Уперлись в стабильность

Российская экономика работает неэффективно — эту истину в течение года признали все высшие должностные лица страны, включая президента и премьера. Впервые за долгое время, однако, главной причиной этой неэффективности была названа низкая производительность труда. В качестве одного из способов повысить ее предлагается отказ от борьбы с безработицей. До 2013 года низкую безработицу и, как следствие, социальную стабильность правительство неизменно ставило себе в заслугу.

В текущем году стало понятно, что экономика наткнулась на серьезное препятствие к дальнейшему развитию. Хорошая — по меркам недавнего прошлого даже отличная — конъюнктура сырьевых цен (нефть практически не опускается ниже отметки 100 долларов за баррель) сама по себе рост ВВП обеспечить уже не может. В результате в этом году экономика вырастет на очень скромные 2 процента, что впервые за долгое время окажется ниже среднемирового уровня.

Экстенсивный выход из этой стагнации для России заказан. Еще сильнее нефть и газ вряд ли подорожают. Резервов рабочей силы практически нет: скрытая безработица, на которой выезжали в начале двухтысячных, крайне невелика. Как рассказал «Ленте.ру» старший научный сотрудник Лаборатории исследований рынка труда Высшей школы экономики Сергей Солнцев, сейчас, даже если сотрудник просто числится на предприятии ради стажа, он, как правило, полностью занят в какой-либо другой сфере, которая и приносит ему основную часть дохода. Это значит, что его нельзя считать выпавшим из экономической жизни страны, даже несмотря на то, что он, возможно, работает «в серую».

Не получится также дать прибавку к росту за счет создания низкооплачиваемых рабочих мест и приглашения туда гастарбайтеров. Как показывают последние события, граждане России наплыву дешевых конкурентов из бедных стран не очень-то рады. Да и пул рабочей силы из стран СНГ, которую можно было бы занять в экономике РФ, практически исчерпан. Остается только один выход — проводить модернизацию производства и тем самым увеличивать производительность труда.

В 2000-е рост производительности в России был вполне удовлетворительным, составляя в среднем около пяти процентов в год, иногда больше. Провал последовал во время кризиса 2008-2009 годов, когда производительность рухнула более чем на 3 процента. С тех пор темпы так и не восстановились до докризисных уровней и составляют в среднем около 2-3 процентов. В минувшем году, например, они оказались на уровне в 3,1 процента.

Что касается текущих показателей, то в среднем производительность в крупных компаниях составляет около 40-50 процентов от показателей ведущих мировых корпораций. Причем она довольно сильно колеблется в зависимости от конкретной отрасли. Наилучшее положение дел в ритейле: отечественные торговые сети, по данным агентства «Эксперт РА», имеют производительность на среднемировом уровне в 60 процентов. Несколько хуже статистика для финансовых организаций и металлургии. Самые слабые показатели имеют инжиниринг, а также химия и целлюлозно-бумажная промышленность — лишь немногим больше 20 процентов.

Тут, конечно, нужно сделать обязательную оговорку. После кризиса 2008 года рост производительности замедлился практически во всех странах G20, а кое-где даже произошло падение. Что и понятно: сократились инвестиции, а вслед за ними приостановился и процесс оптимизации производства, носящий перманентный характер. Однако России, как развивающейся и догоняющей стране, как раз и необходимо иметь более высокие темпы прироста производительности. Тем более что в сравнении с другими крупнейшими государствами замедление роста в РФ оказалось весьма существенным: если до кризиса наша страна шла на втором месте по увеличению производительности, то в последние несколько лет занимает только пятое место.

Долгое время высшие должностные лица РФ не обращали на эту картину внимания, поскольку казалось, что страна довольно уверенно восстанавливается после сильнейшей рецессии. В нынешнем году ситуация кардинально поменялась из-за явным образом наметившейся стагнации, что вынудило президента и правительство зашевелиться. Для того чтобы оживить экономику страны, было решено применить целую серию нестандартных мер, включая заморозку тарифов и увеличение государственных инвестиций в инфраструктурные проекты. Параллельно заговорили и об оптимизации рынка труда для достижения все той же цели — повышения производительности.

В частности, в начале октября президент Владимир Путин, выступая на инвестиционном форуме «Россия зовет!», прямо заявил, что показатели производительности в России остаются неудовлетворительными и приводят к застою в экономике. По его словам, необходимо повысить их вдвое, чтобы вновь выйти на уровень 5-6 процентов в год, который наблюдался в докризисные времена. Как именно это сделать, президент не пояснил, однако привел в пример несколько регионов (в частности, Калужскую и Белгородскую области), где производительность растет очень быстро — до 10 процентов в год.

В России часто бывает так, что глава государства «вбрасывает» какую-либо тему в качестве затравки, после чего разговор спускается на нижние уровни. Однако на этот раз Путин, напротив, стал чуть ли не последним из высших российских должностных лиц, обративших внимание на производительность труда. В апреле схожим образом высказался тогдашний министр экономического развития Андрей Белоусов, заявивший, что, если ситуация не изменится, в ближайшие пять лет Россию ждет обвал частного потребления, при котором курс рубля упадет, а инфляция резко ускорится.

В июне решение предложил министр финансов Антон Силуанов. По его мнению, экономика демонстрирует все признаки перегрева. К примеру, в стране исключительно низкая безработица. Соответственно резерв развития состоит в том, чтобы перестать бороться с этим фактором и, более того, как выразился министр, предпринять «структурные меры по сокращению численности работников».

