«Тела закопали на заднем дворе»

После начала военной спецоперации председатель Следственного комитета России Александр Бастрыкин поручил расследовать преступления, совершенные украинскими военными в Донбассе. На сегодняшний день заочные обвинения в геноциде русскоязычного населения предъявлены уже 22 фигурантам. Сбором информации о военных преступлениях занимаются не только следователи. Уже несколько лет в Донбассе действует волонтерский проект «Справедливая защита», объединивший как профессиональных юристов и криминалистов, так и людей, далеких от правоохранительной деятельности. О том, как в свободное от основной работы время волонтеры проводят свои расследования и каковы шансы привлечь военных преступников к ответственности, «Ленте.ру» рассказал сооснователь проекта Иван Копыл.

«Лента.ру»: Когда вы начали фиксировать военные преступления в Донбассе?

Иван Копыл: Для меня этот проект начался 26 мая 2014 года в районе Донецкого аэропорта. Входя в состав группы журналистов (среди которых были и иностранные корреспонденты), я попал под обстрел вертолета Вооруженных сил Украины (ВСУ). В сети где-то даже видео гуляет.

Я счел, что необходимо донести до мировой общественности, что здесь реально происходит, пробиться через украинскую пропаганду, которая говорила, что мы сами себя обстреливаем.

С чего все начиналось?

Поначалу я просто бегал с камерой и снимал видео с последствиями обстрелов Донецка и других городов, выкладывал их в интернет. Но быстро пришел к выводу, что этого недостаточно.

Зачастую ведь видео от журналистов недостаточны для того, чтобы доказать определенное событие, их с другой целью снимают.

Тогда мы собрались группой юристов, специалистов-криминалистов и просто волонтеров и создали Общественную комиссию по фиксации военных преступлений. Это была, по сути, даже не организация, а просто общественная группа. Мы тогда разработали собственную методику для фиксации обстрелов и их направлений, которой сейчас пользуется Специальный центр контроля и координации (СЦКК).

А когда появилась «Справедливая защита», мы уже не просто фиксировали военные преступления, но и пытались определить предполагаемый круг ответственных за каждый конкретный случай. Чтобы не просто говорить о том, что произошел обстрел и пострадали люди, но и зафиксировать, откуда именно вели огонь, какие подразделения там находились в момент обстрела.

И я стал проводить эти расследования. Всего провел девять, два еще на подходе. Прежде всего они касаются событий 2014-2015 годов как в ДНР, так и в ЛНР. Расследования я переводил и на английский язык, отправлял Верховному комиссару по правам человека при ООН и в Международный уголовный суд.

Ответ удалось получить?

Да, Международный уголовный суд (МУС) ответил. Даже поблагодарили за проделанную работу. Однако процессы у них небыстрые. Для начала Украине дали время, чтобы проверить результаты моего расследования в своей национальной юрисдикции.

Это отняло время, так как украинские власти делать ничего не стали. Но все сроки вышли, и Международный уголовный суд сейчас готовит производство по событиям на Украине 2014-2015 годов. Следователи даже прибыли на Украину.

Но сам факт расследования радует, мы со своей стороны будем стараться поставлять всю необходимую информацию.

Как вы работаете? Каждый раз выезжаете на место или используете интернет-источники?

Фиксация это, прежде всего, выезд на место, разговор со свидетелями и фотографирование. Но нужно понимать, что сейчас в ДНР очень хорошо поставлена работа СЦКК. Они очень хорошо и качественно фиксируют последствия обстрелов, да и ресурсы у них гораздо шире, чем у любых общественников. Поэтому сейчас фиксация самого места нам не всегда нужна. В 2014-2015 годах мы старались выезжать на места сами.

Как проходят расследования?

Сначала — работа на месте. Опрос свидетелей, пострадавших. Так формировалась наша база данных. Теперь мы можем понять, где, какого числа и в какое время пострадали люди. Дальше идет сбор информации по открытым источникам. Потом мы собираем фактические доказательства, ищем осколки, осматриваем следы от них, саму воронку от снаряда. Иногда удается найти и сами неразорвавшиеся снаряды. Это позволяет очень четко определить тип орудия и направление обстрела.

Как много людей участвует в проекте? Кто эти люди?

У меня сейчас есть два помощника, это талантливые молодые ребята, которые выразили желание мне помогать. Я лично их обучал.

