачи предприятий промышленникам и за кем останутся функции текущего ремонта техники в эксплуатации?

Здесь наша позиция не изменилась — армия должна заниматься боевой подготовкой, повышением боеспособности и выполнять задачи по своему прямому назначению. А ремонтом должна заниматься промышленность. Конечно, мы разделили их функции: есть войсковой ремонт, когда с техникой нужно возиться в пределах 10 часов, и есть средний, крупный ремонт с модернизацией. Это, безусловно, прерогатива промышленности. Водораздел именно здесь, на войсковом ремонте. Логика наша такова: мы переходим к обслуживанию военной техники по контрактам полного жизненного цикла, чтобы начиная от этапа НИР до утилизации у нее был один хозяин — промышленность, а вооруженные силы должны заниматься только ее эксплуатацией. Для этого нам достаточно войскового ремонта в пределах 10 часов, поэтому мы уже восстановили ремонтные органы в войсках. Всё остальное передаем промышленности.

Но здесь у нас появилась еще одна проблема. Дело в том, что часть ремонтных органов в составе «Оборонсервиса» в основном специализировались на ремонте техники, которая давно, 5–10 лет, не выпускается промышленностью. Даже запчасти сняты с производства. Но она до сих пор находится в ВС РФ на снабжении. По этой причине промышленность и не хочет за это браться.

Мы будем искать компромиссы. У нас была высокая опасность вообще потерять этот функционал ремонта снятой с производства техники. Поэтому мы взвесили все за и против, идем на этот шаг достаточно обдуманно. Он может со стороны показаться некоторым отходом назад от нашей прежней позиции. Но на самом деле это не так. Повторюсь: я абсолютно убежден, что армия не должна заниматься производством и вопросами промышленности. Но преобразовать активы, которые сегодня промышленность не берет по тем или иным причинам, сориентировать их на ремонт снятой с вооружения техники, сделать некими островками компетенции по округам — это правильный подход. Например, у нас есть замысел создать семь бронетанковых и семь артиллерийских заводов, привязав их к военным округам именно в плане войскового ремонта. Это, может, некоторое отклонение от тех планов, которые мы год назад декларировали, сказав, что все отдаем. Но вместе с тем — взвешенное, рациональное решение, которое максимально учитывает интересы сторон.

Кто будет обслуживать арсеналы вооруженных сил?

Мы сейчас даже права не имеем передавать арсеналы из «Ремвооружения» в промышленность, потому что абсолютно точно они будут сразу же ликвидированы. А у нас выстраивается сеть новых арсеналов, и нужна преемственность: мы вводим новый арсенал, а эти будем закрывать, будем переводить туда. Конечно, поначалу это дополнительная нагрузка по охране и обслуживанию, но, мне кажется, это по-государственному и более целесообразно, чем просто рубануть с плеча и отдать.

Существенной функцией «Оборонсервиса», которую много обсуждали в том числе в контексте гуманизации срочной службы, была передача этой структуре услуг по уборке территории воинских частей. Меняется ли подход здесь?

Что касается оптимизации услуг, которые оказывает сегодня «Оборонсервис» вооруженным силам, то здесь будет определенный разворот, инсорсинг. Необходимо понимать, что аутсорсинг для нас — это, все-таки, столбовая дорога. Правильный путь. Нужно максимально освободить солдата от непрофильных функций для того, чтобы он полностью был сосредоточен на процессе обучения и боевой подготовке Но до абсурда доводить эту ситуацию тоже нельзя. Конечно, мы вернули в армию клининговые услуги — в 20 лет любой солдат в состоянии убрать за собой. Но мы же сделали этот процесс максимально комфортным: закупили пылесосы, например. Сегодня вообще ставим вопрос отказа от банно-прачечного обслуживания: зачем оно, если мы на 100 процентов оснастили все казармы стиральными машинами и душевыми кабинами?

Мы даже хотим предложить бизнесу следующие условия по обслуживанию, например, полевых лагерей: за свои деньги приобретите комплект полевого лагеря, по нашей просьбе разверните его в нужном районе и берите все обслуживание на себя — стирку, питание, канализацию и уборку. А мы будем вам платить аренду. Если заключим такой договор на 5-10 лет, то сможем уйти только на оплату услуг. Здесь, я считаю, есть здравое зерно.

Кто возьмет на себя долги «Оборонсервиса»?

Реструктурировать будем. Министерство обороны на себя точно это брать не будет. Бюджетом, который выделяется министерству обороны на оснащение и содержание вооружения и военной техники, гасить долги «Оборонсервиса» никто не собирается. Они будут погашаться за счет оптимизации и реструктуризации активов «Оборонсервиса» и их продажи по законным процедурам через Росимущество.

Просчитывался ли эффект реструктуризации? Каков размер ожидаемой экономии?

На самом деле, в течение полутора лет нашей службы все профильные органы Минобороны анализировали целесообразность сохранения тех или иных услуг в рамках «Оборонсервиса» или их передачи. По сути дела, доклад министра обороны Сергея Шойгу на селекторном совещании 3 июня, где были названы основные изменения, — квинтэссенция этой работы.

