Иван Денисович меняет профессию.

В прокате «Иван Денисович» — экранизация повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича», осуществленная живым классиком отечественного кино, режиссером картин «Тема», «Начало» и «Прошу слова», лауреатом фестивалей в Каннах, Венеции и Берлине Глебом Панфиловым. «Лента.ру» рассказывает, какие изменения в руках Панфилова претерпел один из самых известных образцов лагерной прозы.

Артиллерист Иван Шухов (Филипп Янковский) в 1941-м участвовал в параде на Красной площади, посвященном 7 ноября. Видел на мавзолее Сталина с Буденным. Прямо из центра Москвы был отправлен на передовую. Подбил два танка подряд. Был контужен. Попал в немецкий плен. Ушел к своим, чудом пройдя по заснеженному минному полю. Немцы, глядя вслед Шухову, переговаривались, что не завидуют русскому бойцу — и не зря. Сперва свои встретили радушно, но вот потом пришли высшие чины и определили Шухова на десяточку в лагерь — как предполагаемого шпиона. Кончилась война с немцами, кончилась война с японцами, настал 1951-й. Голова Ивана Денисовича покрыта седым «ежиком», зубы сгнили, но среди живых заключенного Щ-854 держат мысли о двух дочерях, одна из которых в недавнем письме призналась, что залетела от женатого. До выхода на свободу тем временем осталось всего ничего — полторы недели, и Шухов проживает простой и «почти счастливый» день. Ничем не отличимый от предыдущих, но проявляющий в Иване лучшие качества и наполненный почти незаметными чудесами.

Солженицынская повесть «Один день Ивана Денисовича» была напечатана в 1962 году и стала первым примером так называемой «лагерной прозы», подтачивающей опоры господствующего в Союзе соцреализма. Ахматова призывала интеллигенцию учить «Один день» наизусть, а сам текст и правда оглушал — демонстративным отсутствием увлекательной фабулы, обилием деталей, из которых складывалась рутина бесчеловечного лагерного быта, вроде бы несовместимого с собственно бытием. Экранизировать такой текст дословно — задача, выглядящая невыполнимой. Тем поразительнее тот факт, что экранизация уже была осуществлена — полвека назад в Норвегии с Томом Кортни в главной роли.

Глеб Панфилов — заслуженный режиссер-классик отечественного кино — за прозу Солженицына уже брался в сериале «В круге первом», сценарий которого писатель написал собственноручно. На экранизацию «Одного дня» режиссера благословила уже вдова Солженицына, при этом давшая ему разрешение на значительные изменения в сюжете. Так Шухов, в частности, из крестьянина превратился в инженера, обрел героическую военную предысторию и благородную внешность Филиппа Янковского. И если центром повести был не человек, а чудовищная лагерная механика, то в фильме главной болевой точкой становится все-таки судьба, пусть и изложенная пунктиром.

Если представить, какой могла бы быть эта картина, реши Панфилов строго придерживаться текста, то представляется что-то в духе реалити-шоу — бесстрастного наблюдения отстраненных статичных камер за людьми, оказавшимися на грани выживания. Такой фильм наверняка производил бы сногсшибательный эффект и был бы обречен на проблемы с прокатом. Панфилов, впрочем, не идет на компромиссы с собой — он режиссер «большого стиля», которым по-прежнему владеет вполне мастерски.

Фильм начинается видовым кадром, в котором лагерь предстает сказочной деревней, затерянной в пушистом снегу. Закадровый голос Леонида Ярмольника, читающего «от автора», сообщает, что примерно так красиво это поселение и выглядит для человека, летящего из одного хорошего места в другое. На этом контрасте, заложенном в увертюре, и держится напряжение в фильме. Панфилов чередует сцены издевательств лагерного начальства, грязи и безнадеги со сценами, в которых зэков будто бы охраняют и направляют высшие силы. Разговоры о вере здесь ведутся напрямую, слово «бог» звучит неоднократно и явно не является пустым звуком ни для героев, ни для автора. Сказовый тон парадоксальным образом не только снижает градус ужаса, но и подчеркивает нереальность, бесчеловечность происходящих на экране событий, основанных на задокументированной реальности.

Главным же препятствием, как ни парадоксально, становится собственно исходный текст — вернее избыточно литературный солженицынский стиль. «Один день Ивана Денисовича» — важнейшая веха в советской литературе, но после нее были еще «Колымские рассказы», в которых Варлам Шаламов убедительно показал, что лагерный быт можно изображать совсем по-другому, не приукрашивая даже на уровне подбора слов. Сложность конструкции, которую выстроил в своем фильме Панфилов, говорит о его мастерстве, но сильно размывает цельность окончательного произведения. «Иван Денисович» почти распадается на отдельные эпизоды — «военный», «утренний», «заводской», «вечерний» — каждый из которых пытается оттянуть внимание от других. «Почти» — потому что все они все же настраиваются по камертону, которым выступает герой Янковского, сыгравшего здесь, если не лучшую, то безусловно знаковую роль в карьере. Малейшие изменения в его мимике и пластике почти всегда чрезвычайно точны и безупречно работают на режиссерский замысел. Вторая причина пойти в кино — Инна Чурикова, которая за полторы минуты в кадре напоминает лишний раз, что она величайшая русская актриса.

Что же касается самого фильма, то при всех его несовершенствах, при всех сглаженных углах, нельзя отрицать, что это едва ли не первый пример веского киноразговора о лагерях. Как и исходный рассказ, «Иван Денисович» прокладывает дорогу, показывает, что говорить на эту тему можно — причем говорить на вполне широкую аудиторию. Может быть, благодаря началу этого разговора достойную экранизацию получат и «Колымские рассказы».

Фильм «Иван Денисович» уже вышел в российский прокат

Ярослав Забалуев