Все умрут... И Сталин тоже?

Людмила Улицкая выпустила новую книгу чужих воспоминаний. Автор «Казуса Кукоцкого» и «Даниэля Штайна» попросила написать ей письма о своем детстве тех, кто был ребенком в послевоенные годы — с 1945 по 1953-й: «Для меня это — ровесники, для других — родители, даже бабушки-дедушки...»

«Ни история, ни география не имеют нравственного измерения. Его вносит человек, — пишет Улицкая в предисловии к сборнику „Детство 45-53. А завтра будет счастье“. — Иногда мы говорим: „жестокие времена“. Но все времена по-своему жестоки. И по-своему интересны. Сложенные вместе, отрывки из писем людей разного возраста, социального происхождения и образовательного уровня меняют отношение к событиям прошлого, расставляют акценты иные, чем те, к которым мы давно привыкли. Они показывают изнанку советского мифа, правду жизни маленького человека, которому дана одна-единственная жизнь во времени, „которого не выбирают“...»

Улицкая объединила письма в тематические главы и к каждой написала по предисловию. «Лента.ру» с разрешения издательства АСТ публикует предисловие и три письма из раздела, посвященного смерти Сталина.

Людмила Улицкая

ВСЕ УМРУТ... И СТАЛИН ТОЖЕ?

Каждый ребенок проходит через этот опыт — первого соприкосновения со смертью. Для одного это — мертвый воробей, раздавленная машиной собака, для другого — умерший отец. Человеку надо время, особое душевное усилие, чтобы осмыслить этот факт, пережить это потрясение. Тогда возникает и ужасная догадка — и я тоже умру... Страх смерти — одно из самых мощных и глубоких переживаний, очень личное, интимное, трудно передаваемое словами. Этот страх переживается большинством живущих людей, во все времена, и он мало зависит и от культурного уровня человека, и от воспитания, и от социальных обстоятельств. С древнейших времен до наших дней на эту тему написано множество томов.

Смерть уравнивает всех людей. Все люди теряют своих родителей. Иногда дети уходят прежде, и это горе всегда переживается особенно остро. Уходят друзья, учителя, близкие... Однако в жизни нашей страны в середине двадцатого века умер человек, чья смерть никого не оставила равнодушным.

Смерть Сталина — исторический рубеж, грубый шов в самом течении жизни. Полстраны рыдает, полстраны ликует. И все ждут перемен. Одни озабочены тем, как жить без Сталина? Другие уверены, что хуже не будет. Последние молчат. Страх овладел обществом, правительство в растерянности — три дня совещаются руководители страны, прежде чем объявить о происшедшей уже смерти. Так кто же умер: светоч всего прогрессивного человечества или жестокий тиран? Великий полководец или великий преступник? Шестьдесят лет уже прошло, а народ все не может решить эту сфинксову загадку...

Вера Верхогляд-Троянова

СТАЛИН РАССТРОИЛСЯ... И УМЕР

Раннее утро. Еще темно. Слушаем по радио сообщение о смерти Сталина. Я начинаю горько рыдать и все повторяю: «Как же мы будем жить без него?» Вся жизнь наша была пронизана любовью к Сталину. Учебники, художественные книги, радио — везде говорилось о том, какой он великий, какой хороший.

Иду в школу. Многие плачут на улицах и в школе тоже. Уроки проходят кое-как. Затем нас собирают в актовом зале на линейку. Выстроены все классы. Перед нами стоят директор, завуч и старшая пионервожатая. Старшая вожатая пытается открыть линейку, начинает говорить и не может, рыдает в голос. Затем пытается говорить завуч, но голос ее срывается, и она замолкает, давясь слезами. Наконец директор школы со слезами на глазах измененным от напряжения голосом говорит краткую речь.

Вся эта сцена действует на девочек. Почти все плачут. Плачут, хотя у многих из них (как я позже узнала) родители были репрессированы. Я тоже плачу, хотя росла без отца, так как мой отец тоже репрессирован. Но об этом не принято было говорить. В нашей семье мама не говорила мне много об отце и тем более не связывала его судьбу со Сталиным.