Всего мы оставляем четыре субхолдинга. Первый, под названием «Единая жилищно-эксплуатационная компания», займется строительством и ЖКХ. Долго, кстати, дискутировали — может, два сделать: по строительству и по обслуживанию? Но потом пришли к общему пониманию, что строительство и обслуживание должны быть в одних руках. Второй — «Военторг», и к нему же перейдет гостиничная сеть ведомства. Третий — «Ремвооружение». Даже есть идея после оптимизации сделать их абсолютно государственными в виде федеральных бюджетных учреждений и забрать в войска именно для войскового ремонта. Пока этот вопрос еще в проработке.

И четвертый — «Воентелеком». Его мы точно передавать никому не будем, потому что это специализированный оператор для оказания услуг связи воинским частям и соединениям, а также военным городкам. Теперь, кстати, он будет наращивать свои возможности, в том числе и в связи с присоединением Крыма. Там инфраструктура связи создается его же силами. Широкополосный доступ, современные телекоммуникационные услуги в отдаленные гарнизоны и городки — кроме него, никто этим заниматься не будет. Более того, это та ниша, которую мы из-за режима секретности вряд ли можем передать кому-то вовне. «Воентелеком» имеет дело со специфической структурой связи. Но необходимо понимать, что это не просто услуги связи, но еще и эксплуатация специализированного оборудования. Поэтому это полностью наша прерогатива.

Состав этих четырех холдингов по мере оптимизации будет и дальше сужаться. Это должно принести нам 60-70 миллиардов рублей экономии, о чем говорил министр на селекторном совещании. Для нас это очень серьезные деньги, особенно в свете нынешней финансово-экономической ситуации в стране.

Украина продолжает поставки по линии военно-технического сотрудничества?

Я еженедельно получаю доклады о срывах поставок с Украины. То есть продукция нами проавансирована или оплачена, предприятие-изготовитель готово ее передать, а ее на таможне останавливают и не пускают. Исполнявшие обязанности руководителей украинских властных структур выпустили нормативный акт о прекращении сотрудничества с нами.

Но мы со своей стороны деньги пока перечисляем исправно, в соответствии с условиями контрактов. Если обстановка не поменяется, все это будет предметом разбирательства в соответствующих судах — в контрактах все подобные ситуации прописаны.

Какие разделы гособоронзаказа пострадали сильнее всего?

По новым образцам у нас зависимость очень низкая. То же самое по всему, что в разработке и перспективное. В основном наша зависимость связана с ремонтом и поддержанием техники в исправном состоянии. По флоту и авиации — это в основном двигатели. «Мотор-Сич», конечно, это серьезно. А по «Южмашу» — мы не то что выкрутимся, по «Воеводе» (производившаяся на «Южмаше» межконтинентальная баллистическая ракета Р-36М2 «Воевода», известная также как РС-20В и SS-18 Satan —прим. «Ленты.ру») мы все вопросы решили сами. Никакой зависимости здесь у нас нет.

Что касается конструкторского наблюдения, то мы с «Южмашем» контракт не расторгли, и не будем инициировать это. Мы всегда готовы к сотрудничеству, поэтому если они по каким-то причинам конструкторское наблюдение прекратят, у нас есть чем это заменить. При этом они понесут серьезные финансовые потери. Мы же сегодня фактически перешли на режим без предоплаты: выполнили услугу — заплатили, еще выполнили — еще заплатили.

Более того, там ведь очень сложная схема: «Южмаш» как завод-изготовитель и КБ «Южное» как проектант осуществляют сопровождение «Воеводы» и продление при необходимости сроков его эксплуатации по контрактам с российскими предприятиями производителями агрегатов ракеты. То есть министерство обороны платило им, а они платили российским предприятиям.

Теперь мы исключили это, российская кооперация оплачивается напрямую нами. И поэтому мы сегодня, конечно, с большим сожалением наблюдаем, что у них происходит, но сами ничего не инициируем, не даем никакого повода на снижение уровня взаимодействия.

Как оценивается угроза утечки информации?

«Воевода» — ракета разработки 1970-х годов. Ей осталось существовать максимум до 2023 года. Все секреты этой ракеты известны. Секреты, связанные с ее техническими характеристиками, поверьте, они и так знают. Секреты технологического характера — вряд ли они им нужны, потому что за 30-40 лет технологии шагнули далеко вперед, и использовать их при разработке и производстве чего-то нового… Скажу так, — мы этого не боимся.

Более того, как я уже говорил, все перспективные образцы, которые сегодня разрабатываются и производятся российскими предприятиями, исключают украинскую кооперацию. У нас ее там нет. Там где есть — это всё образцы 1980-х годов. Так что разрыв кооперации — это бОльший удар для Украины, главным образом. Куда они почти 30 тысяч безработных денут? Мне сложно представить, кому они смогут предложить свою продукцию в таких объемах, кроме нас. Единственное, что у них может остаться, — организация сервисного обслуживания авиационных двигателей, и в первую очередь вертолетных.

Интересует программа модернизации Ту-160: неоднократно в СМИ появлялись данные, что она может быть сорвана из-за сложностей с двигателями НК-32 в Самаре.

Мы уже решили этот вопрос.

То есть к 2020 году плановые десять Ту-160 гарантированно пройдут модернизацию?

Безусловно.

Илья Крамник