Наконец, два месяца спустя свою позицию озвучил и премьер-министр Дмитрий Медведев, во многом повторивший слова Силуанова. В статье в «Ведомостях» он написал, что нужно уходить «от политики сохранения занятости любой ценой, независимо от экономических соображений». По его словам, такая политика могла быть уместной в кризисный период, но не сейчас. Среди конкретных целей таких преобразований он назвал государственный сектор, где отдача от инвестиций «в разы ниже, чем в сопоставимых сегментах частной экономики».

Итак, задачи определены. По сути, все эти высказывания означают, что государство делает ставку на модернизацию за счет сокращения неэффективных рабочих мест. Путин прямо об этом не заявил, но из контекста его слов можно сделать такой вывод. Каким образом это может быть осуществлено?

Наиболее простой способ — это переоборудование и технологическое улучшение рабочих мест, чтобы ту же работу выполняло меньшее число сотрудников. Банальная компьютеризация и автоматизация производственных линий зачастую способна снизить численность обслуживающего персонала в несколько раз. Между прочим, здесь кое-что могло бы сделать и само государство — например, уменьшив количество бумажного оборота. Работа людей, контактирующих с контролирующими органами, в этом случае потребовала бы куда меньшего числа сотрудников.

В то же время рассчитывать, что результатов можно будет добиться по итогам какой-то масштабной кампании, не приходится. По словам Сергея Солнцева, примеров единовременной модернизации экономики и резкого сокращения рабочих мест в мировой практике практически нет. Как правило, снижение издержек компании обеспечивали выносом производства в развивающиеся страны, что само по себе не влекло за собой модернизацию производственных процессов. Этот вариант для России не слишком приемлем, так как нефтедобычу, строительство и ритейл едва ли можно отправить на аутсорсинг в сколько-нибудь значимых масштабах.

Не стоит забывать и о некоторых особенностях российского рынка труда, радикально отличающих его от большинства зарубежных. Как рассказала в интервью «Ленте.ру» профессор Российской экономической школы Ирина Денисова, Россия еще в 1990-е годы своеобразно приспособилась к экономическим шокам. При ухудшении конъюнктуры рынка работодатель не сокращает работников, а снижает оплату труда (через снижение части оплаты, привязанной к финансовым результатам фирмы) и/или сокращает рабочее время, например, отпуская сотрудников в неоплачиваемый отпуск.

Это то самое «предложение, от которого невозможно отказаться». Сотруднику, особенно семейному, оно может не понравиться, но куда ему идти, если он работает, допустим, в моногороде? Огромное большинство людей готово смириться с потерей личных доходов, вместо того чтобы озадачивать себя поиском нового места жительства, да еще и дополнительной квалификации.

Денисова отметила, что за границей роль стабилизатора на случай кризисов выполняет система социальной защиты безработных. В России она, по сути дела, отсутствует, поскольку больше 5 тысяч рублей на бирже труда никто получить не сможет. «Система страхования от безработицы не работает эффективным посредником на рынке труда, ускоряющим и облегчающим процесс передвижения работников от старых, умирающих рабочих мест к новым. Преобладающие потоки передвижения работника на российском рынке труда — это с одного рабочего места на другое, минуя безработицу. Это не может не сказаться на портрете российского работодателя, а значит, и на средних показателях производительности труда», — подчеркнула профессор РЭШ.

Ключевой же проблемой Денисова видит недостаток конкуренции, который вызван малой активностью предпринимателей и отсутствием потока вновь входящих на рынок предприятий. Даже в тучные годы экономического роста новые места создавались прежде всего в «сером» и теневом секторах. В корпорациях же рост происходил без создания дополнительных рабочих мест.

Отсутствие конкуренции, в свою очередь, вызвано неважным бизнес-климатом в стране. «У нас проблемы с гарантией прав собственности, защитой прав в судах, верховенством права, огромная коррупция», — перечислила основные составляющие этого понятия Денисова.

К этому можно добавить и отсутствие каких-либо налоговых стимулов для модернизации, в результате чего предприятию невыгодно закупать новое оборудование, если только речь не идет о прямом расширении производства. Причем и здесь не все можно решить серией указов или законов. «Модернизационные» льготы часто используются для совершенно других целей, а эффективно проверить их выполнение затруднительно опять-таки из-за массовой коррупции.

В то время как власти размышляют о том, что бы им предпринять для роста производительности, компании решают проблемы, связанные со стагнацией, хорошо известными им способами. Так, о закрытии малоэффективных производств задумался «Евраз», а «Русал» пообещал приостановить работу четырех заводов, расположенных в европейской части страны. Судьба коллективов пока доподлинно неизвестна, но судя по тому, что их намереваются перевести на другие предприятия, сценарий с сокращением зарплаты будет возможен и тут.

Пока что наибольший ущерб от плохой мировой конъюнктуры несут предприятия черной и цветной металлургии. Но по мере того, как системные затруднения в российской экономике будут обостряться, таких примеров, очевидно, будет становиться все больше. Контролируемый рост безработицы — удобный вариант для правительства, но нет никаких гарантий того, что оно не пожертвует социальной стабильностью в отдельных городах и регионах ради будущего экономического роста, если безработица будет расти слишком быстрыми темпами.

Дмитрий Мигунов