Я так верила в Сталина и любила его, что когда позже стало известно о преступлениях Берии, то я решила, что Сталин, наверное, узнал о делах Берии и так расстроился, что умер из-за этого.

Ольга Наумова

А БЕРИЯ ВСЕ ЖЕ ШПИОН!

1953 год. Болезнь и смерть Сталина. Давались подробные отчеты о его самочувствии, потом о похоронах. И вот мне попалась на глаза фотография Берии у гроба вождя. Очень-очень мне не понравилось выражение бериевского лица. Показалось даже, что он тайно ухмыляется. «Шпион!» — догадалась я и побежала к родителям рассказать об открытии. Однако родителям моя догадка совсем не понравилась. Они стали меня разубеждать, а я все стояла на своем. Они мне пригрозили (не подействовало), а потом доверительно попросили никому и никогда об этом не говорить. Я слово сдержала, но уверенность от этого не проходила, и только было странно, что такого очевидного факта никто не видит. И вдруг летом, на даче, когда я была на прогулке, меня, запыхавшись, догнала мама: «Ты знаешь, только что по радио объявили: Берия — шпион!»

Борис Наумов

«ДЕТИ! СТАЛИН — ВРАГ НАРОДА!»

Школа... Она и сейчас на улице Журова. Деревянная, скрипучая, милая. Знакомая по сучкам на дереве чердака. Знакомая запахом чего-то казенного и человеческого, нечистого. Двухэтажное здание. Туалет — засыпанные хлоркой длинные доски с отверстиями «очков». Это место было клубом детей. Здесь мы соревновались, кто выше сикнет, здесь дрались, курили, здесь показывали запретное.

Наша правильная первая учительница Анастасия Матвеевна, с пучком на затылке, с портфелем... И вдруг!!! Она вошла в класс и сказала: «Дети! Сталин — враг народа!»

Конечно, все мы знали товарища Сталина. Я мечтал о трехколесном велосипеде, но родители не могли купить (а может, не считали нужным это сделать). Помню снижение цен в апреле, и я, ребенок, чувствовал: вот! вот! Еще немного, и у меня будет велосипед! И за этим, я знал, стоит товарищ Сталин!

Когда учительница сказала про врага и добавила что-то (не помню что), я (и не я один) открыл «Родную речь», где был потрет Сталина анфас — такой красивый, в мундире, с орденом Победы и Звездой Героя.

Конечно, мы любили дедушку Ленина, но это был дедушка такой, ну, просто хотелось сесть на колени. Пусть поругает, но это же дедушка...

Товарищ Сталин для меня, для ребенка, для всех (я это видел) больше, чем папа, больше, чем дядя Степа... Это — Товарищ Сталин!

Тем не менее, открыв страницу, я начал методически тыкать пером в портрет, стараясь попасть в глаза вождю. Может быть, я идиот? Нет (подтверждаю), все делали подобное. Кто-то обливал чернилами из «непроливашки», кто-то рвал книгу...

Звонок. Перемена. Как всегда, все в коридор — бегать. Но в этот раз все бегали в сторону метрового бюста. Бюст находился в конце коридора, и когда проводились линейки, то около него стояла старшая пионервожатая и пионеры (я еще им не был), отдавали ей и бюсту «салют», то есть это место было святое.

Кто-то плюнул первый, и мы, бегая, походя, тоже плевали.

Со мной учился Шурик Боков. Его брат (старше года на два) пошел дальше. Он стащил бюст в туалет, отбил голову и вставил ее в «очко». Голова не проходила, и так как она была пустая внутри, то видно было, как в моче плавали фекалии. Каждый ребенок безо всякого зла считал, что надо сикнуть.

Я явился домой и радостно (откуда радость — не знаю) сообщил отцу, что Сталин — враг народа!

Отец переменился в лице. Гнев, неприятие, страх (дедушка был репрессирован) — я не могу точно сказать, что двигало им. Он отобрал и спрятал «Родную речь» и запретил мне говорить.

Интересно, что отец был учителем по труду в этой же школе, и как до учителей доводились директивы партии — непонятно.

Это был урок любви к «отеческим гробам». Жестокий урок со стороны взрослых, но так переписывалась страшная история.