Очень большую помощь оказывает донецкий профессор, эксперт-криминалист высшей категории Александр Моисеев. Он помогал нам с самого начала. Все эти люди консультируют по тем вопросам, где у нас не хватает компетенций, хотя я и сам за последние годы изучил огромный массив литературы по артиллерийскому делу.

Поступает ли к вам информация о преступлениях от людей, находящихся на подконтрольных Украине территориях?

Крайне редко. В основном такие вещи попадают к нам, когда человек оказывается в безопасности. Иногда это происходит после обменов пленными или освобождения политических заключенных. Или когда населенный пункт занимает Народная милиция ДНР. Как, например, это было в Иловайске в 2014 году, когда после окончания боев за город мы узнали о убийстве гражданских лиц в школе №14 батальоном «Донбасс».

Тела закопали тогда на заднем дворе школы, мы проводили эксгумацию. Кстати, информацию тогда нам дали сотрудники ООН.

Сейчас, когда мы освобождаем территорию ДНР, нас ждет огромный пласт работы. Мы сможем расследовать факты обстрелов, убийств гражданских активистов в 2014 году. Такие примеры уже есть, на территории ЛНР освободили тайную тюрьму, где военнослужащие батальона «Айдар» держали гражданских лиц и военнопленных, пытали людей. Есть Мариупольский аэропорт, где происходило то же самое.

Одни только правоохранители с этой работой не справятся. Кроме того, опыт расследований похищений и убийств гражданских боевиками после, например, чеченской войны говорит о том, что люди не всегда идут на контакт с официальными органами власти. А с гражданскими активистами они говорить готовы.

Какие расследования вам запомнились больше всего?

Если брать истории с обстрелами, то самой важной, думаю, была история с кровавым воскресеньем в Горловке: 27 августа 2014 года там погибло более 30 человек и еще более 40 — ранено.

Мать погибшей женщины Наталья активно осаждала все инстанции, писала [пятому президенту Украины Петру] Порошенко и даже добилась возбуждения уголовного дела. Это, по-моему, единственное уголовное дело, возбужденное на Украине по факту гибели мирных граждан.

Мы старались помочь ей разобраться. Ездили на место, нашли на асфальте следы обстрела. Нашли репортаж одного из украинских телеканалов, снятый за день до события, где фигурировала заряженная установка БМ-21 «Град» (из оружия такого типа тогда обстреляли Горловку). Рядом с автомобилем находился и его расчет, который мог произвести роковые выстрелы. По видео мы также смогли четко определить место, где установка находилась, а это был именно тот сектор, откуда скорее всего и вели огонь.

Наталья сама ездила по селам и неофициально говорила с людьми. И данные, которые она собрала, привели к той же точке. С высокой долей вероятности мы можем сказать, что стреляли именно люди, показанные в репортаже.

Дело осталось лежать на полке, но все равно я считаю это расследование показательным.

А если говорить о резонансных расследованиях, не связанных с обстрелами?

Есть такое дело — оно связано с поселком Розовка в Ясиноватском районе. Оно потрясает.

Всего, по заявлениям местных жителей, тогда пропало пять человек. Три тела были найдены в окружающих водоемах, судьба одной женщины до сих пор неизвестна, а пятого мужчину нашли в колодце. Это был сын пожилой женщины, которая раньше жила в Розовке. Забрать тело украинские военные не дали.

Никаких уголовных дел по факту гибели ее сына украинские власти не завели.

Как вы считаете, удастся найти подозреваемых в гибели мирных жителей и провести полноценные следственные действия после окончания российской спецоперации?

Вся мировая практика говорит нам, что реальный суд может состояться только после победы одной из сторон конфликта. Поэтому сейчас шансы на осуждение военных преступников повысились. Тем более, российские власти говорят о денацификации Украины. В Германии же в рамках подобного процесса прошел большой трибунал, где всех этих преступников показали, доказали их вину.

Если то же самое произойдет по итогам спецоперации на Украине, это серьезно повысит шансы на сохранение мирной жизни. Германия же сейчас нормально живет. То же самое должно произойти и на Украине. Люди должны узнать правду, увидеть, что происходило в Донбассе, все эти тайные тюрьмы. Многое выйдет на поверхность и покажет, чем была на самом деле майданная украинская власть.